Смерть и прочие неприятности. Орus 1 (СИ) - Сафонова Евгения

— Такой шум подняли из-за маленькой шутки, — беззаботно заметил демон, когда вечером они собрались в гостиной, а он наконец соизволил проявиться из воздуха. — Вы бы видели свои лица…

— А советовать мне сфотографировать проход в Потусторонье, чтобы у меня сгорел телефон — тоже, по-твоему, смешно? — открыв футляр с Дерозе, Ева сосредоточенно собирала разрозненные деревянные осколки, складывая их на полу, как паззл. — И не говори, что ты не знал об уничтоженных картах. Ты у нас вроде знаешь всё.

В лесу демон так и не соизволил показаться, и остаток дня прошёл в учёбе и первой после примирения с Гербертом тренировке: на которой Ева, мечтая поскорее получить в руки воскрешённого Дерозе, вела себя паинькой. Усилия были вознаграждены — по окончании урока с Эльеном, на котором Ева изучила историю родов Тибель и Рейоль, некромант соизволил лично заглянуть в её комнату и, велев следовать за ним, препроводил в гостиную, где сейчас они и находились. Теперь Ева собирала разбитую виолончель (дабы точно не ошибиться, какой кусок с каким склеивать), Герберт ждал окончания процесса, сидя в кресле перед камином с — внезапно — резным бокалом чего-то высокоградусного, а Мэт наблюдал за ними, зависнув над каминной полкой.

— Я просто подтолкнул тебя к потаканию своим желаниям, златовласка. Этим демоны обычно и занимаются. Неужели ты не злилась, когда наш мальчик подрезал тебе крылья?

— Нет. Потому что вы оба ещё раз успешно доказали: кнут порой полезнее пряника, а последний вполне могут подсунуть и отравленным. — Собрав верхнюю деку, Ева удовлетворённо кивнула. — Твой совет по поводу подзарядки телефона из того же разряда?

— Проверь, если сомневаешься. Твой телефон всё равно почти уже принадлежит гному. А о том, что ты отдашь ему свою игрушку в рабочем состоянии, вы не договаривались.

— Проверю. Может быть. В другой раз.

В гостиной, расположенной неподалёку от библиотеки, Ева оказалась впервые, и не могла не признать, что здесь довольно уютно. Небольшая комната была исполнена в бежево-голубых тонах, изящную мебель украшали серебристые завитушки, кресла вокруг низкого чайного столика обили золотистым шёлком; а сидеть на пушистом синем ковре было куда удобнее, чем на том, что положили в её комнате.

— Для чего тебе нужен этот маленький штык? — спросил Герберт неожиданно.

Удивлённо вскинув голову, Ева проследила за его взглядом.

Осознав, что речь о лежащем подле футляра шпиле, прищурилась.

— Подожди, я не ослышалась? — театральным жестом она приставила ладонь к уху. — Ты правда хочешь услышать меня? Поговорить со мной? Сам, о чём-то кроме дела?

Некромант ответить на шпильку не соизволил, в упор созерцая её льдистым взглядом, — и Ева, хмыкнув, взяла в пальцы металлическую деталь.

— Это шпиль. Виолончелисту без него никак, ведь самооборона — святое, — снимая резиновый наконечник и демонстрируя Герберту блестящее железное острие, очень серьёзно проговорила девушка. — У нас нет волшебных смычков, так что от врагов приходится защищаться другими средствами. Скрипачи и альтисты легко могут отбиться метким ударом футляра по голове оппонента. Виолончели и контрабасы, увы, более громоздкие. Вот и обходимся шпилем.

Некромант воззрился на серебристый штырь почти с уважением:

— Ваш мир настолько опасен? Или в нём так не любят музыкантов?

— Конечно, не любят. Лично меня от игры плохих музыкантов регулярно посещает чувство, что кровь вот-вот польётся из ушей. Можно не ходить на концерты, но на улице от них не спрячешься, а люди часто переносят недостатки отдельных представителей профессии на всю профессию. — Ева непринуждённо подкинула шпиль на ладони. — Впрочем, конкуренты куда опаснее простых обывателей. Мир музыки суров: либо ты, либо тебя.

Пару секунд Герберт всматривался в её абсолютно честное лицо.

Перевёл взгляд на демона, невинно насвистывавшего какой-то незатейливый мотивчик, пряча ухмылку.

— Что-то мне подсказывает, что ты меня обманываешь, — поднеся бокал к губам, бесстрастно заметил некромант.

— Ты прав. Я шучу. Шпиль нужен, чтобы сверлить дырки в паркете.

— И снова лжёшь.

— Ладно, ладно. Он нужен для опоры инструмента во время игры. Дырки — уже следствие.

— Вот это больше похоже на правду. — Глотнув янтарного напитка и отставив бокал на стол, Герберт кивнул на собранную деку. — Ты закончила с этим?

Подозревая подвох, Ева помедлила, прежде чем кивнуть.

Поднявшись с кресла, некромант подошёл к ней. Опустившись на колени подле деки, расправил ладонь; Ева затаила дыхание, когда крупные щепки озарило голубое сияние — под этим светом осколки сами собой плотно прильнули друг к другу, а трещины на глазах начали исчезать.

— Это было несложно, — сухо сказал некромант, когда рука его перестала светиться, а на ковре оказалась целёхонькая дека.

Пока Ева благоговейно скользила кончиками пальцев по дереву, ощупывая исцелённую часть инструмента, Герберт уже вернулся в кресло.

— Я думала, ты склеишь всего пару кусков, — тихо сказала девушка, уверившись, что от трещин не осталось и следа.

— Считай это подарком в честь нашего примирения. Или наградой за смекалку. Оставь всё здесь, где лежит, — добавил некромант, когда Ева потянулась убрать выложенные на пол осколки в футляр. — Никто их не тронет, а лишний раз перемещать их туда-сюда ни к чему. Будем просто приходить сюда каждый вечер.

Ева помолчала, обводя пальцами завиток эфы на спасённом «лице» Дерозе.

Вспоминая сегодняшний урок с Эльеном.

— Я изучила историю твоего рода. И Тибелей, и Рейолей, — произнесла она осторожно. — Значит, первым королём правящей династии был тот самый некромант Берндетт?

«Он положил основание династии Тибелей, — вещал призрак какой-то час назад, — объединив народ Керфи и свергнув иноземных захватчиков. Ведь после того, что он сделал…»

На этом месте Эльен осёкся — и Ева, сидевшая на кровати, скрупулёзно делая пометки в нотную тетрадь (чужие рассказы лучше всего запоминались ей при конспектировании), навострила ушки:

«Что такое?»

«Я… простите, лиоретта, — призрак растерянно повёл рукой. — Не будем вдаваться в эту тему. О деянии Берндетта вам лучше спросить господина. Если он сочтёт нужным, то расскажет сам».

«Но почему вы…»

«Мне не слишком легко об этом говорить. Это успело стать… личным. Боюсь, я могу сболтнуть лишнего. — Её призрачный учитель непреклонно захлопнул книгу с родовым древом Тибелей, которую держал на коленях. — Продолжим с момента коронации Берндетта. Вскоре после восхождения на трон он женился на представительнице великого дома Ирн, и…»

— Эльен обмолвился, что Берндетт совершил некое великое деяние. После которого весь народ Керфи пошёл за ним. А потом свернул разговор и сказал, что об этом деянии лучше спросить у тебя, — проговорила Ева, когда Герберт молча кивнул. — Может, поведаешь, что такого великого совершил твой предок и почему твой дворецкий опасается об этом говорить?

Герберт не ответил. Лишь качнул бокалом, заставив плавленый янтарь напитка лизнуть хрустальные стенки.

Зато вместо него ответил Мэт.

— Народ Керфи пошёл за Берндеттом Тибелем, когда узрел, как тот призвал в своё тело Великого Жнеца, — распевая слова, точно мурлыкая весёлую песенку, откликнулся он. — И наш мальчик намерен это повторить.

Ева во все глаза уставилась на Герберта: отреагировавшего на кляузничество демона разве что ещё одним глотком из бокала, искрившегося резными гранями в отблесках плясавшего на поленьях огня.

Наверное, будь она жива, следующие слова вышли бы со взволнованным придыханием.

— Ты что, правда собираешься призвать… бога? Настоящего?

— Сильный некромант может это сделать. Призвать Жнеца. Стать его аватаром, — буднично откликнулся некромант. — На пару минут, не дольше. Но и этого хватит, чтобы войти в века. Чтобы все уверились: ты отмечен особым благословением величайшего из богов, и равному тебе среди живущих нет.