Евгений Лукин - Портрет кудесника в юности

И он заговорил. Негромко, через силу. О чём? Этого потом не сумел бы вспомнить никто, даже сам Глеб. Казалось, кто-то нашёптывал ему нужные слова. Да, собственно, так оно и было: прана молодого чародея уходила в массы, а навстречу ей по многочисленным капиллярам, сливающимся затем в упругую бьющуюся жилу, поднимались тонкие субстанции народной стихии. Проще говоря, надежды и чаяния.

Толпа плотнее прихлынула к помосту, с замиранием ощущая приближение чего-то неслыханного, небывалого.

И – вот оно! Свершилось! Это почувствовал каждый, а кто не почувствовал, тому достаточно было взглянуть на очумелые физии колдунов. Невероятно: повинуясь единому порыву толпы, «пиявка» погнала прану вспять. Народная сила – добровольно! – вливалась теперь толчками в сердце молодого кудесника, а навстречу ей, в людскую гущу, двинулись надежды и чаяния самого Глеба.

Он выпрямился, с лица его исчезла болезненная бледность, голос окреп, загремел.

– Забыли? – вопрошал он, срывая и отбрасывая ненужных уже барабашек. – Забыли про массовые заморы астральной фауны при большевиках? Про борьбу с вредными суевериями – забыли? Ничего! Никодим Людской вам живо напомнит!..

Толпа заворожённо внимала. Неизвестно, скрывался ли в ней тот, кто втихомолку подстроил пакость Портнягину, однако можно представить, как бы он клял себя за то, что опрометчиво «закоротил» жертву не на ту стихию! Хотя… Был, помнится, и случай с Микулой Селяниновичем, «законтаченным» врагами на мать сыру-землю, которая не только не выпила силушку из полюбившегося ей богатыря – напротив, своей поделилась…

До дому учитель и ученик добирались молча. Портнягина переполняли чувства. Казалось, врой столб поглубже – взялся бы за него да землю перевернул. Ефрем был просто задумчив. Так и шли. Только раз, когда мерзкая погода пальнула им в лица какой-то стеклянной крошкой, Глеб поднял глаза к мутному небу.

– Не надоело? – осведомился он сквозь зубы.

Снег перестал. А вскоре пошёл снова, но уже иной – кружавчатый, правильный. Не посмел, значит, противиться воле народной. Остановившись, старый колдун поймал на ладонь снежинку и долго смотрел на неё, расстроганно вздёрнув брови.

– Знаешь что, Глебушка? – молвил он с затаённой грустью. – А ведь кончилось твоё ученичество. Самому учить впору…