Питер Дэвид - Сэр Невпопад из Ниоткуда
— Стойте! — взвизгнула мамаша. Но на ее вопль никто не обратил внимания. И, поняв, что лишится всего, если тотчас же не присоединится к остальным, она проворно бухнулась на карачки и стала шарить ладонями в траве. Эдмонд отошел в сторонку и конфузливо опустил голову.
До Тэсита и ведьмы никому больше не было дела. Я побрел прочь, кивнув им, чтобы они следовали за мной. Тэсит быстро распутал веревки, и через несколько секунд мы все спустились с холма и скрылись в зарослях кустарника. Там крестьяне не могли нас видеть, сами же они оставались перед нами как на ладони. Все эти бездельники, за исключением Эдмонда, по-прежнему ползали по траве в поисках моих денег. Костер между тем полыхал вовсю. Он горел так ярко, что лицо Тэсита, смотревшего на него во все глаза, принимало все более озабоченное выражение.
— Мне это раз плюнуть! — усмехнулась ведьма при виде того, как он переменился в лице.
Резко вскинув вверх руку, она уцепилась за что-то, видимое лишь ей одной, а потом стала сводить ладони и разводить их в стороны, перебирая пальцами, так, словно играла в детскую игру, ну, знаете, когда мастерят из ниток или веревки «кошачью колыбельку». Выходит, над холмом, где эти недоумки собирались ее поджарить, и впрямь не пролегали магические нити, здесь же, на внушительном расстоянии от взбесившейся толпы, ведьма без труда их отыскала.
Стоило ей только начать поигрывать пальцами, плетя невидимый узор из невидимой нити, как высоко над нашими головами в безоблачном небе отчетливо громыхнуло. Еще через миг откуда ни возьмись принеслись черные тучи, и из них хлынул ливень. Ох, что это был за потоп, доложу я вам! Сроду ничего подобного не видывал! В считанные секунды огромный костер превратился в кучку мокрого обгорелого хвороста. Позволив Тэситу убедиться, что его драгоценному лесу пожар больше не угрожает, мы все трое убрались оттуда восвояси. Ведьма, спасаясь от дождя, набросила на голову капюшон своего широкого черного плаща. Везет же некоторым, подумал я.
Лесистые холмы, разбросанные в самых разных уголках Элдервуда, изобиловали пещерами. В одной из них мы с Тэситом частенько ночевали, если под открытым небом становилось слишком холодно, и пережидали ненастье. Теперь мы торопились туда не только чтобы укрыться от дождя, но и стремясь убраться подальше от визгливой мамаши Эдмонда и ее односельчан. Как знать, быть может, кто-то из них заметил, в каком направлении мы удалились. Тогда им ничего не стоило бы организовать погоню. Мы шли молча. Говорить было особенно не о чем. Каждый думал о своем.
Войдя в пещеру, Тэсит притащил из дальнего угла охапку дров и сложил их неподалеку от входа.
— Сейчас я вырублю огонь, — сказал он, — и мы сможем наконец обсохнуть и согреться.
Наша гостья с улыбкой вытянула вперед указательный палец и сделала им кругообразное движение. В следующий миг в отверстие нашей пещеры с оглушительным треском влетела молния. Она угодила прямехонько в стопку дров, которые тотчас же весело и дружно загорелись. Мы с Тэситом, ослепленные и оглушенные, как по команде откинулись назад. А колдунья даже бровью не повела. Только переводила с моего друга на меня насмешливо-покровительственный взгляд.
— Ты, выходит, любительница дешевых эффектов, — с упреком произнес Тэсит. Он первым пришел в себя. Я все еще ждал, когда наконец мое ушедшее в пятки сердце вернется на свое обычное место.
— Не я одна. Вспомни, как ты ринулся мне на выручку и чуть было не задохнулся в дыму, — спокойно парировала она.
Тэсита это замечание явно задело за живое.
— Я это сделал ради тебя! — возразил он запальчиво.
— Вовсе нет. Чтобы порисоваться перед самим собой.
В ее тоне было столько презрения, что я не мог мысленно не поздравить себя с обретением единомышленницы, будь она хоть сто раз ведьмой.
Тэсит сокрушенно вздохнул:
— Что ж, придется, наверное, свыкаться с тем, что благородство, как и благодарность, приказали долго жить.
— Зато глупость живехонька, — фыркнула ведьма. — Учти, ежели б мы с тобой поменялись местами, я пальцем бы не шевельнула ради твоего спасения.
Представляете, какой сладкой музыкой прозвучали для меня ее слова? Но внешне я, разумеется, никак этого не выказал. Сидел себе тихонько, глядя в огонь, и избегал встречаться с Тэситом глазами. Но мне поневоле пришлось принять участие в их перепалке. Тэсит сам ко мне обратился:
— Ну а ты что на это скажешь, По?
Он явно рассчитывал на мою поддержку, но обманулся в своих ожиданиях. Я был во многом согласен с колдуньей и потому, помедлив, сказал:
— Оба вы хороши. Ты рисковал жизнью ради человека, которому ничем не обязан, а она отказывает в благодарности человеку, которому обязана жизнью.
Девушка вскинула голову и вперила в меня пристальный взгляд своих колдовских глаз с огромными зрачками. Щеки ее тронула легкая краска смущения. Она склонила голову, словно стыдясь этого чувства, и скороговоркой пробормотала:
— Не люблю никому быть обязанной. Так что при случае сочтемся.
— Вот с ним, — подсказал я, кивнув в сторону Тэсита.
— То есть как это? С какой стати с ним?
— Вот так.
— Но ведь это ты нас выкупил!
— Я это сделал ради своего друга.
— Ты! — подхватил Тэсит. — Ты… — Восхищенно улыбнувшись, он помотал головой. — Я ведь так и знал, что ты что-нибудь да придумаешь! И ведь каким оказался изобретательным плутом, подумать только! Ты был прав: я действовал слишком торопливо и необдуманно. Зато ты в этой истории — настоящий герой. Ты оказался умен не по возрасту, и это нас с ней спасло. Ты — самый отважный и благородный из нас троих.
«Отважный». «Благородный». Ну что за чушь собачья, право слово! Много ли отваги и благородства в том, чтобы откупиться от трудностей, когда есть деньги? Незаслуженная похвала может смутить сильней, чем несправедливый упрек. Но я, признаться, не ощутил неловкости. Мне скорей было досадно, что Тэсит не вполне понимает, каким дураком я его выставил перед всеми нами. А потому единственным, что мне оставалось, было выдавить из себя:
— Благодарю.
Дождь понемногу стихал, и колдунья собралась нас покинуть.
— Погоди! — остановил ее Тэсит. — Как тебя хоть звать-то?
— Не твое дело. Для волшебника назвать свое имя — означает дать другому власть над собой. А я не такая дура, чтобы добровольно оказаться в твоей власти.
И тут моего друга наконец-то прорвало. До сих пор, надо признаться, он был на удивление сдержан.
— Власть над тобой?! — возмутился он. — Да я… да мы… жизнь твою негодную спасли! Да кабы не мы, ты сейчас превратилась бы в пепел! И уж если это не дает нам никакой власти над тобой, то извини… — Он шумно перевел дух и смерил ее с ног до головы сердитым взглядом. — Хороша, нечего сказать! Глушит вино, картишками балуется, да еще и хамит тем, кто ее из огня вытащил!
Колдунья выслушала эту гневную речь, стоя у выхода из пещеры. Капюшон снова был низко надвинут ей на лицо, но я все же разглядел, как сердито и недовольно она поджала губы. После недолгой паузы она нехотя процедила:
— Шейри.
— Это твое настоящее имя? — спросил Тэсит.
Но она не удостоила его ответа. Запахнулась в плащ и, пригнувшись, вышла под дождь, который уже едва моросил.
Мы с Тэситом переглянулись. Он пожал плечами, потом приблизился ко мне и с принужденной улыбкой похлопал по плечу:
— Да и бог с ней! Самое важное из всего случившегося нынче, По, это что ты наконец показал, на что способен.
Ну вот. Приехали. Я невольно поежился. Завистливый трус, я сумел преодолеть свой страх лишь ради того, чтобы унизить своего самого лучшего друга, чтобы посрамить его отвагу. У любого от этакого благородства просто дух бы захватило, согласны?!
Тэсит поспешно выудил из кармана оставшиеся деньги и протянул половину монет мне:
— Держи. Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать.
— Спасибо. Очень кстати. — Я кисло улыбнулся. — Тем более что я и сам, признаться, всегда делаю минимум возможного.
Тэсит громко расхохотался, закинув голову назад. Он принял мои слова за шутку.
Не знаю, к кому в тот момент я испытывал большую жалость — к нему или к себе.
Вечером я отправился в конюшню, чтобы там заночевать. Я не вспоминал о Шейри, мысли были заняты другим, и то, что колдунья явилась ко мне во сне, было для меня полной неожиданностью. Мне грезилось, будто бы она надо мной склонилась, глядя на меня с нежностью и легким укором. А потом… потом она меня поцеловала. Губы ее, удивительное дело, оказались одновременно горячими и прохладными. Когда они соприкоснулись с моими, я снова почувствовал себя так, будто прямо перед глазами у меня сверкнула молния. А после весь мир внезапно сделался совсем иным, чем прежде: он был опутан густой паутиной сверкающих, пульсирующих разноцветных нитей — зеленых, алых, пурпурных, голубых и желтых. Не иначе как в ту минуту окружающее предсталопередо мной таким, каким видят его колдуны-плетельщицы. Поверьте, это было прекраснейшее из зрелищ!
