Виктор Каменев - Абы не в пекло (СИ)

Виктор Каменев

Абы не в пекло

ВМЕСТО ЭПИГРАФА

КРИТИК: Я понять не могу: почему вы пишите о вещах, в которых ничего не понимаете?

АВТОР: Вы много чего понять не можете, таким уродились. И покажите мне пальцем хотя бы одного смыслящего в этой теме.

К: Раймонд Моуди. Слыхали о таком? Может и его книгу «Жизнь после смерти» читывали, если, конечно, читать умеете. Или сомневаетесь в том, что там написано?

А: Нет, не сомневаюсь. Моуди, говорят, записывал рассказы тех, кто побывал в состоянии клинической смерти. У всех почти одно и то же: видишь своё тело сверху, умершие ранее родственники приходят, потом свет. Есть, кстати, люди, которые в состоянии этой самой смерти ничего подобного не видели, но о них упоминать не принято — не вписываются в общую схему.

К: Не пойму я вас. Что вы пытаетесь мне втолковать?

А: Представьте себе — вы собрались в Киев. Или в Житомир. А ваш сосед или сослуживец говорит вам: у меня там дядька живёт, ты бы не передал ему гостинчик? И вообще, посмотри, как он там, я уже лет двадцать его не видел. Допустим, вы соглашаетесь. Сделав свои дела в Киеве…

К: Или в Житомире.

А: Вы просто уничтожаете меня своим интеллектом. Или в Житомире, идёте к этому дядьке. Вас долго изучают в глазок, затем вы пространно объясняете в замочную скважину, чего вам надо. Открывается дверь. Вы поправляете галстук, кривите рожу в приветливой улыбке, вытираете копыта о коврик. Но из недр квартиры стремительно вылетает чья-то рука, выхватывает у вас гостинчик и снова скрывается, а дверь с грохотом захлопывается перед вашим носом.

К: И что?

А: Нет, это я вас должен спросить: и что? И что вы расскажете своему соседу или сослуживцу о его киевском дядьке? Ну видели в прихожей полметра стены с обоями в цветочек, край вешалки с зонтом. А дальше?

К: Ни черта не понимаю. Житомир ещё приплели.

А: Люди, о которых пишет Раймонд Моуди, видели только то, что им показывали. Понимаете? И не более того. А что там, дальше — неизвестно. И никто, слышите — никто! — этого не знает. Ни попы, ни Раймонд Моуди, ни мы с вами.

К: Всё равно, пишете вы глупости, да и сами дурак.

А: Слышь, козёл, ты базар-то фильтруй!

К: Кто козёл?!

А: В зеркало посмотри — увидишь!

(Занавес. Из-за него ещё некоторое время раздаются нецензурные ругательства, звуки ударов по лицу, треск ломающейся мебели и грохот упавшего человеческого тела.)

РАССКАЗ СБИТОГО ГРУЗОВИКОМ

Надо же было такому случится, что когда я уже добежал до середины дороги, он вылетел из-за поворота. Не знаю, какую скорость показывал в тот момент его спидометр, но мне она показалась воистину космической. Разум мой отключился, отдав инициативу инстинктам; они-то меня и подвели.

Вместо того чтобы мчаться дальше, вперёд, я зачем-то рванул назад; в ту же сторону вывернул руль и водитель грузовика.

Шансов на спасение не было. Я увидел вытаращенные глаза водителя, услышал истерический визг тормозов, а затем меня шарахнуло бампером, перегнуло пополам, раскроило башку о радиатор. Не удовлетворившись этим, безжалостная механическая сила легко сорвала с места моё тело и швырнула его на асфальт в нескольких метрах от места столкновения.

Боль рвала меня на части. Я лежал навзничь, не в силах пошевелиться, а каждую мою клеточку словно драли раскалёнными клещами. Со всех сторон сбегались люди. По идее должно было быть довольно шумно, однако я ничего не слышал.

Внезапно боль ушла. Я вдруг увидел себя со стороны, лежащим на асфальте в жалком, изломанном виде, жиденькую толпу зевак, белого, как стена, водителя грузовика с сигаретой в зубах, продирающегося к месту событий гаишника.

Было ясно — мне не выжить. Но почему-то меня это совершенно не беспокоило. Как ни странно, я терзался совсем иной мыслью: ну и нафига мне понадобилось покупать целых два рулона туалетной бумаги?

Народу собралось много, все стояли в длинной, извилистой очереди, доходящей до самых дальних облаков и пропадающей за ними. Люди, как правило, молчали, пребывая в мрачном и подавленном состоянии. Впереди плакала незнакомая мне женщина. На неё не обращали внимания; она взглянула на меня и вдруг спросила:

— Как вы думаете, они могут нас вернуть?

Я пожал плечами.

В конце очереди возник здоровенный мужичара, румяный и, если можно так выразиться в данных обстоятельствах, жизнерадостный.

— Привет, дохлые! — гаркнул он. — Кто последний?!

— Ну зачем вы так? — спросила его плакавшая женщина, — Возможно, всё образуется, и мы ещё поживём.

— Ага, как же! — возбуждённо откликнулся мужичара. — С такой башкой, — он нагнул голову, чтобы все могли видеть его проломленный череп, — только жить да добра наживать. Да разве ж вам не дали направления? Тут всё написано.

И он помахал перед лицом женщины белым листочком с фиолетовой печатью.

Сейчас же выяснилось, что у доброй половины стоящих в очереди никакого направления нет, а у тех, кто его всё-таки имел, стояли совершенно разные подписи и печати.

— У меня всё правильно, — сообщал мужичара тем, кто подходил посмотреть на его документ. — Мне его ангелица в отделе кадров выписала. А вы чего стоите, уши развесили? Идите за направлениями, без них вас всё равно никуда не пустят.

Люди заволновались.

— А где этот отдел кадров? — спросили жизнерадостного мужичару.

— Там, — ответил он, махнув рукой куда-то вдаль.

Я-то думал, что всё это пространство просто кишит ангелами, но пока что ни одного не было видно. Все, кто ушёл из очереди на поиски отдела кадров, попали в какие-то длинные коридоры без начала и конца, зато с многочисленными дверями по обеим сторонам, одни из которых оказались запертыми, а из-за других в ответ на стук предлагали убираться к чёрту.

Наконец, мне удалось проникнуть в один из кабинетов, где за столом сидела усталая девушка. Не дав мне и рта раскрыть, она положила перед собой бланк направления и спросила:

— Ваша фамилия Притыкин?

— С чего бы это? — удивился я.

«Сидоров», — написала девушка и бабахнула печатью.

— А куда направление? — поинтересовался я.

— Не знаю. Там разберутся. Зайдите в сто двадцать седьмой кабинет.

Я вышел в коридор, держа в руке направление неизвестно куда на какого-то Сидорова, и отправился на поиски.

Это оказалось не таким-то и простым делом. На большинстве кабинетов нумерация вообще отсутствовала, а когда я нашёл сто двадцать шестую и сто двадцать восьмую двери, то между ними почему-то оказалась сто девятнадцатая.

По коридору слонялись ошарашенные люди. У одних направления были, у других — нет, все искали нужные кабинеты, но никто ничего не мог найти.

В конце концов я попросту разозлился. Ну сколько ещё это будет продолжаться?!

Передо мной возникла та самая женщина из очереди. Но теперь она не плакала, а робко улыбалась.

— Они сказали, что могут меня вернуть. Надо только поставить ещё две печати, — сообщила она мне. — Вы не видели здесь двести тридцать шестого кабинета?

В руке у неё была целая кипа различных справок, штук двадцать, не меньше. Я ответил, что не видел, и пожелал ей удачи.

(Забегая наперёд, скажу, что её всё-таки вернули. Она пришла в себя в гробу, давно похороненная. Там и задохнулась. Уже окончательно.)

Люди шли по коридору двумя потоками, каждый разглядывал двери кабинетов. А мной вдруг овладела полная апатия. Ну что за чушь собачья? Кабинеты, направления, очереди, печати. Почему попы рассказывают совсем другое? «Будь что будет», — решил я, после чего сел на пол, аккуратно сложил из направления на неведомого Сидорова самолётик, пустил его под потолок коридора, привалился спиной к стене и отключился.

РАССКАЗ О ТОМ, КАК СОЗДАВАЛСЯ ОпБсНС

Послание притащил серафим-дневальный. Он и так был преисполнен глубочайшего почтения, но на всякий случай апостол Пётр сообщил ему:

— Мы заняты, молодой человек.

— Приказ Царя Небесного, — робко ответил серафим и с поклоном протянул пакет.

Пётр принял послание, движением руки отпустил дневального. На пакете имелся адрес: «В Главное управление», печати при тщательном изучении оказались поставленными по всем правилам. Ломая голову над тем, с каких это пор он числится в Главном управлении, апостол Пётр беспомощно оглянулся на апостола Павла и праведников Лота и Ноя. Впрочем, все вышеперечисленные не проявили интереса к происходящему.

Приказ Царя Небесного всё-таки требовалось принять к исполнению, иначе кое-кому бы не поздоровилось. Поэтому апостол Пётр сломал печати, вскрыл пакет и вынул из него сложенный вдвое стандартный лист с отпечатанным на нём машинописным текстом. Но если появление серафима с пакетом озадачило апостола, то сам этот приказ и вовсе поставил его в тупик. Вот что прочитал Пётр: