Роман Тус - Звериный футбол
— А где это мы?
— А ты у Фредрика спроси, вон он надувшийся рядом идет.
— Какой Фредрик? — наморщив лоб, переспросила Лида.
— А вот это мы уже у тебя спросить хотим. Где ты ночевала, с кем, что делала, и еще порядка ста вопросов нон стоп. Правда Лёня? — тот энергично закивал головой, показывая кулак жене. Лида обиженно засопела, но промолчала.
— Прямо пойдешь, х… найдешь. Налево пойдешь, хм налево тут вообще непонятно что написали на указателе. Направо пойдешь, коня потеряешь. У нас нет коня, так что мы пойдем направо.
— Куда поперлись? Я говорю направо. Какого черта, тут же написано на немецком налево пойдешь целку потеряешь, хотя вам то уже пофигу. Тпру лошадки американские — двое из «шведского дома» остановились, раздумывая над моим предложением. Затем развернулись и пошли в мою сторону.
— А кто это определил, что нам направо нужно, ты? Давайте проголосуем — предложила Лида.
— Всё расскажу — шепнул я Фредрику. Таким образом, избирательная комиссия неизвестного района г. Инбсрука с помощью компьютерной программы подсчитала количество голосов избирателей. Два против одного в мою пользу.
— Я тебе дома устрою — зашипела Лида на мужа.
— Угрозы в адрес избирателей зафиксированы на избирательном участке и будут отражены в протоколе — показал я язык шипящей.
Улицы становились больше и оживленней, если это можно сказать по отношению к такому маленькому городу как Инсбрук. Значит мы, то есть я, выбрали правильное направление, америкашки опять ошиблись. Пошли бы по их пути, точно в каком–нибудь Ираке оказались. В итоге труппа артистов захудалого цирка добралась до автобусной станции и до своего отеля.
День разгорался, самочувствие улучшалось с каждой новой струей холодного душа, льющегося на мою уже седую квадратную голову.
В дверь снова стучались. Какая настырная нация эти американские господа, у них там что по две печени выдают.
— Хрен вам а не Иран — крикнул я через дверь.
— Выходи алкаш, ужас что в городе творится. Надо срочно в Фан–зону выдвигаться.
— И это вы меня алкашом называете. Я шашлыки в домах не жарю и по ночам к шведским семьям не подкладываюсь — дайте хоть одеться, что мне голым идти. В коридоре сопели, держась за руки как дети, мои близкие и милые америкашки.
— Как дела Фредрик — сказал я одному из них.
— Хорошо, это вам не в шкафу спать — ответил он мне, показывая язык.
— Хочу заметить, что спать в шкафу это самое безобидное из того что вы там вытворяли.
— Вопрос спорный, шашлыки жарить на столе ты предложил — съязвила Лида.
— Не может быть — неуверенно ответил я, увлекая за собой к выходу неугомонную парочку.
Шведов в городе прибавилось еще тысяч на пятьдесят. Наша символика также чаще мелькала на этих желтых улочках. Ибрагимовичей было несказанно больше, но мы не сдавались.
Предлагаю вначале пойти в парк посидеть, развеяться, а не сразу заливать в топку, возражения не принимаются — топая в сторону парка, не оборачиваясь, бросил я. Сзади недовольно засопели дружки. Можно было и не говорить, куда идем мы с пятачком, и так понятно. Продравшись через кусок Фан–зоны, заполненный под завязку шведскими болельщиками, проскочив с трудом арку церкви мы остановились понаблюдать за музыкантами, по виду русскими, которые собирали аппаратуру.
— Это кто такие — спросил я у девушки, стоящей около сцены.
— Петр Налич — ответила благоговейно девица.
— Какой простите калич? — улыбнулся я.
— Ну что вы в самом деле, песню в интернете не слышали — гитар, гитар, гитар. Как же, какой к черту интернет, если сзади в предвкушении обеда и спиртного сопят звездно–полосатые с русским отливом.
— Гитар, гитар, гитар, кам ту май будуар — напела девица. Незатейливый мотив, этакий цыганский «бумер» Сереги. Вполне подходящая песня для вечерней тусовки на чемпионате Европы российских болельщиков.
— Чего встали хлопцы, сказал же в парк идем…Какие к черту днем песни. В парк на променад перед обедом. А засуетились, услышали знакомое слово обед и затряслись.
— Если я сейчас слово «трубы» назову — так вас вообще трясти будет. Горят трубы?
— Горят!
— Самому тяжело — но парк в первую очередь, не уподобляйтесь Борису Николаевичу, царь ведь не гулял совсем.
В парке по тропинкам прогуливались различные группы болельщиков с барабанами и без, с трубами и трещотками, в красных майках, белых майках, желтых майках, японцы с фотоаппаратами, размеренные австрийцы, несколько немцев, один товарищ в оранжевой майке голландской сборной, один господин в хорватской футболке, которого все русские болельщики бурно приветствовали, два моих дружка американца, я, уборщики парка, молодые мамы с детьми, куча турок. Гуляли с пол часа, любуясь возвышающимися горами и пытаясь определить место вчерашнего сабантуя, вглядываясь в горы, не видно ли там, в этом месте, вспышек полицейских мигалок. Я при этом еще и успевал обходить большие кроны деревьев, а то вдруг опять на голову что–нибудь упадет. Береженного бог бережет. Не упало, странно.
— Хозяин, обедать пора?
— Что за сарказм, Фредрик, зовите меня просто мастер.
— Лида, вы тоже хотите откушать лобстеров с фуа–гра?
— Я и перловку могу с пивом — хриплым голосом заявила мадам.
— А что у вас в Америке культивируется перловка. Убейте меня, но не видел я что–то в Мак — Дональдсе гамбургера с перловкой.
— Очень смешно, надоели вы мне, идите за мной идиоты — Лида решительно зашагала к выходу из парка.
— Что остается делать, когда девушка просит. Фредрик за мной, давай шевели батонами алкаш.
— Сам алкаш, а я просто выпиваю за здоровье, и не Фредрик я никакой — хмыкнул Леонид.
— Фредрик, Фредрик, а вот здоровье твое вызывает определенные опасения, пить меньше надо.
— И это мне ты говоришь? — догоняя жену, крикнул поклонник шашлыка.
Снова отправимся в наше место, или для приличия сходим в какое–нибудь другое — умозаключил я, рассматривая как две группы болельщиков — шведские и почему–то итальянские играют около парка на импровизированной площадке для мини футбола.
Снова — ответили демоны.
— Краткость сестра таланта, хотя к вам это не относится.
В нашей жизни ничего не меняется, так мне говорил друг, когда мы посылали его за одной бутылкой, а он приносил сразу три, чтобы не бегать еще раз.
Вообще человек привязывается к определенному месту. Вот сколько помню своего друга Константина, так тот когда напьется, хоть к подъезду его дома подводи, хоть в лифт заводи, хоть в дверь позвони, а все равно проснется на своей любимой скамейке около подъезда.
Или все тот же Коко, как называет его сын, в деревне в том же состоянии всегда засыпает на поддоне около печки. Вот как человека тянет на насиженные места. И этих вот двух, только что вставших на две ноги, питекантропов тянуло в то же место — любимый Элферхаус. Каюсь и меня тянет, так что ничем особенным я от них не отличаюсь, но борюсь с собой, пробую изменить жизнь, бросить пить, поменять насиженные места, явки и пароли, глотнуть свежего воздуха, а не того о чем вы подумали.
— Не толкайся — полетев на землю, завопил я Фредрику — Леониду — мешаешь мне думать, смотри куда прешь алкоголик. Где–то сбоку звякнуло разбитое стекло, наверно наши болельщики веселятся.
— Я не хотел, засмотрелся на герб — подняв голову вверх ответил мне Леня, смотря как в верхней части их рейхстага гордо реял двухголовый орел с гербом города.
— Ну ладно, простим вас на первый раз, но смотри я в гневе страшен — приняв руку товарища, поднялся я.
— Я домой дорогу так не знаю, как до этого Инсбрукского штаба — ворчал я, напоминая при этом старую бабку — и вообще я капучино возьму — неуверенно закончил мысль.
— И мы капучино — еще более неуверенно ответила Лида.
Фредрик сразу решил промолчать, понимая, чем все это может закончиться. Вообще, если я человек привычный, то на горизонте моих американских друзей уже вовсю маячит больничная палата с капельницей для промывания печени.
Кто помнит, когда последний русский человек смотрел какое–нибудь спортивное мероприятие на сухую. Был ли вообще такой человек? И где тогда стоит ему памятник.
Как все это начинается, применительно к нашему многострадальному футболу. Ты всегда веришь, что сегодня наша сборная под руководством очередного доморощенного специалиста с усами или без, с петушком или с лысиной, уходящего во время матча, или нервно курящего, выиграет. Я начинаю верить, что были люди, которые не пили при просмотре нашей сборной, года этак до 1960, возможно и в 1988 не пили, но там был Лобановский. А потом наступили черные времена. В дело шло всё — водка, пиво, медовуха, коктейли, сивуха, самогон, сами игроки при этом не отставали вовсю раскуривая кальян, запивая его виски.
