Станислав Буркин - Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
Стас растерянно моргнул, а потом упрямо заявил:
– Ну... Он ведь их не только делал, он и сбацать на них мог что хочешь. И с завязанными глазами, и стоя на канате. На одной ноге.
Несколько секунд длилась неловкая пауза. Наконец девушка нарушила ее, снисходительно бросив:
– Естественно. Нам это известно.
И тут же сменила тему:
– К сожалению, после моего воздействия... После того, как мир становится добрее и цивилизованнее, его творческий потенциал часто снижается.
– Вот как? – покачал я головой. – То есть вы берете в очередном мире все лучшее, а ничего нового там уже не создается... Когда пчелы собирают нектар, они не губят цветы. Так что это неудачное сравнение. Так поступают паразиты.
– Не надо меня оскорблять, это и без того очень болезненная для меня тема! – воскликнула Леокадия. – Но, кстати, не все народы после моего воздействия меняются так радикально. Это зависит как раз от степени «дикости». Те, кто и без того не слишком кровожаден, почти не меняются. Они становятся еще добрее, у них исчезает преступность, но ни на творческий потенциал, ни на рождаемость это не влияет. А есть такие миры, как ваш, в которых все завязано на агрессии... Мы не виноваты, что вы такие злые! Ну скажи, что лучше: когда пишут прекрасную музыку и при этом убивают друг друга или когда НЕ пишут и НЕ убивают? Искусство, при всей нашей трепетной любви к нему, все-таки явление вторичное. Правящая партия Леокады – партия гуманистов-перфекционистов, и мы не можем стоять в стороне, если видим, что убивают разумных существ.
– И на Землю вы пришли потому, что у нас всегда кто-то воюет? – то ли спросил, то ли сказал утвердительно Стас.
– Конечно! А теперь у вас никто не воюет. И галстуки не жует. А то ведь смотреть противно было.
Я чувствовал, что, во-первых, устал, во-вторых, еще не готов к этому спору, поэтому спросил:
– Куда мы летим?
Сейчас под нами был уже не город, а темная гладь воды. Принцесса выглядела расстроенной, видимо, разговор с нами разбудил в ней давние сомнения и вызвал не самые приятные мысли. В конце концов, она ведь чуть ли не наша ровесница, и не она, наверное, все это придумала. А какая ответственность лежит на ее плечах...
– В мой загородный дворец, – отозвалась принцесса. – Он находится на берегу этого озера. С экскурсии по нему вы и начнете знакомство с моей планетой.
– А у нас, когда между странами завязываются дипломатические отношения, начинают с возложения венков, – сообщил Стас. – К вечному огню.
Принцесса пристально на него посмотрела, и я заметил, что глаза у нее опять изменили цвет, теперь они были карими.
– К вечному?.. – повторила она с нотками ревности в голосе. – Такого огня у нас пока нет.
– Да и ладно, – поспешно махнул рукой Стас. – Обойдемся.
Корабль добрался до берега и опустился в сад прямо перед порталом дворца. Мы ступили на поблескивающую под ярким электрическим светом мокрую каменную крошку тропинки. Прохрумкав по ней, мы подошли к зданию и поднялись по широкой лестнице в холл.
Здесь нас встретило человек сто. Кое-кто из них был по-военному подтянут и одет в щегольскую сиреневую форму. Я понял, что сиреневый – государственный цвет Леокады. Другая часть была наряжена очень пестро и разнообразно. И среди тех, и среди других были женщины, но какого-то четкого отличия в их одеяниях я не заметил. Кроме, конечно, принцессы, но это, по-видимому, дань традиции.
Офицеры подчеркнуто сдержанно кивали нам. Зато остальные, выстроившись в очередь, беспардонно толкались друг с другом за право пожать нам руку, раскланяться и, то на леокадийском, то на ломаном русском, пылко сообщить какую-нибудь поэтическую благоглупость. Вот, например, что заявила мне одна дама в кудрявом парике:
Велик Колизей и прекрасен Помпей,И много прекрасных сложилось затейВ том мире, где Пушкин, Рембо и БасёВсе вместе стихи сочиняли про всё...
А какой-то тощий экзальтированный чудик в колготках и клетчатом берете с помпончиком пробился к нам без очереди, схватил меня за рукав и выпалил:
– Умоляю, скажите, вы были в Лувре?!
– Нет, – признался я.
– А в Ватикане?!
Я помотал головой.
Невыразимая мука отразилась на его лице, и он возопил:
– Тогда умоляю, скажите, где же вы все-таки были?!
– А что вас конкретно интересует? – строго спросил Стас.
– Ну, может, вы были в Третьяковской галерее или в Эрмитаже?! – вскричал тот, ломая руки.
– Вообще-то в Третьяковку у нас была экскурсия, когда мы в восьмом классе в Москву ездили, – признался Стас, опасливо поглядывая на чрезмерно эмоционального эстета.
– О! – воскликнул тот и вдруг, рыдая, упал нам в ноги. – Тогда умоляю! Я умоляю вас!.. Вы должны возложить на меня руки! – Но тут же передумал: – Или нет. Плюньте в меня!
Леокадия взяла нас под руки и как-то по-домашнему сказала:
– Пойдемте, ребята. Когда этот впечатлительный художник придет в себя, он будет гордиться уже тем, что видел вас собственными глазами. Для счастья ему этого будет вполне достаточно. Я их знаю.
В сопровождении принцессы мы послушно двинулись в следующий зал.
– Конечно! Естественно! – закричал бедолага нам вдогонку. – Кто я такой, чтобы вы, побывавшие в Третьяковской галерее, на меня плевали?! Что я возомнил о себе?! О, какое разочарование! Какая трагедия!.. Саврасов! Васнецов! Верещагин! Врубель!..
Бедняга продолжал перечислять малознакомые нам имена, рыдая и катаясь по паркету, и Стас с беспокойством спросил принцессу:
– Может, все-таки плюнуть в него? Трудно нам, что ли?
– Земляне бывают милосердными, – усмехнулась та и повлекла нас дальше. А придворные затворили за нашими спинами дверь, и вопли затихли.
– Здесь у нас проходят соревнования по так называемым гармоничным шахматам, – пояснила принцесса, и мы увидели что-то вроде боксерского ринга. Только вместо мягкого настила тут была мраморная шахматная доска, на которой двое накачанных атлетов по очереди переставляли тяжеленные фигуры. А судья в черном костюме и белом галстуке-бабочке то и дело давал свисток, заставляя игроков возвращать фигуры назад и думать дальше.
– Так ферзи не ходят! – раздраженно восклицал он. – Ферзи ходят прямо или наискосок. А буквой «Г» ходит конь!
– А-а, – степенно соглашался громила и, почесав затылок, перетаскивал фигуру в другое место.
– Это шахматы в тяжелом весе, – пояснила принцесса. – Исконно леокадийская игра. Каждая фигура весит от ста двадцати до двухсот килограммов. В «гармоничные шахматы» могут играть не только очень умные, но и исключительно сильные люди, то есть личности развитые гармонически.
В следующем зале, больше похожем на бальную студию, несколько пар юношей и девушек показали нам завезенное с Веги искусство танцевать на вертикальных поверхностях и на потолке с помощью специальных липких ниточек и паутины из них.
– Так вот где Перископов этому научился! – воскликнул я, когда мне позволили примерить на руки и ноги браслеты, стреляющие мгновенно застывающей вязкой жидкостью, и осторожно пройтись по стене.
Потом мы побывали в «аромаписной галерее». При создании полотен этого синтетического жанра, зародившегося у тау-китян, художник пользуется не только красками, но и бесцветными пахучими растворами. Талантливый аромаписец классической школы достигает того, что настоящий знаток, знакомясь с картиной в абсолютной темноте, может рассказать не только ее сюжет, но и точно указать цветовые оттенки любого мазка.
Нам это сначала показалось какой-то ерундой, но когда Стас правильно унюхал, что на картине изображен стог сена, а я угадал натюрморт из фруктов, мы свое мнение изменили. Все-таки это, наверное, дело привычки и тренировки. Но Леокадия тут же поставила нас в тупик:
– А модернисты, наоборот, – сообщила она нам, – играют на диссонансе между зрительным и ароматическим рядами. Они в другом зале. Посмотрим? Понюхаем?
Мы со Стасом отказались, сославшись на слабую подготовку. Да и вообще, усталость давала о себе знать. С уникальными экспонатами коллекции принцессы мы знакомились все с меньшим интересом, и она это заметила.
– Вот и пришла пора вам отдохнуть, мальчики, – сказала она, входя вместе с нами в очередной зал, похожий на павильон музыкальной студии под высоким стеклянным потолком, над которым в ночи, мерцая огоньками, струились потоки воздушного транспорта. – Отсюда транслируется большинство моих публичных концертов. Давайте выполним один обязательный ритуал, и вас проводят в спальню.
– Какой ритуал? – спросил я, ожидая подвоха. Но все оказалось не так страшно.
– Я должна спеть для вас, – почему-то грустно ответила она.
– Здорово! – воскликнул Стас. – Прямо вживую? И прямо для нас?!
– Да, – подтвердила Леокадия. – Согласно традиции, за нами будут наблюдать зрители. Но я постараюсь забыть об этом и буду петь только для вас.
