Елена Жаринова - Охотник на санги
Никаких сантиментов… Если бы меня спросили, я бы завещал похоронить себя именно так.
Я подумал – и тут же понял, что вру и рисуюсь. Вид у моей могилы был заброшенный и… холодный. Вон рядом, у соседа, какого-то Васильчика – куст бузины, в цветнике рыжеют бархатцы, в углу ограды стоит тоненькая рябинка. Листья дрожат на ветру, а шелеста не слышно. И на камне, совсем небольшом, выбиты две строчки:
Но ведаю: любовь, как смерть, сильнаЛюби меня, когда меня не станет…
Поразительно… Это же стихи, которые Зинаида Гиппиус читала в своем салоне!
Впрочем, кроме душевного трепета, это совпадение ничего мне не принесло. Я занимался ерундой и понятия не имел, как управлять Кратером.
Он показывает мне то, что сам хочет. Здесь, на кладбище, я никого не увижу. Годовщина давно прошла, но где же гора увядших цветов? Придется, как это ни противно, просить помощи. Растолкать Мишкина – он говорил, что пользовался Кратером. Нет, Мишкина неудобно. Может, Фаину? Тоже некстати… Да что я волнуюсь! Наверняка в Хани-Дью полно народу, который тайком следит за оставшимися на Земле.
И в тот момент, когда я уже готов был отойти от Кратера, послышался зов. Наяву он был еще сильнее, чем во сне.
Тихо качнулись ветки бузины, и к могиле вышла женщина. Высокая светловолосая женщина в джинсах и вязаном жакете. Беззвучно отворилась калитка ограды. Женщина положила к черному камню ворох садовых ромашек. Поднесла пальцы к губам, коснулась ими мрамора. И все это – не оборачиваясь. Она стояла спиной, и я не видел ее лица.
Она или не она?
Мне так не терпелось ее увидеть, что я не стал ждать, пока она обернется. Я попытался изменить свою точку наблюдения. И сделал что-то не так, картинка резко удалилась, на нее наползли облака. А когда я снова настроился на кладбище, женщины уже не было. Только качалась ветка бузины, словно провожая ее, и маленькие солнца ромашек освещали мертвый камень.
Я сел на землю, прислонившись к Кратеру. Уже рассвело, и зажженные фары «Мустанга» выглядели нелепо. Но у меня не было сил подойти и выключить их. Пусть горят. Аккумулятор не сядет, это же Атхарта…
Ну и где мне теперь ее искать?
Собравшись с духом, я снова склонился над Кратером и мысленно распорядился: «Хочу увидеть свой дом». Кратер послушался. Сквозь облака опять приблизился город, потом дом, потом – моя комната.
Уже не моя. Мебель и обои те же, но на диване спала незнакомая парочка. В ногах у них свернулся калачиком далматин. Словно почувствовав мой взгляд, пес насторожил уши и тихо зарычал.
– Гастон, заткнись, – сонно пробормотал хозяин и пнул пса ногой. Тот проворно соскочил на ковер.
Новые жильцы… Наверное, отец сдает квартиру. Правильно, не пропадать же квадратным метрам.
Отступать мне было некуда. И я рявкнул в жерло:
– Волшебное, зеркало, покажи мне Николая Гобзу!
Вместо пятиэтажки, в которой прошло мое детство, передо мной вырос больничный комплекс. Палата на пять кроватей. На одной кто-то спал, три пустовали, на пятой лежал отец.
Эту разлуку я давным-давно пережил. Я не ждал встречи с родителями в Атхарте: родственники, чьи смерти разделены годами, встречаются крайне редко. Я раз и навсегда запретил себе думать о горе, которое причинила им моя смерть. Я успокаивал себя: мама во Владике, с внуками. У отца еще при моей жизни завелась разбитная разведенка. Они не одиноки. Главное – не терзать себя, не пялиться часами в Кратер… Но сейчас, увидев папино постаревшее лицо, я еле справился с тоской, острой, как зубная боль.
Кто говорит, что я не герой? Разве это не подвиг – наконец-то посмотреть правде в глаза?
Но отец был не один. Разумеется, его посетительница сидела ко мне спиной, но светлые волосы, заколотые наверх, я узнал. И ничуть не удивился. Это она была на кладбище. Это она меня зовет. Она меня помнит. Но кто – она?
И тут наконец включился звук.
– …Вам полезно. Они мытые, – говорила моя незнакомка.
Я узнавал ее голос – или обманывал себя? Ну же, скажи что-нибудь еще! Ну обернись!
– И к мужу ходила? – спросил, покашливая, отец.
– И к тому, и к другому. Алеше я гвоздик принесла, он других цветов не признавал. А Егору – ромашек. Я же не знаю, какие он любил.
Она повернулась – настороженно, как тот далматин. Ее лицо… Оно осталось таким же, как в школьном альбоме.
– Сурок! – заорал я, нагнувшись над Кратером так, что едва не провалился в него.
Передо мной закачались облака, жерло потемнело и вытолкнуло меня прочь.
Плевать. Я ничего не хотел больше видеть. Я шел к машине шатаясь, как будто алкоголь дал рецидив. Меня разбирал счастливый идиотский смех, и, пока не справился с ним, я стоял, опершись руками на капот.
Сурок… Моя светлая девочка. Мечта, которую я не рискнул осуществить – как когда-то смирился с провалом в Нахимовское. Моя единственная любовь, взаимности которой я так испугался. Моя новогодняя сказка. Моя драгоценность, потерянная в безалаберной суете. Первая красавица класса Асенька Суровицкая. Скромница и отличница.
Так вот о каких узелках говорила мне Фэйт на карнавале у Леопарди! Значит, и с Мишкиным мы из-за нее оказались в той роковой точке одновременно. Что-то связывало нас покрепче, чем цепь случайностей.
Я должен с ней встретиться.
Я решил – и тут же истерика прекратилась. Я сел за руль и погнал машину обратно к «Шамбале».
На крыльце офиса, обхватив колени руками, сидела Фаина. Увидев меня, она с растерянным лицом вскочила и помахала рукой.
– Привет, – бросил я.
Господи, какая же она маленькая, тощая, бледная. Впервые Фаина показалась мне дурнушкой.
– А я тебя искала, – сказала она. – Пришла к сэру Перси, и Бэзил сказал, что ты ушел с каким-то Алексом. И что, скорее всего, вы направились сюда. Но мне же не войти… Егор, Нэй исчез. Ему ненадолго стало лучше, он даже говорил со мной… Это ужасно. Я думала, я смогу помочь. Егор, мне очень плохо. Можно, я сегодня побуду у тебя?
Я пожал плечами:
– Да ради бога. Но сейчас прости, мне некогда. Очень важное дело.
Она хотела еще что-то сказать, но осеклась и посмотрела каким-то собачьим взглядом. Я мысленно отмахнулся: эти черные глаза уже не могли меня остановить.
В первую очередь я наведался в комнату отдыха. Приятный сюрприз: Мишкина нет, и бардака тоже. Лила – ранняя пташка – варит себе кофе. Она сонно и равнодушно поздоровалась со мной – значит, нашего безобразия не застала. Молодец, Лешка. И прибрался, и сам убрался.
Я сел к компьютеру и быстро нашел все данные по Асе Валентиновне Суровицкой 1972 года рождения. Потом метнулся в кабинет к Вирате, но босса на месте не было. Я набрал его номер – не отвечает. Я уселся в кресло с твердым намерением дождаться и повторял звонок через каждые пять минут.
– Ждешь Вирату, Егор?
В приемную заглянул Самир, расплываясь в приветливой улыбке. Как не вовремя… Сейчас начнет грузить меня своими новыми приключениями.
И точно.
– А я почти неделю на Земле проболтался, – похвастался он. – Представь себе картину: казино, мужской туалет. Парень стоит на коленях и молится, чтобы ему подсказали выигрышный номер. Божится, что никогда больше не будет играть.
– Кому молится-то? – полюбопытствовал я.
– Аллаху, – смущенно сообщил Самир. – Он оказался моим соотечественником. Правда, пять лет во Франции. Ну так вот, я сделал все как полагается, отправил запрос Фэйт и Натху. Вообще-то я не очень надеялся, что они разрешат помочь. Фэйт не любит игроков. Говорит, что нельзя часто испытывать судьбу. Но тут вышло так, что от этого парня зависит благополучие женщины, которой Фэйт покровительствует. Его матери… Парень болен, ему надо срочно лечиться. А он вместо этого спускает все в казино. И Фэйт разрешила не только помочь ему выиграть, но и увести из казино. Парень сам не мог поверить, что вовремя остановился. А потом я заставил его потратить деньги на врача.
– То-то светишься, как ангел, – заметил я.
– Если бы… – мечтательно вздохнул Самир. – Будь я ангелом, парень навсегда бы бросил игру. А так я просто дал ему шанс.
– И ты всю неделю проторчал в его теле? – проявил я профессиональный интерес.
– Нет. Я двое суток добирался, как ты выражаешься, на перекладных. С моим неограниченным доступом сплошная морока. Самому приходится составлять маршрут. В этот раз получилось не совсем удачно. Я вообще не понимаю, как боги доверяют нам такие решения. Разве я могу придумать лучше них?
Бедняга, ты так и не научился думать сам, снисходительно подумал я. Ей-богу, прежний Самир, мрачный бородатый шахид, нравился мне больше. Было в нем какое-то достоинство. И уж точно не было этой глупой улыбки. Как был фанатиком, так и остался, только теперь фанатично творит добро.
Он, конечно, не специально травит мою душу разговорами о неограниченном доступе, который мне сейчас ох как пригодился бы. Вирата мне его никогда не даст. Натх не позволит. Я по-прежнему у него под колпаком. А если всплывут мои английские гастроли… А вдруг Вирата вообще не пустит меня на Землю? Я уже давно не работал. Что делать тогда? Снова надеяться на поручение от Джан?
