Терри Пратчетт - Правда
– Я потрясен. Потрясен! Она твой… твой…
– Друг, – подсказала Ангва и снова глубоко вдохнула целебный пар. – Но Моркоу прав, мистер Ваймс. Я не хочу раскручивать это дело. Я сама виновата, что недооценила его. Сама вляпалась в ловушку. Через час или два со мной все будет в порядке.
– Я видел, что с тобой было, когда ты пришла в участок, – сказал Ваймс. – Ты была в полном раздрае.
– Это из-за шока. Нос просто перестал функционировать. Это было, как свернуть за угол и наткнуться прямо на Старого Вонючку Рона.
– Боги! Настолько плохо?
– Ну, может и не настолько. Давайте спустим это дело на тормозах, сэр. Пожалуйста.
– А он быстро учится, это мистер де Словье, – сказал Ваймс, присаживаясь на стол. – У него есть только карандаш и печатный станок, а все уже принимают его всерьез. Ну что же, ему придется научиться еще кое-чему. Он не хочет, чтобы за ним следили? Хорошо, мы больше не станем. И пусть пожинает плоды. Боги знают, у нас есть, чем еще заняться, кроме этого.
– Но, формально говоря, он…
– Видишь табличку у меня на столе, капитан? А ты, сержант? Там написано: «Коммандер Ваймс». Это значит, что я тут задаю вопросы, и я же за все отвечаю. Вы только что получили приказ. Какие еще есть новости?
Моркоу кивнул.
– Ничего хорошего, сэр. Собаку так и не нашли. Гильдии не дают никакой информации. К мистеру Скриппу зачастили с визитами. О, а еще Верховный Жрец Чудакулли рассказывает всем и каждому, будто бы лорд Ветинари свихнулся, потому что за день до всех событий он толковал что-то о летающих по воздуху омарах.
– Летающие по воздуху омары, – повторил Ваймс ровным голосом.
– И еще что-то насчет того, как передавать корабли с помощью семафоров, сэр.
– О господи. А что говорит мистер Скрипп?
– Он все больше толкует о новой эре в нашей истории, а также о том, что вернет Анк-Морпорк на путь ответственного гражданства, сэр.
– Это что, тоже омары какие-то?
– Это политика, сэр. Похоже, он хочет возвратится к ценностям и традициям, которые сделали наш город великим, сэр.
– А он знает, что это за «ценности и традиции»? – уточнил потрясенный Ваймс.
– Полагаю, да, сэр, – ответил Моркоу, сохраняя непроницаемое выражение на лице.
– О боже. Уж лучше бы были омары.
С темнеющих небес опять сыпался мокрый снег. Мост Незаконнорожденных был более-менее пуст; Вильям прятался в тени, опустив шляпу себе на глаза.
Наконец, из ниоткуда раздался голос:
– Итак… ты свой клочок бумаги принес?
– Глубокая Кость? – спросил Вильям, внезапно вырванный страхом из состояния задумчивости.
– Я отправил к тебе… посланца, – сказал секретный информатор. – Его зовут… его зовут… Триксибелл. Просто иди за ним, и все будет о'кей. Готов?
– Да.
«Глубокая Кость видит меня, – подумал Вильям, – он где-то совсем рядом».
Из тени выбежал Триксибелл.
Это был пудель. Более или менее.
Служащие Le Foil du Chien, собачьего салона красоты, сделали все, что могли, мастера были готовы на что угодно, лишь бы из помещения поскорее убрался Старый Вонючка Рон. Они стригли, сушили, завивали, укладывали, наряжали, красили, заплетали и мыли шампунем; только маникюрщица заперлась в туалете и отказалась выходить оттуда.
Результат их трудов был… розовым. Не только розовым, конечно, но… интенсивность цвета доминировала над всем прочим, даже над стриженым хвостом с кисточкой на конце. Спереди пес выглядел так, будто им выстрелили из пушки сквозь розовый пушистый мяч, и он застрял посередине. Потом еще был блестящий ошейник. Он блестел слишком сильно; иногда стекло вынуждено блестеть ярче бриллианта, потому что больше нуждается в самоутверждении.
В общем, получился не столько пудель, сколько нечто искаженное пуделеподобное. Вроде бы все признаки указывали на пуделя, но в целом вышла устрашающая тварь, от которой хотелось держаться подальше.
– Тяф, – сказало это существо, с его голосом тоже что-то было не так.
Вильям понимал, что такие собаки должны тявкать, но эта конкретная, он был уверен, нарочно сказала «тяф».
– Хорошая… – начал он, и неуверенно закончил: – …собачка?
– Тяф, тяф-тяф, фу-у-у, тяф, – сказала собака, и пошла прочь.
Вильям задумался, что значит «фу-у-у» и решил, что пес просто чихнул.
Собака протопала по грязи, а потом исчезла в переулке.
Через секунду его морда опять возникла из-за угла.
– Тяф? И-и-и-и?
– О, да. Извини, – сказал Вильям.
Триксибелл провел его по скользким ступенькам на тропинку вдоль реки. Она была засыпана всякими отбросами, а то, что оставалось никому не нужным в Анк-Морпорке, действительно было отбросами. Солнце редко заглядывало сюда, даже в ясный день. Тени были леденящими и мокрыми одновременно.
Тем не менее, под темными бревнами моста горел костер. Когда его обоняние впало в панику, Вильям догадался, что нанес визит Команде Лицемеров. Тропинка была заброшенной, Старый Вонючка Рон и все прочие были заинтересованы в том, чтобы она такой и оставалась. У них нечего было красть. Им абсолютно нечего было беречь. Время от времени Гильдия Нищих пыталась изгнать их из города, но без особого энтузиазма. Даже нищим нужен кто-то, на кого можно смотреть свысока, а команда была так далеко внизу, что иногда, с определенной точки зрения, казалось, будто они некоторым образом на вершине. Кроме того, Гильдия уважала истинное мастерство, а никто не мог плеваться и харкать лучше Генри Гроба, никто не мог быть более безногим, чем Арнольд Бочком, и никто в целом мире не мог вонять так, как Старый Вонючка Рон. Он мог бы использовать скаллатиновое масло вместо дезодоранта.
У Вильяма мелькнула мысль, что теперь он знает, где скрывается Гаффс.
Смехотворный розовый хвост Триксибелла исчез в груде старых коробок и картонок, которую команда называла «Что?», «Бляха-муха!», «Тьфу!» и Дом.
Глаза Вильяма уже слезились от вони. Ветра под мостом не было. Он пробрался в круг света от костра.
– О… добрый вечер, джентльмены, – пробормотал он, кивнув смутным фигурам у зеленоватого огня.
– А теперь давай посмотрим, какого цвета твой чек, – скомандовал из тени голос Глубокой Кости.
– Он, э, грязно-белый, – сказал Вильям, достав чек.
Чек взял Человек-Утка, и внимательно его изучил, существенно добавив грязи к белизне.
– Вроде он в порядке. Пятьдесят долларов. Подписан, – сказал он. – Я объяснил моим друзьям, что такое чек, мистер де Словье. Это было непросто, имейте в виду.
– Ага, и если мы не сможем обналичить его, мы придем к вашему дому! – пригрозил Генри Гроб.
– Э… и что? – спросил Вильям.
– И останемся там, навсегда! – сказал Арнольд Бочком.
– Глядя на прохожих неприятным взглядом, – добавил Человек-Утка.
– Будем плевать им на ботинки! – внес свою лепту Генри Гроб.
Вильям постарался не думать, что скажет об этом миссис Секретум.
– Могу я теперь увидеть пса? – спросил он.
– Покажи ему, Рон, – скомандовал Глубокая Кость.
Тяжелое пальто Рона распахнулось, явив взглядам Гаффса, моргавшего в свете костра.
– Он все время был у тебя? – изумился Вильям. – Вот так вот просто?
– Бляха-муха!
– Кто захочет обыскивать Старого Вонючку Рона? – резонно заметил Глубокая Кость.
– Верно, – согласился Вильям. – Чертовски верно. Или обнюхивать его.
– Теперь, не забывай, что пес не молод, – сказал Глубокая Кость. – И он, в общем, не мистер Мозг, если уж на то пошло. Мы, говорящие собаки… не говорящие собаки, – поспешно поправился голос, – а если мы говорим о собаках, я имею в виду, – то не следует ожидать от него философских трактатов, вот в чем дело.
Увидев, что Вильям смотрит на него, Гаффс старчески помахал лапами.
– Как он попал к вам? – спросил Вильям, пока Гаффс обнюхивал его руку.
– Он удрал из Дворца прямо под пальто к Рону, – пояснил Глубокая Кость.
– И это было, как вы верно отметили, последнее место, где его стали бы искать, – заметил Вильям.
– Придется тебе в это поверить.
– Там его не мог найти даже оборотень, – Вильям достал блокнот, открыл новую страницу и написал: «Гаффс». – Сколько ему лет?
Гаффс гавкнул.
– Шестнадцать, – перевел Глубокая Кость. – Это важно?
– Это для газеты, – пояснил Вильям.
Он написал: «Гаффс (16 лет), бывший обитатель Дворца, Анк-Морпорк».
«Я беру интервью у пса, – подумал он. – Человек беседует с собакой. Это почти новость».
– Итак… э, Гаффс, что случилось перед твоим бегством из Дворца? – спросил он.
Спрятавшийся где-то Глубокая Кость заскулил и зарычал. Гаффс приподнял одно ухо и зарычал в ответ.
