Светлана Багдерина - Иван-Царевич и С. Волк
— Они не согласны.
— Но почему?! Ведь эту войну развязал узурпатор, и теперь, когда он сидит в подземелье вместе со своим драгоценным Айсом… А, понял! Они требуют их выдачи!
— Да не их… — неохотно проговорил Шарлемань.
— А кого?
— Ты знаешь, из-за чего начались шантоньские войны? Самая первая?
— Да, конечно. Шарлемань Шестнадцатый — твой отец — напал на своих соседей, чтобы отнять у них одно из чудес света — златогривого коня. И отнял. Правда, я не уверен, что с ним случилось потом…
— Шантоньцы не принимают предложений о мире и деньгах потому, что им нужно не это. Они хотят получить своего коня назад. А коня нет — Томас обменял его у шатт-аль-шейхского халифа на жар-птицу.
— А вы не пытались предложить им обратиться к этому халифу? — поинтересовался Волк.
— Думаешь, поможет?
— Думаю, что нет.
— Вот видишь… — вздохнул король. — Силой отогнать мы их не сможем, а сами они не уйдут, пока не получат назад своего коня, или… Ладно, не будем об этом, — хлопнул он по столу ладонью.
Как и следовало ожидать, биография столика на этом и кончилась.
— А коврик-то выбросить придется, — окинул масштаб разрушений критическим оком Серый.
— Пойдем, я покажу тебе твой подарок, князь.
Торжественность момента была несколько подмочена стекающей с лосин короля окрошкой (поставщик королевского двора Ерминок и компания).
Но Иванушка почувствовал, что его друг что-то недоговаривает, и решил это так не оставлять.
— Извини, Шарль, что перебиваю, но что они требуют вместо коня? Ты не сказал, а ведь это тревожит тебя, я же вижу. Я могу помочь?
Шарлемань на секунду задумался, покачал головой.
— Нет. Тут помочь не сможет никто. А коня им заменит только жар-птица. Но это исключено. И не будем больше об этом, Иван, хорошо?
— Хорошо, пойдем смотреть подарок Сергия.
Низкие сводчатые потолки, затянутые паутиной, залежи пыли в углах, пустые полки, сундуки, коробки, мешки, крюки на стенах…
— Это — королевская сокровищница, — обвела рукой всю мерзость запустения королева.
— А я думал — «сокровищница» — это от слова «сокровища», — засомневался на ухо Иванушке Серый.
— Это все, что досталось нам от узурпатора, — продолжала она. — Как видите — немного. Он со своим сынком спустили все деньги и драгоценности казны, но оставили главное.
С этими словами она наклонилась и поднесла факел к чему-то, по форме напоминающему небольшое бревно.
— Небольшое бревно?
— Лучше, — улыбнулась Валькирия. — Ковер-самолет. И его мы с Шарлем решили подарить тебе, князь Ярославский. Лучшего хозяина ему не найти.
— И на нем вы перелетите через стены Мюхенвальда и, не пройдет и недели, как вы будете дома.
— Вот это да!!!
Торжественный вылет рейса Мюхенвальд-Лукоморск происходил с верхнего яруса висячих садов Шарлеманей. Вокруг столпились провожающие и почетный караул — генерал герцог Мур, владелец салона «Пир Сингх» Санчес со свежераспухшей от многочисленных проколов, но счастливой физиономией, первопечатник Иоганн Гугенберг, директор королевского театра папа Карло со своей труппой в полном составе, Ерминок с Грушей, мастер Варас с сыновьями и, несмотря на объявленную Серым амнистию, прятался на всякий случай в зарослях цветущих кактусов мини-сингер, прикрываясь новой лютней.
Но, конечно, впереди всех стояли Шарлемань и Валькирия с золотой клеткой, в которой надсаживала горло взволнованная жар-птица.
Серый тоже был весел и болтлив. Царевич же — тих и задумчив.
Ковер был развернут и бережно расстелен на мягкой траве. При дневном свете, конечно, вид у него был не такой солидный и таинственный, как в полумраке комнат, но на век Серого должно было хватить. Если при столь напряженном ритме жизни тот столько проживет.
Лукоморцы, в…цатый раз обнявшись со всеми, кроме Гарри (по причине недоступности), встали на ковер, потом подумали, и сели.
— Прощайте, друзья!
— Прощайте!
— Прилетайте еще!
— В любое время!
— Счастливого пути!!!
— Ну, попробуем, как это чудо летает, — проговорил Волк, потирая руки в предвкушении новых впечатлений. — Что надо говорить?
— Вверх-вниз? — предположила Валькирия.
— Так… вверх… или вниз?.. — прошуршал вдруг глухой шерстяной голос откуда-то снизу.
— Вверх, конечно! — воскликнул Серый.
— Под… каким… углом?..
— Да не под углом, а над деревьями! — нетерпеливо топнул ногой Волк.
— Ногами… в сапогах… попрошу… не топать… И вообще… обувь снимайте… Кто вас таких… только… воспитывал…
— Слушай, Гарри, тебе что — мое воспитание не нравится? — многозначительно прищурившись в сторону кактуса, поинтересовался князь.
— Я вообще молчу, — решил обидеться мини-сингер, чувствуя себя в безопасности.
— Это твои…
— Нет, Сергий, это не Гарри, — тихо проговорил царевич, и в изумлении уставился себе под ноги.
— А кто тогда?
— Ковер.
— Да ну тебя!..
— Сергий, это действительно говорил ковер — я тоже слышал! — поддержал Иванушку сеньор Гарджуло.
— И я!
— И я!
— И мы слышали!
— Он сказал, чтобы вы сняли обувь!
— Сам слышал…
— Не понимаю… что… тут… удивительного… — прошелестел тот же голос. — Никто… не удивляется… когда ковер… летает… но все… почему-то удивляются… когда он… говорит…
— Ковры должны летать, а не пререкаться, — проворчал Волк. — По крайней мере, мои.
— Это мы… обсудим… потом… когда взлетим… — не стал упорствовать ковер.
Нельзя сказать, чтобы эта мысль понравилась отроку Сергию.
— Снимай сапоги, — скомандовал он царевичу, и сам поспешил подать пример.
Публика осмотрительно от комментариев воздержалась.
— Ну что, пробуете? — предложил мастер Варас.
— Пробуем, — вызывающе вздернул подбородок князь.
— Поехали, — молвил традиционное напутствие воздушных пассажиров Иванущка.
— Ковер, вверх, — скомандовал Волк. — Медленно и осторожжж… — и земля медленно и осторожно ушла у них из-под ног.
— Вправо.
— Влево.
— Вниз.
— Хорошо, — со слишком явным облегчением выдохнул Волк, оказавшись снова на твердой поверхности.
— Орлы! — восхитился Ерминок.
Вондерландцы разразились аплодисментами.
— Да ладно, чего там, — скромно потупил очи князь Ярославский. — Ерунда. Раз плюнуть. Загружайся, Иванушка.
Царевич принял на борт от Мура корзины со снедью, плащи и походный котелок, в последний раз пожав сильную руку бывшего стражника.
— Держи, Иван, — выступил вперед Шарлемань с тяжелой клеткой. — Вспоминай нас иногда.
Валькирия растрогано смахнула слезу.
— Ковер, вверх! — внезапно выкрикнул Иванушка. — До свиданья, Шарль! До свиданья, друзья!!! Мы вернемся со злотогривым конем, и тогда заберем нашу птицу!!! Берегите ее!!! Ждите нас!!!.. Мы обязательно вернемся!.. Счастли…
Маленькая темная точка быстро исчезла в белых облаках. Немногим дольше доносился до мюхенвальдцев голос царевича, но и тот скоро затих.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Скоро только сказка сказывается
— …Иван, ты дурак! — в который раз за долгий жаркий июньский день разнеслось по ясному небу.
В ответ раздавалось обиженное молчание.
— Она же была у тебя в руках! Ну какое тебе дело, кто что когда у них там отвоевал, украл, обменял и так далее! Тебе-то ее абсолютно добровольно давали! Как ты и хотел! А сейчас вместо того, чтобы с чувством глубокого удовлетворения лететь домой, тебя несет в какие-то Дарессалями!
— Шатт-Аль-Шейхи.
— Какая разница!..
— Дарессалями находится на семьсот километров южнее, и климат там…
— Чево?
— Климат. Комбинация…
— Какая комбинация! Ты чего, перегрелся?
— Но ты же сам спросил, какая разница между Дарессалями и Шатт-Аль-Шейхом, — мстительно заметил царевич.
Серый отреагировал немедленно:
— Сам дурак.
Царевич привычно воздел очи к небу, простонал что-то нечленораздельное, но нашел в себе силы дискуссию продолжить.
— Сергий! Ну ведь он — мой друг!!! И пусть даже он сам отдавал мне ее, я не мог ее принять, не мог, ну как ты не поймешь!!! Это было бы… Неправильно. Нечестно по отношению к нему. Я ни за что получал все, а он оставался без птицы, без коня и в осажденном городе без надежды прогнать шантоньцев! Это…
— Это — здравый смысл.
Иван вздохнул.
— Ну, хорошо. Попробуем с другой стороны. Послушай, Сергий, я не понимаю, почему ты — бродяга, авантюрист и бретер…
— Сам такой, — на всякий случай осторожно отозвался Волк.
— …почему ТЫ жалуешься, что мы летим не домой, а вперед, навстречу новым приключениям, друзьям, славе, жизни, полной восторга и неизвестности! Отчего ты не хочешь вдохнуть полной грудью хмельной воздух свободы и счастья* Я не знаю, как ты, сорви-голова и рубаха-парень, можешь…
