Сага о Головастике. Кристальный матриархат - Александр Нерей
— Мамин брат, — ответил он. — А хочешь, папкой тебя звать буду?
— Папкой не надо. Брат сойдёт. Договорились?
Мы вошли в магазин, и я поразился царившей внутри чистоте и скромности ассортимента товаров. Димка держался молодцом, и я не услышал от него криков с требованиями «хочу» или «купи», и очень этому обрадовался.
Очередь к продавцу была недлинная. Мы пристроились к стоявшим в ней женщинам, и я продолжил изучать товары на витринах.
— Что здесь мамка покупает? Я в таком месте первый раз. Могу потратиться не на то, что нужно. Только зря рубли переведу.
— Хлеб, сало, яйца, — перечислил дежурные продукты Димка.
— Это тоже возьмём. Что ещё? Ну, на праздники? Компот или варенье? — продолжил допытываться у маленького аборигена.
— Не знаю, — грустно вздохнул ребёнок, а у меня сразу защемило в груди.
«Настя еле сводила концы с концами, а я пристал с вареньями», — промелькнуло в голове.
Подошла наша очередь, и я начал отбирать нужные талоны и класть их на прилавок.
— Справку, — надменно потребовала дама в синем халате.
— Есть, — ответил я и протянул лист шизофреника.
— Это мой дядя. Мамин брат, — сказал Димка, почуяв заминку.
— Не дрейфь, пехота, когда жрать охота. Сначала в магазин сбегаем, а потом пообедаем, — подбодрил я сиротку, и переделал дедову присказку.
— Шутник, — фыркнула продавщица, вернула мне справку и начала менять талоны на пакеты с продуктами.
Сначала я купил большую авоську с мелкими ячейками, чтобы ничего не вываливалось, а потом продукты. Одну ощипанную курицу с вымытыми потрохами внутри; десяток яиц; пять кило картошки; литровую бутыль подсолнечного масла; кило рафинада; полкило сливочного масла.
С меня взяли один серебряный рубль и десять копеек.
— Димка, заказывай, что хочешь. Гуляем сегодня! Мамка же выздоравливает. Ну? Что тебе купить без талонов? Конфет? Мёда? Сала? Чего ты давно хотел? — раззадорился я плёвыми копеечными ценами.
— Мёда и варенья. И сала, конечно. Они не успеют испортиться, — пообещал мальчишка и указал на полки со стеклянными банками.
Я потратил ещё сорок пять копеек и взял кило сала, полкило карамели, килограмм мёда и литровую банку варенья из нескольких сортов ягод и фруктов.
Купить-то купил. А как всё дотащить в квартиру, подумать не удосужился. Жадность и бурчавший от голода живот в этот раз подвели. Пришлось купить ещё одну большую авоську. Потом по частям вытащил всё на улицу, а Димка дежурил на карауле. Все свёртки были из бумаги или картона, и норовили вот-вот порваться, поэтому я пожалел, что набрал много и сразу.
В авоськи поместилось всё, кроме десятка яиц и конфет, которые невозможно было вырвать из рук ребёнка.
— Сам понесёшь? — подначил я помощника.
— Я и варенье могу, но оно разобьётся, — серьёзно рассудил он.
— Ладно. Как-нибудь дотащим. У мамки лук и капуста есть? — уточнил я уже на ходу, чтобы отвлечься от врезавшихся в руки тонких капроновых ручек.
— На балконе что-то было.
— Хорошо. Лишь бы наш трутень воды натаскал на прощанье, а то он скоро домой улетит, — поделился я ближайшими планами на жизнь.
* * *
Добравшись до подъезда, послал Димку с конфетами и яйцами домой, чтобы позвать одиннадцатого на помощь с затаскиванием снеди на пятый этаж. Пока ждал Валентиновича, разминал затёкшие руки и, наконец, рассмотрел устройство кирпичных пятиэтажек Кристалии. Оказалось, что не все окна здания, выходившие во двор, были из жилых комнат. Кое-где имелись вертикальные ряды с застеклёнными лоджиями. Наверное, такую лоджию имел в виду Димка, когда назвал её балконом.
Где находились подвалы для жильцов, ключи от которых хранила домком, я так и не узнал, а вот желание понять устройство квартир в этот момент у меня зародилось.
Одиннадцатый зашикал в открытую дверь подъезда, и я поднёс ему авоську с картошкой, маслом, салом и сахаром.
— Тащи. А эту сам принесу, — распорядился я и остался ещё на пару минут отдохнуть.
* * *
Дверь меня поджидала открытой, и я ввалился в бывшее бедовое логово.
— Димка, ты где? Куда прятать мёд с вареньем? — расшумелся я пока снимал ботинки.
— Тут я. А мёд и варенье под мамин диван, — распорядился хозяин.
— А где шизофреник Валентинович?
— Этот шизофреник, между прочим, вам воды натаскал. Пять раз ходил на колонку. Устал, как незнамо кто, — пожаловался из кухни узник домашнего хозяйства.
Я прошёл в левую комнату, которую раньше считал Настиной. В ней были детская кроватка, стул, самодельный столик из струганных дощечек и баулы с одеждой. Дверь на лоджию была нараспашку, и я вышел проверить, что же там есть в наличии.
В пустовавших овощных ящиках не было ничего, кроме луковой шелухи и засохших капустных листьев. Рядом лежала стопка газет с фотографиями достижений женщин мира Кристалии. В газетах они растапливали домны, чтобы сварить побольше чугуна, собирали в полях урожай, вышагивали на параде в одинаковых обтягивавших трико с высокоподнятыми флагами и портретами Крупской на склоне лет.
«Почти как у нас», — подумал я и спросил подбежавшего шпингалета о газетах.
— На кой их столько?
— Для капусты. В них же капусту на зиму заворачивают, — объяснил ребёнок.
— Квасить не пробовали? Ладно. Я к домкому. Про подвал разведаю. Что-то ещё хотел у неё спросить, но забыл.
Недолго думая, отправился в первый подъезд прямиком к тучке в гости.
Домком с радостью отворила дверь и распорядилась:
— Заходи.
— Я узнать про подвал. Есть у сестры там что-нибудь, или нет? Картошку собрался жарить, а луком не разжился, — вежливо спросил мадам и отказался входить в квартиру.
— Нет там у неё ничего, — категорично отрезала домком.
— А свободные кладовки имеются? — не сдался я сразу.
— В год пятьдесят копеек. Плати и арендуй. Только это ледники нашей конструкции. Мы туда лёд привозим с центрального льдохранилища. Там даже летом холодно. За это деньги берём, — доложила тучка.
— Свободные ледники наличествуют? — решил уточнить, хотя мне нечего было туда складывать, а пятьдесят копеек
