Смерть и прочие неприятности. Орus 1 (СИ) - Сафонова Евгения

— Я как раз собирался обсудить этот момент, — подал голос ничуть не смутившийся Герберт.

Ну да, подумала Ева. В конце концов, неловко как-то сразу начинать представление суженой со слов «знакомься, брат: твоя немножко мёртвая невеста».

— Так тебе удалось, — проговорил Миракл едва слышно. Разжав руку, медленно опустил её, глядя на Еву так, словно вдруг увидел привидение (хотя, учитывая, что с привидениями керфианцы были на короткой ноге, для них подобное сравнение не являлось особо актуальным). — Ты поднял её. Она умертвие.

— Да. Сохранившее душу, разум и магический дар. — Герберт неслышно подошёл ближе. — То, о чём до меня только мечтали.

— Ты поднял её, — повторил юноша. Глубоко, мерно выдохнул. — Уэрт… ты совсем рехнулся?

Некромант снова ничуть не смутился. И взгляд брата встретил совершенно спокойно.

— Айрес убила её. По-твоему, я должен был оставить её гнить в лесу? — Герберт кивнул в сторону Евы, пока не решавшейся вмешаться в разговор. — Можешь спросить у неё: она вряд ли была бы этому рада.

— Хочешь сказать, ты о её благополучии пёкся, когда её поднимал? Это можешь рассказывать кому угодно, только не мне.

— Теперь пекусь.

Кивок Миракла в сторону мёртвой невесты зеркально отразил жест Герберта.

— Посмотри на неё. Она — кукла, пляшущая по твоим приказам, обречённая выполнить задачу и упокоиться. Ты считаешь это милосердным? Ты считаешь это нормальным — мёртвая Избранная, спасительница поневоле?

— О, поверьте, лиэр Миракл, — успешно скрыв обиду за усмешкой, произнесла Ева, — моему своеволию позавидует кто угодно. Включая, возможно, вас. — Когда на неё обратили внимание, за которым не слишком хорошо прятали вновь прорезавшийся скепсис, её усмешка превратилась в обезоруживающую нежностью улыбку. — Я действую по собственному желанию. И Герберту помогаю сама. Порой даже тогда, когда он сопротивляется.

Она очень старалась, чтобы имя прозвучало вырвавшимся непроизвольно.

Судя по реакции Миракла, так оно и вышло.

— Герберту?

— Ох, простите, — очень естественно спохватилась она. — Уэрту, конечно. Я так его называю. Гербеуэрт — трудное для выговора имя, а «господином» я его именую лишь в моменты, когда хочется назвать кем похуже. И своё сокращение придумала прежде, чем узнала, как его называют… те, кто к нему близок. — Она иронично развела руками. — Хотела бы сказать «друзья», но их у него, как вы знаете лучше меня, приблизительно ноль.

Лиэр Совершенство покосился на некроманта, при этих словах убедительно изобразившего мраморную статую. Зачем-то посмотрел на стол за спиной Евы.

Потом — на её опущенные пальцы, по которым бледным лазурным кружевом вились разводы от высохшей целебной настойки.

— Трудно в это поверить. Но ещё труднее — в то, что Уэрт велит своему умертвию вести себя с собой настолько фамильярно, — хмыкнув, признал он. — Да ещё прикажет латать свои царапины. Если, конечно, за минувшие с нашей размолвки годы его не подменили. — Глаза юноши немного смягчились. — Однако если он пообещал вам жизнь в обмен на… ваши услуги — как не жаль мне вас огорчать, он лжец.

— Я собираюсь её воскресить, — прохладно сообщил Герберт.

— Мы оба знаем, что это невозможно.

— До меня и разумные умертвия считались невозможными.

Миракл помолчал — видимо, понял, что этот довод крыть ему нечем.

— Даже если бы я тебе поверил, даже если бы собирался… вдруг, чисто теоретически… провернуть то, о чём ты говорил, — произнёс он затем, — я бы поблагодарил тебя за столь щедрое предложение, как и за твои услуги. И ответил, что всё это мне ни к чему. — Слова прозвучали так безмятежно, учтиво и одновременно непреклонно, что Ева невольно восхитилась его воистину королевской манерой держаться. — Вздумай я затеять подобное, я бы опирался на тех, кого я знаю. В ком уверен. На живых, а не на мёртвых — не принимайте близко к сердцу, лиоретта, ничего личного. И следовал бы плану, который выработал со своими людьми. Надёжному, в отличие от слов человека, жившего за сотни лет до моего рождения.

— Я знаю, что ты не веришь в судьбу. Но я верю. — Вернувшись за стол, Герберт опустился в кресло; лишь по тому, как медленно и плавно он откинулся на спинку, Ева прочла, насколько же он вымотан. — Послушай, я делаю… мы с ней делаем… всё, что нужно касательно пророчества. Сами. Тебе останется лишь в должный момент красиво выйти с ней под руку и представить людям своей невестой, не более. Я не требую от тебя отказываться от своего плана, и не думаю, что тебе придётся его корректировать. Просто… учитывай это. Вот и всё. — Одними глазами он указал на девушку, неподвижно застывшую у края тёмной старой столешницы. — Народ ждёт её. Сам знаешь. Если в нужный момент она не окажется подле тебя, у людей могут возникнуть… сомнения.

— Любая смена власти влечёт за собой разочарованных. Тех, кто ждёт, что при новом короле золото рекой потечёт прямо им в карманы, а потом понимают, что лично для них либо не изменилось ничего, либо изменилось слишком мало. — Миракл отвернулся, и в голосе его прорезались утомлённые нотки. — Материи, которые меняются, международные отношения, игры в верхушках власти, о которых внизу обычно даже не имеют понятия — это для них слишком сложно и непонятно, в отличие от монет в своём кошельке и цены на хлеб в ближайшей булочной. Честная беспристрастная машина власти может напугать их больше, чем прикормленные взяточники, к которым они подобрали ключик. Свобода слова способна привести в растерянность, ведь они уже привыкли жить в клетке. — Он неторопливо прошёлся по комнате, ступая по ковру мягкой, пружинящей тигриной походкой: столь мягкой, что шагов почти не было слышно. — Этот народ готов покупаться на речи о жертвах во имя величия страны, стоя голодными по щиколотку в крови, если только эти речи будут произнесены достаточно убедительно. Уже покупался и, если Айрес не остановить, купится снова.

— И поэтому новому королю нужна она. — Опираясь на подлокотники, Герберт подался вперёд. — Люди в большинстве своём — овцы, а овцам требуется красивый символ, чтобы не взбунтоваться после смены пастуха. Народ помнит пророчество. Народ ждёт Избранную, которая их освободит, вместо того, чтоб освободиться самим. Нужно дать им то, во что они поверят безоговорочно.

— Я помню твои речи о предназначении, но…

— Вера в предназначение не утверждает, что можно просто опустить руки и ждать, пока жизнь сделает всё за тебя. — Некромант сложил забинтованные ладони на столешнице. — Кейлус верит, что пророчество решит все его проблемы. Ты веришь, что прекрасно справишься без него. Айрес верит, что его перечеркнула. А я верю, что судьбу не побороть, не подкупить и не обмануть, но можно расположить к себе, заставив богов улыбнуться.

Когда Миракл обернулся, взгляд его был задумчивым.

— Действуй сам, но подыграй судьбе. И публике, — произнёс он, будто размышляя вслух.

— Именно.

Юноша скрестил руки на груди:

— Значит, прекрасную лиоретту преподносишь мне в подарок? — он улыбнулся, но улыбка эта была холодной. — Замаливаешь вину? Не думал, как это унижает её и тебя?

Лик Герберта остался непроницаемым.

— За мной нет никакой вины. Но можешь думать что хочешь.

Лиэр Совершенство даже улыбаться не перестал. И Ева наверняка нашла бы, чем стереть эту улыбку — если бы действительно не чувствовала себя самую капельку униженной. В первую очередь тем, что её даже не ставят в известность о таких, мягко говоря, не самых незначительных нюансах замысла, воплощать который им предстоит вместе.

А ведь она только-только начала верить, что Герберт научился считать её почти равной…

— Ты ведь понимаешь, что будет, если об этом узнает Айрес, — сказал Миракл.

— Конечно.

— И не побоялся рассказать мне?

— Ты не в том положении, чтобы меня предавать. И я тебе доверяю, — просто ответил некромант. — Так что скажешь?

— Дай мне немного времени, — поразмыслив, откликнулся Миракл.

— Сколько?

— Два дня. Если мой ответ будет положительным, я приду снова. Послезавтра, в то же время, что сегодня. — Поклонившись Еве, лиэр Совершенство проследовал к выходу. — Рад знакомству, лиоретта. Вне зависимости от исхода всей этой… оказии.