Евгений Лукин - Портрет кудесника в юности

К двум часам остуженное зелье ататуй было слито в особую склянку. Оставалось выяснить время следующего митинга – и, задержав дыхание, произвести первый глоток.

Лишь бы обратно не полезло!

Минуло два дня. На улице похолодало. Старый колдун Ефрем Нехорошев сидел на табурете и прикидывал, как бы это половчее приспособить зациклившегося барабашку в перегоревшем электрокамине, когда хлопнула дверь – и на пороге живым укором возник Глеб. Лицо его выглядело разбитым.

Учитель и ученик молча смотрели друг на друга.

– Ну? Как?

– А то не видно? – злобно процедил юноша.

Старый колдун озадаченно почмокал губами.

– Крепко досталось?

Ответа не последовало.

– Но хоть помогло чуток? – с надеждой спросил Ефрем.

– Какое там «помогло»! – взорвался Глеб. – Вообще не сработало…

Чародей опечалился, покивал.

– Вот и у меня тоже… – сокрушённо признался он. – Ох, помню, и вломили мне тогда! Еле ноги унёс…

И тихая ностальгическая улыбка вновь тронула сухие сморщенные губы старого колдуна.

Отчёт в гробу

Так, значит, за эту вот строчку,

За жалкую каплю чернил…

Осенний всплеск активности в тонких мирах, как всегда, прибавил работы баклужинским колдунам и знахарям. Клиент шёл густо и самый неожиданный. Такие подчас попадались экземпляры – любо-дорого взглянуть! Некий чудило приплёлся с жалобой на фантомные головные боли и очень обиделся на Глеба Портнягина, когда тот попытался растолковать, что это всего-навсего мигрень – следствие полученного в астрале подзатыльника. Другой требовал вызвать с того света дух какого-нибудь настоящего участника Сталинградской битвы с тем, чтобы проверить утверждение академика Фоменко, будто сержант Павлов и фельдмаршал Паулюс – одно и то же лицо.

Обращались за помощью и жертвы чёрной магии. Так, видный чиновник, фамилия которого до сих пор на слуху, имел неосторожность принять взятку без молитвы, сочтя приношение мелким и не стоящим внимания, после чего ночами его повадились мучить бесы, искусно подделываясь под совесть. Такого клиента старый колдун Ефрем Нехорошев, понятно, воспитаннику не доверил, однако на результат это не повлияло – спустя два дня чиновник отправился на пикник в осиновую рощу и там удавился. Позже выяснилось, что взятая им купюра была когда-то частью суммы, выплаченной Баклужинскому краеведческому музею неизвестным нумизматом за серебряную тетрадрахму времён императора Тиберия. Возможно, одну из тех тридцати.

К счастью, о предсмертном визите покойного к Ефрему журналисты не пронюхали – и скандал обошёл старого кудесника стороной.

Но сильнее всех, конечно, донимали так называемые «самострельщики» – лица, пытающиеся овладеть волшбой по книжкам и без должной подготовки. Запомнился браконьер, решивший шутки ради выяснить, чем жена занималась в его отсутствие: завернул, недоумок, совиное сердце в суконный плат, приложил к левому боку спящей супруги – и услышал такое, что опрометью кинулся к колдунам, умоляя отшибить ему память, а иначе он за себя не ручается. Глеб опрометчиво исполнил просьбу вольного стрелка, после чего тот, естественно, отказался платить. И в самом деле – за что?

– Ну… не смертельно… – утешил Ефрем питомца. – Ежели всё забыл – значит, снова попробует…

Так оно и вышло. На сей раз Портнягин, наученный опытом, совершенно справедливо заломил двойную цену, потребовал деньги вперёд и вместе с памятью напрочь отшиб клиенту охоту к подобным экспериментам. Словом, в конечном итоге оплошность юного чародея особых последствий не имела, хотя и стоила жизни ещё одной сове – птице, занесённой, между прочим, в национальную Красную книгу.

Внезапно глухой осенней ночью что-то разбудило Глеба. Юноша вскочил с узкого своего топчанчика и даже не понял сразу, в каком он сейчас теле: физическом или астральном. Спросонья такое случается довольно часто. Топчанчик был пуст, но это ещё ни о чём не говорило – физическое тело могло выйти на автопилоте в туалет. Линолеум весьма натурально холодил босые подошвы. Дверной косяк на ощупь тоже представился Портнягину вполне вещественным, что опять-таки ничего не доказывало, поскольку энергетические оболочки эфирного слоя очень точно копируют форму реальных предметов и внешне мало чем от них отличаются.

Так и не определившись, озадаченный Глеб выбрался из чуланчика. Ефрем спал. Форточка была открыта. Бело-серого пригорка на мониторе не наблюдалось – видимо, Калиостро отбыл на крышу, где по настроению мог обитать неделями, питаясь святым духом, – проще сказать, ловил голубей.

Затем внутреннего слуха коснулось еле уловимое одобрительное похрюкивание. Приблизившись на цыпочках к койке учителя, Портнягин присел и осторожно заглянул в бездонные подкроватные глубины. Так и есть! Учёная хыка с довольным урчанием уминала солидный клок чьей-то положительной энергии.

Глеб устремился в коридор, и, окончательно уверив себя, что находится в астрале, попытался пройти сквозь прикрытую входную дверь, в результате чего звучно с ней соприкоснулся. Чертыхаясь и потирая ушибленный лоб, выглянул на площадку. Ночной гость сидел на верхней ступеньке и тихонько плакал. Ничего удивительного: удачная атака хыки неминуемо повергает жертву в депрессию.

– А постучать ты, конечно, не мог! – упрекнул Глеб.

Плачущий поднял лицо, вытер слёзы и, пошатнувшись, встал. Этакий стареющий ангелочек с прозрачным дымком редеющих волос над выпуклым жалко наморщенным лбом.

– Ну? – выжидающе сказал Глеб.

– Опять приходил… – перекривившись от ужаса, сипло сообщил незнакомец.

– Кто?

– Начальник…

– Куда?

– Ко мне… домой…

– А! Во сне, что ли?

На потасканном ангельском личике проступило смятение.

– Да… Нет… Не знаю… Может, и во сне…

– А сам где живёт?

Выцветшие голубенькие глаза закатились припадочно, но уже в следующий миг незнакомец совладал с собой.

– Нигде… Похоронили его… позавчера…

– На каком кладбище? – подавив зевок, осведомился Портнягин.

Гость вскинул голову, уставился, не смея надеяться.

– Первое городское… У центральной аллеи…

– И чего хочет?

Ответить незнакомец не успел. Тихонько завыв, как далёкая сирена, медленно отворилась входная дверь, и на пороге обозначился старый колдун Ефрем Нехорошев. В халате и шлёпанцах.

– Чего ж ты клиента на лестнице держишь? – буркнул он. – Зови в дом, коли выспрашивать начал…

Бедолагу напоили обжигающим отваром нечай-травы и, погрузив на пяток минут в гипнотический сон, наскоро подлатали ему повреждённую хыкой энергетику. Между делом Глеб передал суть их краткой беседы на лестничной площадке.

– Вампир, скорее всего, – небрежно заключил он. – А может, просто к перемене погоды…

– Ну, в какой-то степени все начальники упыри, – заметил старый колдун. – Хотя тут ошибиться – раз плюнуть! Был случай: праведника с упырём перепутали… Праведники – они ж тоже не разлагаются. Разрыли могилу, а он там лежит нетленный. Подумали, что упырь, решили ему осиновый кол забить…

– Забили? – с интересом уточнил Глеб.

– Ага! Забили! – жёлчно откликнулся Ефрем. – Только было примерились – молния с ясного неба! Осину – в уголь, людишек – наповал… Ну, давай будить, что ли?

Глеб легонько тряхнул усыплённого за плечо. Тот всхлипнул, открыл глаза, горестно замигал.

– Слышь, – дружески сказал ему Глеб. – А ты такой способ не пробовал? Встаёшь спиной к кладбищу, бросаешь через себя копейку…

– Пробовал… – безнадёжно прошевелил губами тот.

– А слова при этом какие говорил?

Клиент вздохнул, припоминая, потом произнёс с запинкой:

– Вот тебе медный грош… меня не трожь…

Портнягин снисходительно усмехнулся.

– Эх, лапоть… Это ж от простых покойников заговор! А тебе от начальства надо… Запоминай: «Не то он зав, не то он зам, не то он печки-лавочки, а что мне зам, я сам с усам, и мне чины до лампочки…» Ну и, понятно, в конце: «Слово моё крепко…» Напрочь отшибает!

Ефрем нахмурился.

– Да погоди ты… торопыга! – прервал он воспитанника. – Сначала причину выясни, а там уж советуй… – Снова повернулся к гостю. – Как величать-то прикажешь?

– Власий… – торопливо представился тот. Поколебался и добавил опасливо: – Леонардович…

– Ну, давай рассказывай, Леонардыч, что у тебя с начальником вышло… Не зря ж он с того света достаёт!

Леонардыч съёжился, закусил губу, но податься было некуда.

– Вызвал, накричал… – надтреснутым покаянным голосом начал он.

– Это когда ещё живой был?

– Ну да… Где, говорит, отчёт о командировке? Дома, говорю, оставил… Марш, говорит, домой!.. Я – домой… Составил кое-как, прибегаю обратно, а его уж инфаркт хватил… – Тут у Леонардыча перемкнуло связки, и пришлось промочить горло подостывшим отваром нечай-травы. – А позавчера… хороним… Лежит в гробу, а лицо у самого строгое-строгое… Как тогда в кабинете… И, сам не знаю, что на меня такое нашло… Подошёл прощаться – и отчёт ему свой… под покрывальце… Так с отчётом и зарыли…