Андрей Белянин - Черный меч царя Кощея
— Пусти, ирод, косточки ужо хрустят с подозрением, — сипло взмолилась Яга, но Митя не слушал.
— Да я за-ради вас, за-ради милиции любимой, за-ради отделения Лукошкинского, я ж...
Всерьёз опасаясь поломки бабкиного позвоночника, я, не целясь, пнул Митю коленом между ног.
— Упс! — сообщил нам наш младший сотрудник и, разжав объятия, рухнул ничком.
— Спасибо, Никитушка, — отдышавшись, поблагодарила глава экспертного отдела и с развороту пнула Митю лаптем под рёбра. — Ить вся жизнь перед глазами промелькнула, от детства босоногого до работы оперативной! С такими-то друзьями за каким хреном нам ещё и враги сдались?!
— Согласен, — подтвердил я и протянул стонущему напарнику руку, помогая подняться. — Спасибо, что дождался. Ты в порядке?
— Ещё не знаю, — фальцетом откликнулся он, подумал и уже нормально ответил: — Жить буду, а вот насчёт женитьбы да детишек не уверен...
— Я те потом, когда надо будет, средство чудодейственное дам. Мажь не жалей! — осторожно пересчитывая старческие рёбрышки, пообещала Баба-яга. — А счас... Ой!
— Что? — дёрнулись мы с Митей.
— Дык спросить его хотела. Вспомнилось вдруг. Дьяк-то где?
В общем, как вы, наверное, и сами поняли, гражданин Груздев, пользуясь случаем, резко пришёл в себя и сбежал без малейших проблесков совести. Искать его в тёмном лесу, в непосредственной близости от Кощеева жилища, мы не рискнули. Просто пошли в дремучий лес куда подальше, вышли на широкую поляну и уже почти перед самым рассветом, замёрзшие и голодные, кое-как развели костёр.
— Как думаете, куда он мог пойти?
— Дьяк Филька-то? Да куда угодно! Рази ж кто предугадает, в какой момент ему что в голову стукнет! Может в Лукошкино вернуться, может к Кощею пойти, а может и просто так по лесу тёмному круги наворачивать, лешего веселить.
— Так леший здесь?! Мы с ним вполне контачим. Давайте я...
— Энто образное выражение, — обрезала Яга, подёргивая плечами. — А ты, Митенька, чего на меня уставился? Неумытая бабушка, да?
— Черней эфиопской царевны Тамтамбы Мумумбы, — честно признал наш младший сотрудник. — Боюсь даже спросить, где вы так личико изгваздали-то?
— В печь кухонную к Кощеюшке лазила, — не особо охотно призналась хмурая старушка. — Все документы важные, книги ворожейные, планы записанные ему туда ухватом упаковала. И гореть долго будет, и Кощеюшка в тепле поспит.
Мы с Митей уважительно кивнули.
— Да ещё углем древесным на картинах евонных всем усы подрисовала, а на скульптурах неприличные места стрелками пометила с указанием, чего как по-простонародному называется.
На этот раз мы с тем же Митькой столь же дружно покраснели, но бабку уже было не остановить.
— А то что ж, он тут бесстыдство всяко-разно выставлять будет, а я, значит, молчи?! Не бывать тому! Да я, может... в молодости-то... и то не выставлялась! А он, паскудник эдакий, уже сам лысый, а туда же?! Себя, стало быть, красотой окружать, а всему Лукошкину — шиш, а не картинная галерея?!
Яга ещё долго распалялась по этому поводу. Причём так громко и страстно, с явной обидой, что я ещё раз крепко задумался, какие же на самом деле отношения связывали её с Кощеем. И по моему скромному разумению получалось, что никак не рабоче-деловые...
— Ну что, если все отдохнули, — привстал я, — то, может быть, мне и Мите стоит отправиться на поиски избушки? А вы пока здесь посидите.
— Ну найдёшь ты её, и что? — скептически покривила губки бабка-экспертиза. — Избушка за тобой не пойдёт, твоих приказов слушать не станет, а оттого что ты парнишку отправишь ночной лес частым гребнем чесать, тоже толку на грош. Ещё потеряем друг дружку волкам на радость...
— А тут и волки есть? — радостно подскочил Митяй. — Ой, пустите подраться, кровь кипит, душа праздника требует! Я ж ещё крохой пятилетним у волков хвосты отрывал да девчонкам дарил, сзаду на сарафан привесить для индивидуальности стильной...
— Сядь, балабол, — даже не улыбнулась Яга. — Если ты слов умных, корня латинского, по верхам нахватался, дак энто ещё не значит, что умным стал. Сейчас отдышусь ещё минуточку, да и сама сюда избушку вызову. Небось Кощей на Лысой горе моего чародейства и не почует. Всё ж таки не у него дома колдую...
Данный план всех устраивал. Я, признаться, тоже быстро пожалел о своём скоропалительном решении рваться в глухую чащу в неизвестном направлении, пытаясь найти передвижную однокомнатную квартиру на курьих ножках. Ну а нашёл бы, так что дальше?
Баба-яга права, слушать меня она не станет, и где потом в лесу искать всех наших и ещё раз найти тропинку к избушке, вообще непонятно. Я не Зверобой и не какой-нибудь там Дерсу Узала, так что без компаса просто пропали бы поодиночке, и всех делов...
— Вообще-то рассвет скоро, — как бы промежду прочим напомнил Митя.
Действительно, стало как-то заметно попрохладнее, и вокруг нас поползли серебристые волны тумана.
— Пора, — приподнялась бабка, но тут же ойкнула: — Охти ж мне, нога проклятущая, как на сырость-то в колене прострельнуло-о...
— Сей момент, бабуленька, — рванулся с поводка наш герой-спаситель. — Дозвольте только ножки вашей докоснуться, и я её, заразу, в один миг выпрямлю! Забудете, что вообще когда-никогда болела!
Раньше мне не доводилось видеть, с какой скоростью уважаемая глава лукошкинского экспертного отдела лазит по деревьям. Ей позавидовала бы любая кошка, спасающаяся от собак...
— Слезайте, я его держу!
— Не слезу, Никитушка, ох не слезу-у...
— Не бойтесь, Митя больше не будет, — громко пообещал я, отвешивая нашему младшему сотруднику заслуженный подзатыльник. Он у нас без них, как без пряников.
— Ловите, сотруднички! — Бабка разжала пальцы и с высоты трёх-четырёх метров бухнулась в наши подставленные руки. — В смоле изгваздалась, липнуть теперь буду, как банный лист к округлостям впечатляющим.
— Просто не стоит всё так близко принимать к сердцу. Ну подумаешь, Митя предложил помассировать вам больное колено. Что уж тут такого, в конце концов?
— А ты знаешь ли, сокол участковый, скока лет меня мужские руки за коленку не лапали? — с тяжёлым придыханием заявила бабка, краснея, как краснознамённый хор им. Александрова. — А что, ежели не удержуся, а?! Не заводите без дела, сотруднички, мало ли чего...
Я стиснул зубы, чтоб не заржать в голос, Митя понял не сразу, но когда и до него дошло, так сразу включил заднюю передачу и ретировался, подняв руки, на три шага назад.
— Помню, было дело лет эдак десять назад. Напал на меня по ночи за огородами...
— Маньяк?
— Ой, мама, да если бы?! Так, хвастался больше. Еле-еле потом уполз, горемычный. Говорят, откачали его...
Не дожидаясь продолжения скользкой темы, я напомнил Бабе-яге об избушке. Наша бодрая старушка вернулась в реальный мир, сунула два пальца в рот и издала протяжный разбойничий свист.
С ближних сосен и ёлок посыпалась хвоя, кусты пригнулись, туман развеялся так, словно его и не было. А уже через каких-то пять-шесть минут в лесу раздался треск веток, и протискивающаяся бочком-бочком избушка на курьих ножках встала перед нами, как Сивка-Бурка! Нет, лучше как лист перед травой, потому что Сивка-Бурка та ещё капризная скотина. Ну вы помните...
— Избушка-избушка, стань к лесу задом, ко мне передом! — топнув ногой, приказала Яга.
Бревенчатая старушка, бодро сминая мхи и лишайники, остановилась на ать-два, высоко, по-гренадёрски поднимая куриные ноги. Бабка полезла по лесенке к дверям. Стукнулась лбом. Выругалась. Извинилась за несдержанность, пнула дверь ещё раз, убедилась, что заперто изнутри, и обернулась к нам:
— Это чёй-то? Нешто опять дьяк пархатый на чужой печи как у себя дома устроился?
Да кто бы спорил, гражданин Груздев и не на такое способен. Если он от нас сбежал, то кто ж ему запретит влезть через окно в бесхозную избушку и задрыхнуть там, как дома...
— Позвольте, поспособствую, — решился Митяй, деликатно снял Ягу с лестницы и, примерясь, шибанул ногой в тот самый момент, когда из-за двери устало спросили:
— Кто там?
Ответ был очень красноречивым. Вопрошающего снесло внутрь вместе с дверью и половиной косяка. Проход был свободен, вся наша опергруппа в едином порыве ломанулась на штурм избушки и успешно овладела зданием. Ну, в том плане, что мы стояли плечом к плечу посреди горницы, сопя через нос, а из-под упавшей двери безнадёжно пытался вылезти наш всеми любимый царь...
— Ёксель, — дружно выдохнули мы, потому что все остальные вопли души были исключительно матерными. И не иначе...
—А он-то что тут делает?
После недолгих выяснений, объяснений, расспросов, слёз и душещипательных деталей откристаллизовалось следующее. Да, напоминаю, это всё со слов самого Гороха! Пока не получим опровержение, других вариантов нет...
