Галина Полынская - Четыре года падал снег
– Драсте, господа, – Милетов пристроил своего друга на колени Леопольду, девицу к Михаилу и отправился искать стулья. Голодев очень надеялся, что не отыщет, но тогда это был бы не Милетов. В переполненной ресторации, где даже табурет являлся роскошеством, только Милетов мог сразу же разыскать три стула. Господа немного потеснились, Алексей расставил стулья, на один усадил бесчувственного друга, придав ему по возможности вертикальное положение, на другой пристроил почти засыпающую девицу, на третий уселся сам. Теперь он был в соседстве с бароном фон Штоффом.
– Шампанского и икры! – крикнул Милетов, плавающим взором обводя зал. Голодев знал, что в таком состоянии он особенно опасен и что, возможно, будет драка.
– Какая же все-таки дрянь эта жизнь, – выдохнул Голодев и потянулся к рюмке.
– Да, вы правы, совершенно правы! – воскликнул Самородов, а не прошедший тест Леопольд взялся рыдать.
Глава вторая: Отчего мне так неможется?
Никто толком не помнил, когда и чем закончился вечер, а уж о дороге домой и вовсе не имелось никакого представления. Голодев помнил лишь то, что очень болела голова, да еще какой-то неприятный звук, сильно раздражающий. Только утром он догадался, что этот звук был голосом супруги Ольги Васильны.
Ближе к полудню Голодев уже смог встать с постели и добраться до ванной комнаты. Самочувствие было на редкость отвратным. Перед глазами плавали клубы табачного дыма, сквозь них проступало свекольного цвета лицо князя Михаила, горючие слезы Леопольда, громко кричащий Милетов и его крепко спящий друг.
Руки Сергея Голодева подрагивали и он никак не попадал по нужным кнопкам пульта, поэтому сначала его окатило ледяной водой, а после кипяточком. Наконец он все же совладал с проклятой техникой и с наслаждением подставил пуховую голову под прохладные струи. Вода пахла дезинфекцией, и Сергей подумал, что это должно быть опять снег топят.
– Экономят, сволочи! – проворчал он. – На всем экономят!
Выключив воду, Голодев прихватил полотенце, вышел из ванной и едва не столкнулся со Степаном. Тот терпеливо поджидал хозяина с подносом в руках, на подносе стоял бокал с мутной жидкостью.
– Рассольчику-с, барин? – улыбнулся он, показывая желтые от табака зубы. – Капустненький.
Сергей осушил бокал и задал мучавший его вопрос:
– Ольга Васильна как, в духе?
– Зверствовать изволит, – сообщил неутешительные новости Степан и добавил: – Маркиз де Ариньяк человека присылали, осведомлялись, когда за кораблем приходить.
Сергей надрывно застонал, бросил полотенце на поднос Степана и побрел в свой кабинет. Судьба была благосклонна – супруга на пути не встретилась.
В кабинете царил обычный порядок, что-что, а к этому Голодев был строг. Усевшись за стол, он включил настенные экраны и набрал на пульте код фон Штоффа.
– Карл! – хрипло, несчастно пробормотал Голодев. – Карл, это я!
На экране возникло помятое серое лицо, Голодев даже не сразу узнал фон Штоффа. Барон полулежал на диване со всех сторон обложенный подушками, на нем был малиновый халат и розовые шлепанцы.
– Доброе утро, – выдавил Карл, – как самочувствие?
– Преотвратнейшее, да еще от Ариньяка человек приходил, корабль надо отдавать… ох, изведет меня Ольга Васильна!
– Это да, – не мог не согласиться фон Штофф. – Ох, от чего ж мне так неможется?
– От выпитого, голубчик, я в таком же состоянии.
– Но выглядите вы не в пример лучше.
– Вы не помните, чем там все закончилось?
– Вроде бы драка была, – Фон Штофф нахмурился, пытаясь вспомнить, – Да, точно была драка. Кто-то на приятеля Милетова салат опрокинул и соусом случайно попал на мундир Алексею, тут и понеслось.
– Надо же, а я и не помню…
– Разумеется, голубчик, где уж вам, вы к тому времени, уже у меня на плече почивать изволили, причем были уверены, что я какая-то Машенька и все облобызать меня пытались.
– Неужто? – сконфузился Голодев. – Здорово я перебрал, здорово.
– Бывает, – отмахнулся фон Штофф. – А как девице Милетова в декольте приличную сумму вложили, помните?
Голодев побледнел.
– И много там было? – прошептал он.
– Все из кармана достали и вложили.
Голодев закрыл глаза и захотел умереть.
– Что ж вы меня не остановили? Вы даже не представляете, сколько там было…
– Так вас разве ж остановишь? – развел пухлыми руками фон Штофф. – Вы меня и слушать не хотели.
– Ой, что будет, что будет… – застонал Голодев, и услышал приближающийся голос своей супруги.
– Кажется, Ольга Васильна идет, – заметил фон Штофф, – удачи, вам, друг мой, а я отключаюсь. Ох, отчего ж мне так неможется…
С этими словами Карл исчез с экрана, а Голодев приготовился к самому худшему. Двери распахнулись и на пороге возникла Ольга Васильна – располневшая дама бывшей приятной наружности.
– Серж! – рявкнула она. – Вы переходите всякие границы!
– Котик… – безнадежно начал Голодев, но был перебит:
– Я еще не все сказала! – Ольга Васильна терзала свой любимый красный веер, это означало, что настроена она весьма решительно. – Вы явились вчера в непотребном виде – вас пилот принес! Весь ваш костюм был в вине и закусках, на лице помада, в карманах пусто и теперь извольте объясниться, где вы были?!
– В ресторации с фон Штоффом.
– Значит, это он целовал вас накрашенными губами?!
– Никто меня не целовал, я не помню, котик, – простонал Сергей, – с нами был Милетов, а с Милетовым какая-то девица, может это она, случайно…
– Случайно?! – голос супруги достиг высшей тональности. Она собралась, было продолжить, но тут за ее спиной возник Степан и, откашлявшись, доложил:
– Там опять от Ариньяка человек пришел, любопытствует…
– А в чем дело? – развернулась всем корпусом Ольга Васильна.
– Спрашивают, когда за кораблем приходить.
– За каким таким кораблем?!!
– Ох, отчего ж мне так неможется… – прошептал Голодев, обхватывая голову руками.
* * *Фон Штофф весьма интересовался, что же происходит у Голодевых, поэтому он позвонил Чернышеву якобы для того, чтобы осведомиться о самочувствии – ведь он тоже присутствовал накануне в ресторации, заодно он хотел попросить зеленого, несчастного Чернышева набрать Голодевых.
– А зачем? – тихо, словно боясь собственного голоса, спросил Николай. Он сидел в кресле и сильно страдал над кружкой пива и тарелкой с таранью.
– У них конфликт, может, Сергею помощь нужна. Вы в курсе, он де Ариньяку большой корабль для дальних перелетов в карты проиграл?
– Да ну? – слегка оживился Чернышев. – Нет, не слышал. Хорошо, сейчас наберу.
– Только переключите меня на общую связь, я непосредственно поприсутствовать хочу.
– Хорошо.
Чернышев дотянулся до стола и взял пульт управления связью. Не испачканным рыбой мизинцем, он надавил пару кнопок и в кабинете Голодева вспыхнул экран. Тонкой чертой он был разделен надвое, на одной половине сидел Чернышев, на другой возлежал фон Штофф. Оба с интересом уставились на семейную баталию. Увидев, что на связи господа, Ольга Васильна прекратила размахивать табуретом и даже нашла в себе силы улыбнуться, ловко сдув со лба выбившуюся каштановую прядь.
– Мое почтение, – сказал Чернышев, а фон Штофф ограничился учтивым кивком. – Как здоровье, Ольга Васильевна?
– Благодарствую, неплохо, – она свирепо посмотрела на фон Штоффа, – а ваше?
– Спасибо, хорошо. Сегодня устраиваем небольшое общество, – Чернышев аккуратно занавесил широким рукавом халата пиво и тарань, – приходите часам к семи, с дочерью вашей очаровательной, весьма рады будем.
– Придем, – чуть смягчилась Ольга Васильна.
Ее внимание ненадолго ослабло и истерзанный Голодев получил возможность вырваться из кабинета. Дав по пути тычка разносчику дурных вестей Степану, он помчался одеваться, придумывая самому себе какой-нибудь предлог, дабы покинуть любимый дом до семи часов. И решил сходить к де Ариньяку, надо же было все-таки уладить неприятность с кораблем…
На улице по-прежнему шел снег, но это было мелочью в сравнении с остальными неприятностями. Подняв воротник шубы, Голодев решил прогуляться пешком надеясь, что от свежего воздуха в голове прояснится.
Пройдя через заснеженный сад, Сергей вышел на набережную небольшой замерзшей реки с приятным названием «Раздумье». По льду, переваливаясь с ноги на ногу, ходили сонные, толстые птицы.
Голодев брел не торопясь и зачем-то пытался вспомнить, почему именно он женился на Ольге Васильевне. Припоминал, как они познакомились: это был ее первый бал, кажется у Головиных, да, именно у них… Она вошла вместе со своей матушкой и отцом, такая юная, восторженная, робкая, и он сразу же влюбился в ее васильковые глаза и нежные губы… Где же теперь эти глаза и губы, куда подевались восторженность и робость, Сергей никак не мог понять. Их дочь Анна была копией Ольги Васильевны в юности, и Сергею становилось неимоверно грустно при мысли, что она останется этой копией и в дальнейшем…
