Благие негодники - Фаусто Грин
И тогда мы отправились в самое удивительное приключение на свете, священник. И года не хватит, чтобы рассказать тебе о том, как мы с Клаусом путешествовали по Европе: он лечил людей, а я охотился на подлецов, которые мешали хорошим людям жить. Мы остались жить в Испании на пятьдесят лет, выезжая по различным делам за ее пределы. А двадцать лет назад вернулись в Нюрнберг. Клаус решил, что пришло время вернуться домой.
И все стало как прежде: поселились здесь, в Нюрнберге, жили спокойно. Помогали людям. Клаус часто приходил в эту кирху. Рассказывал, что местный священник почему-то совсем не помогает людям, а занят только существами. А Клаус… Он как раз выполнял работу этого священника и помогал всем без разбора. Клаус любил людей. Старался помочь всем и каждому…
А неделю назад старина Клаус вновь пошел в эту церковь. Хромающий слепой старик, кому он мог причинить вред и зло?! Он всю жизнь работал на твоего Бога, священник. И чем же тот ему отплатил? Какой-то приезжий несколько раз пырнул его ножом – из-за нескольких евро! Так умирают волшебники! Так умирают святые! Он, наверное, звал на помощь, но тщетно. Я нашел его лежащим на улице, а люди – кто-то фотографировал, кто-то проходил мимо. Никто даже скорую не вызвал! Такой любви учил их Бог?! Зачем мы вообще помогали им?! Зачем?! Ради этого равнодушия? И ты… сколько же в тебе этого равнодушия, священник… Клаус шел выполнять твою работу. На его месте должен был быть ты! Если бы ты помогал людям, он был не приходил в эту кирху и остался бы жив!
Душераздирающий вой эхом пронесся по кирхе, но из живых никто не слышал его. Тело отца Николаса остывало. Святые равнодушно смотрели на эту сцену со своих постаментов. Витольд встал с пола, осмотрел разрушения, убитого священника и, пошатываясь, побрел прочь. Скоро должно было наступить утро…
* * *
Когда я открыл глаза, мне показалось, что из моего тела пророс мох. Я был укутан в него и укрыт покрывалом из опавших листьев. Вокруг был лес, рядом – руины какой-то крепостной стены. Среди замысловато переплетенных ветвей, которые служили мебелью в этой лесной комнате, рядом со мной в плетеном кресле дремал Двадцать Третий. У него был крайне изможденный вид. Черные волосы слиплись, на подоле всегда идеально чистой сутаны была грязь. А еще бросалась в глаза одна странная деталь: на бледных, тонких руках красовались синяки, и костяшки, судя по всему, были сбиты. Словно почувствовав, что я слишком долго разглядываю его, Двадцать Третий проснулся.
– Заставил ты нас поволноваться! – упрекнул меня демон, затем бесцеремонно потрепал меня по голове, ероша волосы. Я немного опешил от такой реакции, но, черт возьми, я был рад видеть его. Кажется, это первый раз, когда Двадцать Третий искренне за кого-то побеспокоился?
– Что, даже не будешь шутить про то, что я воскрес?
– Воскрес Иисус, и то не факт, а тебя мы фактически подняли из мертвых.
«Мы»… Проклятье. Я понимал, где именно нахожусь, но очень надеялся, что ошибаюсь. Однако мои надежды тут же испарились, когда я услышал ледяной женский голос:
– Благодаря твоей бесполезности, Николас, этому рогатому отродью пришлось заплатить мне. Более того, он еще должен остался. Так что можешь умереть еще раз. Оказывается, от твоей смерти больше пользы, чем от тебя живого.
– Смотри не сдохни от восторга, мразь! Не раздвигала бы ноги направо и налево да не разевала бы пасть, глядишь, и своими силами бы справилась! И не нужно было бы ни у кого силу просить, – прорычал демон.
Я в первый раз видел Двадцать Третьего в такой ярости. А следом увидел и ее.
Высокая, стройная, с красными волосами, собранными в причудливую прическу, мертвенно-бледным лицом и золотыми змеиными глазами. Одетая в полупрозрачный переливающийся радугой саван, украшенный листьями и цветами неизвестных растений, едва прикрывающий ее наготу, которой она ничуть не смущалась. Тания – женщина, долгие годы владеющая половиной моего сердца. Буквально. Рядом с ней я превращался в больную собаку, ползающую у ее ног и молящую о любви. Женщина, которую я терпел больше пятнадцати лет. Которую любил. Обожал. И от которой не мог никуда деться. Та, кого я называл «моя фейская госпожа». Судя по всему, она уже успела познакомиться с Двадцать Третьим, и они друг другу не понравились.
Вместо того, чтобы хоть как-то отреагировать на ругань демона, Тания неестественно выгнула свою руку. Я закричал от боли.
– Если твой тупой песик не заткнется, Николас, следом я выгну свой позвоночник.
– Делай, что она говорит! Я потом тебе все объясню. Пожалуйста! – сквозь боль произнес я. Ощущение было такое, словно мои переломанные кости переломали еще раз. И это было не так далеко от правды. С Танией мы были связаны физически: если она причиняла боль себе, это отражалось на мне. Проблема лишь в том, что фейри могут делать со своим телом все что угодно и не чувствовать ничего, а вот люди такой способности лишены.
Ситуация накалялась. Очень вовремя в лесную комнату вошел юноша: бледный, с темными вьющимися волосами, одетый во все зеленое, включая шляпу-конус. Он опирался на посох.
– Тания, тебя вызывает отец. Николас и демон больше не твоя забота, – строго произнес юноша.
Тания скорчила недовольную физиономию, после чего подошла ко мне, провела тонким пальцем от губ прямо до паха, непростительно пошло облизывая губы, а потом второй рукой надавила на свой сосок и томно вздохнула, явно провоцируя всех трех мужчин в этой комнате взять ее на месте.
Двадцать Третий сделал шаг к фейри. На секунду я подумал, что, если он ее поцелует у меня на глазах, я убью их обоих. Тания отвлеклась от меня и попыталась обнять Двадцать Третьего… И в этот момент она завизжала так, что мне показалось, у меня кровь потечет из ушей. Фейри схватилась за свою грудь и с воплем бросилась прочь.
– Что ты ей сделал?! – Я рассвирепел не то от боли, не то от ярости. Брат Тании, похоже, не осуждал демона.
Двадцать Третий поднял два пальца вверх, и я заметил, что между ними он держал стальную пуговицу.
– Охладил траханье, – ухмыльнулся демон, ничуть не выглядя виноватым.
Я не знал, что делать: с одной стороны, мне нужно было наказать его за то, что он обидел даму моего сердца, с
