Джаспер Ффорде - Неладно что-то в нашем королевстве, или Гамбит Минотавра
Брэдшоу искоса взглянул на меня и вопросительно изогнул бровь. Как Глашатай, глава беллетриции, я могла вовсе не выезжать на операцию, но меня уже тошнило от бумажной работы, а взять Минотавра следовало во что бы то ни стало. Он убил одного из наших товарищей и подлежал аресту.
За последние несколько недель мы обшарили шесть эпических романов о гражданской войне, три романа о фронтире, двадцать восемь высококачественных вестернов и девяносто семь книжонок сомнительного качества и теперь оказались в «Смерти на ранчо „Два креста“», у нижней границы того, что можно счесть литературным произведением. Мы потерпели неудачу во всех книгах. Никакими минотаврами там даже и не пахло, а уж поверьте мне, воняет от них будь здоров.
— И какова вероятность? — спросил командор, щурясь на потрепанный указатель.
— Сейчас посмотрим, — ответила я, надевая черные очки и сверяясь со списком возможных убежищ Минотавра. — Если опять пустышка, то сначала пообедаем, а уж потом полезем в «Парня из Оклахомы».[5]
Брэдшоу кивнул и передернул затвор. Калибр оружие имело вполне подходящий, вот только патронами заряжалось необычными. Служба в полицейском литагентстве обеспечивала нам законный доступ к вымышленным технологиям. Один выстрел ластиковой пулей из винтовки Брэдшоу — и Минотавр рассыплется на составные части литературного существования. Набор букв и голубоватый туман — все, что остается, когда рвутся нити, связывающие текст в единое целое. И обвинения в жестокости тут начисто лишены смысла хотя бы потому, что, согласно данным последней Чудовищной переписи, в сотнях книг и комиксов, на фресках и греческих вазах, в целости и сохранности проживает более миллиона практически одинаковых минотавров. Наш в корне от них отличался: мы имели дело с беглым преступником. Книгобежцем.
Когда мы подъехали ближе, нас окружили звуки оживленного небраскского приграничного городка. Строился новый дом, и стук молотка, вгонявшего гвоздь в дерево, отмерял такт цокоту копыт, позвякиванию уздечек и грохоту тележных колес по плотно утоптанной земле. Металлический звон кузнечного молота мешался с отдаленными переливами хора из дощатой церкви, и отовсюду слышался гул деловых разговоров. Мы доехали до угла конюшен Икли и осторожно выглянули на главную улицу.
Провиденс, по-видимому, пребывал в безмятежной предыстории, спокойно ожидая появления главного героя через две страницы. Мы не собирались вмешиваться в повествование и, поскольку Минотавр избегал основных сюжетных линий, дабы не светиться, рассчитывали наткнуться на него именно в подобных местах. Но если по какой-то причине мы подберемся вплотную к основному действию, я получу предупреждение: карманный детектор сюжетного приближения — полезная вещь. В случае чего он запищит, и мы спрячемся, пока эпизод не минует.
Мы ступили на скрипучий деревянный настил, ведущий ко входу в салун. Мимо прорысила лошадь. Я остановила Брэдшоу как раз в тот момент, когда двери заведения распахнулись и на дорогу вылетел какой-то пьянчуга. За ним, вытирая руки льняным полотенцем, неторопливо вышел бармен.
— И не возвращайся, пока не заплатишь! — прорычал он, с подозрением покосившись на нас.
Я предъявила трактирщику свой беллетрицейский жетон, Брэдшоу бдительно следил за окружающей обстановкой. Область вестерна просто кишит вооруженными бандитами. Даже видавший виды Совет пришел в некоторое замешательство, когда во время инаугурации жанра увидел цифру на бланке заказа. При работе в здешних краях порой насчитываешь до тридцати перестрелок в час.
— Беллетриция, — представилась я. — Это Брэдшоу, я — Нонетот. Мы ищем Минотавра.
Бармен холодно посмотрел на меня.
— Сдается мне, вы не в тот жанр завернули, ребята.
Все персонажи или генераты внутри книги определяются по классам от А до D, от первого до десятого разряда. A-генераты — это всяческие Гэтсби и Джен Эйр, D-генераты — это рядовые, создающие уличные сценки и толпу в комнатах. Бармен располагал отдельными репликами, а значит, скорее всего, являлся генератом класса C-2: достаточно разумен, чтобы отвечать на вопросы, но для широты суждений сообразительности маловато.
— Он может скрываться под именем Нормана Джонсона, — продолжила я, показывая ему фото. — Высокий, тело человека, голова быка, любит пожирать людей.
— Ничем не могу помочь, — медленно покачал головой трактирщик, глядя на снимок.
— А как насчет вспышек фарсажа? — влез Брэдшоу. — К примеру, боксерская перчатка, выпрыгивающая на пружине из коробки, или падающие на человека тысячепудовые гири?
Бармен рассмеялся.
— Чтоб на кого гири сыпались, не видел, но, говорят, шерифу в прошлый четверг заехали по морде сковородкой!
Мы с Брэдшоу переглянулись.
— Как найти шерифа?
Следуя указаниям бармена, мы двинулись по деревянному тротуару мимо парикмахерской и двух седоватых старателей, оживленно толковавших о чем-то на характерной для фронтира тарабарщине. Когда мы добрались до переулка, я придержала командора за рукав. Из-за угла доносилась перестрелка. Вернее, доносилась бы, не возникни у сторон разногласия по поводу времени, отведенного на демонстрацию сил. Обе партии стрелков — двое в светлом, двое в темном, с низко висящими поясами, отягощенными рядами блестящих патронов, — спорили, чья очередь стрелять и по сколько, в то время как две совершенно одинаковые дамочки встревоженно наблюдали за ними. В перепалку вмешался мэр городка и велел немедленно прекратить склоку, а не то обе партии потеряют свое время на стрельбу и им придется возвращаться сюда завтра. Стрелки неохотно согласились бросить монетку. Победители жеребьевки выскочили на главную улицу, а мирные жители послушно побежали в укрытие. Противники встали в двадцати шагах друг против друга, положив руки на рукояти «кольтов» сорок пятого калибра. И понеслось: грохнули два выстрела, один из темных стрелков упал в пыль, а победитель мрачно обвел переулок взглядом — выстрел противника лишь эффектно сбил с него шляпу. Затем герой с торжествующим видом сунул пистолет в кобуру, а его пассия бросилась к нему с распростертыми объятиями.
— Ну и чушь, — фыркнул Брэдшоу. — Настоящий Запад совсем не такой был!
Написанная в тысяча восемьсот семьдесят пятом году «Смерть на ранчо „Два креста“» увидела свет рампы в тысяча девятьсот восьмом. Казалось бы, описание столь недавних событий должно отличаться исторической достоверностью, но ничего подобного! Большинство вестернов склонны живописать сильно приукрашенную версию Дикого Запада, какой на самом деле не существовало. На настоящем Западе перестрелки случались крайне редко, а уложить человека из короткоствольного «кольта» сорок пятого калибра можно было только с очень близкого расстояния — порох семидесятых годов позапрошлого века давал огромное количество дыма. Два выстрела в людном салуне, и все примутся кашлять и тереть ослепшие от дыма глаза.
— Дело не в этом, — возразила я, когда мертвого стрелка отволокли прочь. — Легенды всегда гораздо читабельнее, к тому же не забывай: мы сейчас вообще в халтуре. Плохая проза попадается куда чаще хорошей, и надеяться, что наш рогатый приятель спрячется в романе Зейна Грея или Оуэна Уистера, — беспочвенный оптимизм.
Мы как раз миновали отель «Мажестик», когда мимо нас, вздымая клубы пыли, прогрохотала почтовая карета; возница щелкал кнутом над головами коней.
— Туда, — показал Брэдшоу на дом напротив.
Кирпичное строение резко выделялось на фоне своих обшитых досками соседей. Над дверью теснились неровные буквы: «Шериф». Мы быстро перешли дорогу. Наша привычная одежда смотрелась довольно неуместно среди длинных платьев, капоров, брюк, сюртуков, пыльников, жилетов, патронташей и шнуровок. Только постоянные резиденты беллетриции в вестернах утруждают себя подбором аутентичного гардероба, к тому же многие из патрульных являются персонажами соответствующих книг, так что им и не надо специально одеваться.
Мы постучались и вошли. После яркого солнца внутри было темновато, и мы долго моргали, пока не привыкли к полумраку. На стене по правую руку от двери висела доска объявлений, вся залепленная листками «разыскивается», касающимися не только Небраски, но и всего Книгомирья. Например, желтый листок обещал награду в триста долларов за указание местонахождения Большого Мартина. Под доской на чугунной плите стоял выщербленный эмалированный кофейник, слева у стены притулился ружейный ящик. На большом бюро растянулся полосатый кот. Дальнюю стену образовывали решетки камер, в одной из которых на нижних нарах переливисто храпел пьяница. Посреди комнаты располагался большой стол, заваленный бумагами: циркулярами законодательного собрания штата Небраска, поправками к повествовательным законодательным актам Совета жанров, информационными бюллетенями Общества звонарей, а поверх всего лежал раскрытый на странице «Модные товары» каталог Сирса-Ройбака. Также на столе лежала пара сапог, в коих присутствовала пара ног, а те в свой черед вели к шерифу. В его одежде преобладал черный цвет, и к тому же ей требовалась основательная стирка. На жилетке тускло поблескивала жестяная шерифская звезда. Из-под низко надвинутого стетсона торчали усы. Хозяин кабинета спал, рискованно балансируя на задних ножках стула, поскрипывавшего в такт его храпу.
