Ольга Громыко - Профессия: ведьма
Комод безмолвствовал. Гобелен не подкрадывался ко мне, раззявив бахрому. В доме не было никого постороннего, и Крина дышала так ровно, словно действительно спала. На всякий случай я пустила по комнате блуждающий поисковый импульс, и он ткнулся ко мне в ладонь без изменений, не встретив ни одного хоть что-либо имеющего против меня живого существа.
Несмотря на царившую вокруг идиллию, мое беспокойство усилилось.
Мой сон испугался не меньше; он бежал без оглядки, я не обнаружила его ни в одном глазу. Чтобы разрядить обстановку, я тихо заговорила вслух. Это иногда помогает. Прочитав себе нудную нотацию о суевериях, я рассмешила себя старым анекдотом, погладила себя, любимую, по головке и только собралась спеть себе колыбельную, как поняла, чего мне не хватает для полного счастья. Волчьей колыбельной.
Волки молчали.
Меня разбудил резкий обрыв ноты.
Меня подтолкнула тишина.
Я села на кровати, сжимая край одеяла.
И услышала слабое царапанье в дверь.
Шурх. Шурх-шурх.
И тишина…
Я откинула одеяло и медленно спустила ноги на пол.
Шурх-шурх-шурх.
Я встала и на цыпочках подкралась к двери.
Шу-у-урх.
* * *Я повторила в уме заклинание, сбилась, перепугалась до смерти и долго не могла вспомнить самое начало.
А затем как можно беззвучнее потянула ручку на себя, и в щель просунулось звериное рыло, мохнатое и клыкастое.
От неожиданности я оцепенела на долю секунды, иначе волку пришел бы конец. Я бы его испепелила. Это был наш волк, я узнала его по рваному уху и белой проплешинке-шрамику над левой бровью.
Волк настырно протискивался в щель, скребя лапами и тихонько поскуливая от ужаса. Я уступчиво выпустила ручку, и он скользнул мимо меня, щекотнув голые ноги теплым ворсом; забился под стол, вздыбив шерсть на сгорбленном загривке. Глаза светились двумя прозрачными янтарями. Я не решилась его погладить. Накинула куртку поверх длинной ночной рубашки и вышла во двор.
Узенький новорожденный месяц практиковался в освещении притихшей земли; у него это выходило не очень хорошо, зато красиво и таинственно. Но той звенящей, поразившей меня тишины, в лесу не было и в помине.
Я прислушалась и различила тихий русалочий смех, тонкий хрустальный звон бьющихся на счастье бокалов, жалобный посвист иволги, шуршание дождя по мокрым листьям и легкие девичьи шаги по песку, залитому лунным светом. Я не должна была прислушиваться. Этот шум нельзя было разделять на привычные звуки, как нельзя дробить мелодию на отдельные ноты. Иначе не услышишь самой мелодии.
Ее напевал фонтан. Месяц любовался на свое мерцающее отражение, а фонтан перебирал его лучи, как струны гуслей. Звездный свет пропитывал капли и, подхваченный западным ветром, разбивался о гранит мостовой, где образовалась солидных размеров лужа. Мне стало зябко, я передернула плечами и отвернулась.
И увидела две светящиеся точки.
Выпученные глаза в кустах всегда вызывали у меня нездоровые ассоциации, а эти к тому же не мигали, и узкие черточки зрачков казались грязными трещинами в рубинах круглых радужек.
Стоит ли говорить, что обладатель вышеупомянутых очей не вызвал у меня особого восторга, а также желания познакомиться поближе. Подобные им стекляшки заполняли высохшие глазницы чучела оборотня{3} в музее Неестествознания. Глаза редко ходят парами, обычно они укомплектованы сотней зубов, дюжиной когтей и пищеварительным трактом. Именно в такой последовательности.
Я не двинулась с места. Убегать от оборотня бессмысленно, идти навстречу – тем более, а шаг влево или вправо ничего не изменит. Поэтому я осталась стоять, предоставив право первого хода глазастому незнакомцу. Не дождавшись меня под кустом, он беззвучно и обманчиво медленно вышел-выплыл на мостовую. Было в нем локтей шесть в длину и три – в холке, лапы тонкие, гибкие, без четко выраженных суставов, на шее мохнатый воротник, морда неправдоподобно вытянутая, приплюснутая, нос без мочки, ноздри утоплены в шерсть, малоподвижные заостренные уши прижаты к бокам головы.
Он был похож… и в то же время не похож на оборотня. Что-то меня смущало. Я не могла отнести его к конкретному виду (их, как известно, шесть). Как будто неопытному художнику поручили изобразить оборотня, и он намалевал его, руководствуясь одним соображением: непослушные дети, которых будут пугать его картиной, должны зареветь еще до того, как отдернут занавеску.
Жуткий облик и внушительные размеры твари окончательно убедили меня в ее нереальности. Фантом? Морок? Кто мог его создать? Нет, морок не смог бы прикончить тринадцать человек, разве что несчастные скончались от инфаркта.
Тварь тихо зарычала. Мороки так не умеют. Отвратительный звук, пробирающий до самых печенок. Меча у меня не было, и слава богу. В противном случае я бы уронила его на ногу. Я почти убедила себя, что оборотень ненастоящий, и рык застал меня врасплох. Вот бы в дополнение к курсовой привезти в Школу чучело нового вида нежити. Как бы это прикончить его, чтобы сохранить шкуру в целости и сохранности? Допустим, мне это удалось. Что дальше? Ободрать? Засолить шкуру в бочке, а кости выварить? А шерсть от соли не вылезет? Может, выделать ее здесь, в Догеве? Надо спросить Лёна, есть ли у него на примете опытный таксидермист. А можно сдать в музей только скелет, а из шкуры пошить доху и дубленку. Доху – на каждый день, дубленку – на выход.
Теперь я смотрела на неснятую шкуру неубитого оборотня как на свою личную собственность. Казалось, стоит только подойти и отобрать ее. То, что оборотню это может не понравиться, мне как-то в голову не приходило. Не размениваясь на предупреждения, он бросился на меня с разинутой пастью.
Забыв о частнособственнических помыслах, я сгенерировала тепловой заряд такой мощности, что оборотень должен был испепелиться на месте вместе с дохой и дубленкой. Оборотня можно убить тремя способами: серебряным клинком, осиновым колом (теоретически; никто еще не осмелился выйти на оборотня с отточенной деревяшкой) и огнем. Ревущий клуб пламени устремился навстречу монстру… и сжег молодой дубок. Доха-дубленка ловко увернулась, темная масса взвилась в длинном прыжке, и я опять совершила непростительную ошибку: пальнула заклинанием прямо в раззявленную пасть. Огонь предназначен для поражения на расстоянии, и воспользоваться им в локте от себя – чистое безумие. Я словно воочию увидела огромный, горящий скелет, падающий мне на голову, и тут оборотень взвыл нечеловеческим (что вполне естественно) голосом, я упала на землю, отброшенная раскаленным воздухом, все заволокло белым паром, в лицо и руки впились сотни колючек, а по одежде потекло что-то мокрое и горячее, словно я вывернула на себя кастрюлю с крутым кипятком.
Не знаю, крепко ли спали вампиры в эту ночь, но мой вопль, способный пробудить мертвеца, заставил их сбежаться на площадь в течение тридцати секунд. Лицо и руки горели, я боялась открыть глаза, но, услышав встревоженный голос Лёна, сразу перестала вопить и крепко выругалась. Выдавать вопль за победный крик было поздно и нелепо, но, думаю, сам Улион Драконоборец не погнушался бы его исполнением. Если уж герой вопит, то это должен быть уникальный, ни с чем не сравнимый звук. Он мне определенно удался. Но аплодисментов и криков «бис!» не последовало. Воцарилась гнетущая тишина. Лён легонько, кончиками пальцев, ощупывал мое лицо.
– Плохо? – выдавила я, пытаясь не допустить «биса».
– Тебе будет очень его не хватать?
– Кого?
– Носа.
– Что?!!! – Я через силу разлепила веки и скосила глаза. К моему величайшему облегчению, в пределах видимости смутно маячил если не весь орган обоняния, то, по крайней мере, конечная его часть.
– Зрение не пострадало, – отметил Лён, продолжая изучать мое лицо. – Похоже на ожог.
– Что значит – похоже?! Не пугай меня! Действительно ожог? Сильный?
– Да нет, просто неестественный румянец. От челки до подбородка.
– Волдырей нет?
– Пока нет, – задумчиво протянул он. – Они не сразу появляются.
– Спасибо, ты всегда можешь утешить. – Я встала, отряхиваясь. Одежда оказалась мокрой и горячей.
– Ну зачем ты вышла на улицу ночью, одна?
– А что, тебя каждый раз будить?
– Ничего не имею против, – Лён не был склонен шутить. – Пошли в дом, Келла тебя осмотрит… когда ее найдут. А вы что? Расходитесь!
Кто-то высказал пожелание чествовать меня как героиню-избавительницу, но я только досадливо отмахнулась.
– Не вышло? – тихо спросил Лён.
Я отрицательно покачала головой. Вещественного доказательства моей победы, то бишь трупа, пусть даже в плохом состоянии, нигде не валялось.
Толпа с недовольным ворчанием рассосалась.
– Лён… А ну стой! – завопила я вслед поднявшемуся было вампиру. – А не одной можно выходить? Что ты этим хотел сказать? Кто из вас составляет мне компанию по ночным походам? Ты сам? Или твоя белая зверюга? А может, Старейшины, крадучись, следуют за мной до низенькой будочки на задворках?
