Андрей Белянин - Ржавый меч царя Гороха

- И пошла у них развесёлая жизнь! Она ему слово, он ей два, она ему «брито», он ей «стриже­но», она в лес, он по дрова, она спать, он песни петь, она есть, он пить, она в дом, он из дому! Так вот и отучил жену привередничать...

- Всё? - кротко спросил я.

- Навродь да... А что?

- Называется «Укрощение строптивой»?

- Нет, «Усмирение сварливой».

- Те же яйца, только в профиль.

- Опять, что ль, скажете, что ваш Шекспир энту историю давно написал? - мигом догадался он, набычившись и раздувая ноздри.

- По крайней мере, что-то очень похожее.

- Вечно у нас, деревенских, городские всё тащут!

- И не говори...

- Чего?

- Заткнись, пожалуйста, - строго попросил я, потому что, кажется, мы пришли.

Лесная тропинка вывела нас к небольшому бре­венчатому мосточку без перил, стоящему на креп­ких дубовых сваях над быстро текущей рекой. Видимо, название Смородина неширокая речушка получила именно за цвет воды, от тёмно-синего до чёрного. Даже на первый взгляд чувствовалось, что глубина здесь немалая, да и течение сильное. С той стороны моста тропинка сворачивала в лес.

В общем-то действительно идеальное место для обмена заложниками или какими-нибудь ино­странными шпионами. Мост был неновый, но основательный, по такому хоть КамАЗ пускай, он и не скрипнет. Вот, конечно, было бы здорово, если бы как-то так исхитриться, чтоб царевна перешла на нашу сторону, и в тот же миг под гражданином Бессмертным рухнули брёвна. Образ смешно вопя­щего злодея в чёрных доспехах, уносимого суро­вой рекой, вызвал улыбку...

- Митя, после секундного размышления спросил я, - а этот мост может вот так вдруг взять и упасть?

- Энтот-то? Не-э, навряд ли...

- А если я очень-очень попрошу?

- Намёк понял, - кивнул он, лёг пузом на мост и, опасно свесившись, опустил золотую голову вниз. - Ну дык что уж тут скажешь... Опоры дубо­вые, крепкие, расшатать не получится. А ежели подпилы делать, то я так думаю, с полгодика пи­лить будем.

- А если порох?

- Про то вы лучше у Еремеева проконсульти­руйтесь, - ввернул Митяй умное словечко. - Од­нако, ежели по-моему, дык с трёх бочонков пороху так рванёт, что лететь тому мосту до городу Стам­булу, ихнему падишаху прямиком поперёк тюрба­на, и из-за того инциденту быть войне!

- Митя, - я за шиворот втащил его обратно, - у тебя кровь к голове прилила, несёшь всякую ерунду. При чём тут турецкий падишах, а?

- Не знаю, - задумался он. - Просто картин­ка эдакая с продолжением в уме нарисовалася.

- Где нарисовалась?

- В уме.

- Ещё раз, где?

- Да ну вас, Никита Иванович, обижаете сиро­ту почём зря. А я, между прочим, у дьяка Фильки читать выучился.

- Помню, - кивнул я. - Тридцать две буквы, тридцать два ругательства. Я Груздеву Филимону Митрофановичу за его авторскую методику азбуки с  матом  давно  собирался  административный штраф выписать. Ладно, пошли. Что у нас на той стороне?

Мы перешли через мост и метров на сто углуби­лись по тропиночке в лес. Ну, собственно, всё то же самое, как и на нашей стороне, - берёзки, осины, ёлки, густой смешанный лес. Спрятать десяток че­ловек в засаде, конечно, можно, но смысл? Спря­чешь близко - будут заметны, спрячешь поглуб­же, так они сами ничего не увидят, и пока на крик о помощи выберутся, меня уже убьют пять раз.

- Должен признать, что Кощей Кирдыкбабае-вич действительно выбрал идеальное место для пе­реговоров и обмена заложниками. И он придёт сюда именно сегодня, чтобы мы не успели подгото­виться, - задумчиво бормотал я себе под нос, оце­нивая безысходность ситуации. - Итак, мы слева, Кощей справа. Я иду на мост, мне навстречу царев­на Марьяна. Допустим, я хватаю её, бегу и... полу­чаю копьё в спину. Что потом?

Я труп, царевна, надеюсь, тоже. Ну она-то сама виновата, а меня за что? Я против! Значит, срочно нужен другой вариант...

- А дозвольте мне жизнь положить за любимое отделение? - встрял Митя. - Я вот вашу форму милицейскую надену, фуражечкой сверху накро­юсь да обмен и произведу. Небось не признает сра­зу Кощей, может, он при свете дня плохо видит, а?

- Спасибо, Мить, ты настоящий друг... - сен­тиментально прокашлялся я. - Но не прокатит, ты меня выше на две головы, и размер у меня сорок восьмой, а у тебя, я так понимаю, пятьдесят шес­той. В общем, тебе мою фуражку если только на одно ухо повесить. Но так редко кто носит, по­верь...

- Думаете, узнает он меня?

- Узнает. Однако за готовность к самопожерт­вованию выражаю благодарность от лица всего от­деления.

- А медаль?

- Митя, не борзей.

- Уловил, осознал, не борзею. А хоть плюшку у бабушки Яги попросить можно?

Плюшек ему Яга сама навешает, у неё это дело никогда не застревало. Я снова попросил нашего младшего сотрудника не отвлекать меня глупыми разговорами и вновь с головой ушёл в невесёлые размышления. Все методы борьбы с террористами и спасения заложников, известные мне, в этом вре­мени не срабатывали. Никаких идей, как обма­нуть закоренелого злодея, вызволить царевну и, главное, спастись самому, не было.

Ни на еремеевских стрельцов, ни на царскую гвардию особо надеяться не стоило. И отнюдь не по причине их боевых качеств: и те и другие за меня в бой пойдут не раздумывая. Просто боя, как такового, не будет, Кощей реально серьёзный противник, и ему покрошить всех наших - на раз-два плю­нуть, растереть, пойти дальше, не оборачиваясь!

В самом Лукошкине ему воли нет, он отца Конд­рата боится, да и вообще на наши земли активно не лезет, всё больше бьёт чужими руками, исподтиш­ка. Увидит, что я не один, просто отменит встречу, не придёт, и как тогда спасать царевну, вообще не­понятно. Хотя есть шанс, что против присутствия Яги и Мити Кощей возражать не станет. Ему тоже нужны свидетели его победы, да и случая покура­житься он не упустит. Итого, нас трое - он один. Как понимаете, расклад не в нашу пользу.

Будем надеяться, что Яга хоть чем-то порадует, всё-таки она полдня провела за экспертизой меча...

- Чей-то смурной вы, Никита Иванович, - че­стно пытаясь отвлечь меня от грустных мыслей, подал голос мой младший сотрудник.  - Может, мне вам песенку какую спеть али ещё одной исто­рией весёлой побаловать?

- Спасибо. Я ценю, честно. Но петь не надо. Ещё услышит кто, решит, что мы пьяные...

- А я ему в глаз!

- Добрый ты, Митя, и, главное, вежливый! Да­вай лучше к делу. - Я привычно перевёл его энту­зиазм в более мирное русло. - Скажи лучше, где у нас женихи - Павлиношвили и этот... как его... азиат?

- Бельдым-бек? Да вроде всё там же, в кабаке. Из города их выпускать не велено, а сажать покуда не за что. Да и бесы у нас в порубе прописались уже. Бабуля на них не нарадуется, всё внутри вы­лизали, починили, подправили. Я так думаю, мо­жет, не сразу их на каторгу отправлять, а? Пущай сначала баньку починят, крышу перестелют и печь почистят...

- Тоже вариант, почему бы и нет, - не задумы­ваясь, признал я. - Труд исправил многих пре­ступников. Придержим гастарбайтеров до понеде­льника.

В отделение вернулись примерно через час. Мы спешили, поскольку у меня никакого толкового плана так и не сложилось, а надежда на Ягу вполне могла оказаться эфемерной. Хотя лично я на тот момент верил в бабку как никто!

- Что-то серьёзное произошло за наше отсутст­вие?

- Никак нет, батюшка сыскной воевода! - гар­кнули еремеевцы у ворот. - Всё в наилучшем виде, тишь, покой и общее благоденствие!

Уже приятно. Митю я развернул сразу же, дав задание найти женихов и передать, что в принципе они свободны. Могут возвращаться к своим, пока ещё во что-нибудь здесь не вляпались.

- Бабуль, я вернулся!

Ответа не последовало, хотя Яга, несомненно, была дома. В желудке неприятно похолодело. Я тол­кнул дверь в горницу и всё понял...

На столе лежал меч. Дымились только что по­тухшие свечи, из глиняной крынки с молоком вы­глядывала испуганная лягушка, а за столом, ску­чающе подперев рукой щёку, сидела глава нашего экспертного отдела. В свободной руке у неё был по­лупустой гранёный стакан...

- Выпили?

- Ничё у меня не вышло, Никитушка. - В то­скливых глазах нашей эксперт-криминалистки блестела жалобная слеза. - Старая я стала, ничё не помню, дура седая, бесполезная... Не нашла я у энтого меча никаких свойств волшебных, тайн за­ветных, чудес дивных... Нету их!

- Ну... нет, значит, нет, - пожал плечами я. - Однако это не повод впадать в депрессию и зали­вать горе алкоголем.

- Ой, ой, ой... Ты меня ещё учить будешь... ик! Тебе налить, соколик, а?

- Нет.

- А за компанию?

- Нет, я говорю.

- Ты меня уважаешь? - совершенно по-горо­ховски выгнула бровь Баба-яга.

Пришлось силой отобрать у неё стакан и убрать бутылку с настойкой обратно в шкафчик.

До заката оставалось часа четыре, вполне успею разобраться с делами, собрать опергруппу (пусть даже неполным составом), и надо отправляться на место встречи, подобно отважному Володе Шара­пову.

Страха не было, поскольку мы уже не раз встре­чались с гражданином Бессмертным; я почему-то был уверен, что сразу он меня не убьёт. Неинтерес­но. Вот заточить в подвалы глубокие, в тюрьмы ка­менные, заковать в кандалы железные, морить го­лодом, мучить холодом. Тьфу, уже начал гово­рить, как наша бабка...