Сергей Шведов - Черный скоморох
– Представь себе, достойнейший магистр, что рядом с твоей планетой вдруг появилось Нечто, способное напугать даже тебя, совсем неробкого жабовидного пщака.
– Спасибо за пщака, просвещеннейший,– обиделся сиринец.
– И это Нечто грозит разрушить все вокруг себя,– рассуждая вслух, продолжил кентавр.
– Но это уже фантазии, дорогой друг, откуда в замке Лорк-Ней это самое Нечто? Уж мы-то с тобой знали князя Феликса как облупленного...
Магистр осекся: именно знал, и именно Пигал Сиринский не раз предупреждал князя, что не следует тащить в свой дом разную дрянь. А Феликс, молодой и беспечный, только смеялся. Вот и досмеялся.
– Но не хочешь же ты сказать, просвещеннейший, что этот Черный скоморох, эта чурка...
– Ты слышал, что сейчас сказал Андрей Тимерийский? – прервал друга Семерлинг.
– Человек молодой много чего наговорил.
– Я имею в виду младенца, который не плакал. Младенцы быстро успокаиваются, когда им в руки попадает забавная игрушка.
– Но почему игрушка?
– А почему нет, достойнейший. Тем более такая забавная, как Черный скоморох. Ведь и маленькому Андрею она страшно нравилась, он все время пытался разгрызть ее едва появившимися зубами.
– Неужели ты думаешь, что этот Силис и эта негодяйка Зеба коснулись Черной плазмы?! – в ужасе отшатнулся магистр.
– Думаю, что не просто коснулись.
– Ты полагаешь, что часть Черной плазмы проникла к нам, трансформировавшись в Черного скомороха?
– Будем надеяться, что это так,– спокойно отозвался Семерлинг.
Спокойствие просвещеннейшего Семерлинга очень не понравилось достойнейшему Пигалу. Шутка сказать – Черная плазма! Тут надо бить в набат, а не бумажки перебирать. А потом, что значат эти слова кентавра: «Будем надеяться». Неужели есть еще более худший вариант? Но об этом варианте магистру даже думать не хотелось, поскольку это был конец всему.
– Черные камни, столь любезные сердцу человека молодого, это тоже осколки плазмы?
– Вероятно,– кивнул Семерлинг.– Наверняка Лорк-Ней разрушил именно Зеил и его соплеменники, они и запрограммировали Андрея на сбор всего, что имеет отношение к Черной плазме.
– Но тогда резонно будет предположить, что кузнечик Зеил охотится именно за Черным скоморохом.
– Очень может быть,– согласился кентавр.
– А тебе не кажется, что следует помешать поединку?
– Нет, достойнейший Пигал, ни в коем случае. Пусть все идет своим чередом. Я думаю, этот поединок прояснит очень многое, если не все.
Позиция просвещеннейшего друга магистру не слишком понравилась. Сидеть и ждать невесть чего, когда противники действуют, и действуют активно?!
Барон Стиг уже прислал князю Андрею вызов на поединок. Внешне все выглядело довольно логично, поскольку о ночном происшествии во дворце барона Садерлендского судачил уже весь город. Подробнейшим образом перечислялись все участвовавшие в налете лица. А достойнейшему Пигалу приписывалось очередное сводничество. Якобы он искусством опытного мага усыпил бдительную охрану, что и позволило молодому негодяю, как и в арлиндском королевском замке, совершить свое грязное дело. Сиринский магистр, несмотря на нападки толпы, держался с достоинством и даже принял предложение князя Тимерийского поучаствовать в поединке в качестве секунданта. Последнее он, впрочем, сделал по совету кентавра Семерлинга. Однако свалившиеся на голову неприятности не заслонили главной задачи, которую взялся разрешить достойнейший дознаватель: поиски Елены Арлиндской продолжались. Не доверяя никому, магистр лично исследовал заросли вокруг таинственного замка Крокет, но, увы, без успеха. Замок был закупорен так надежно, что даже искусство далеко не последнего знатока Белой магии оказалось бессильно. Оставалось надеяться, что кузнечик Зеил как-то проявит себя во время поединка, ведь он твердо обещал свою помощь барону Краулендскому. По городу поползли невесть кем пущенные слухи, что на стороне барона Стига выступит колдун и чародей Зеил, а на стороне князя Андрея – его всегдашний подельник и маг Пигал Сиринский. Достойнейшего Пигала страшно раздражало невежество бусонской толпы. Назвать просто магом одного из ученейших магистров Светлого круга было верхом непристойности.
Главная арена Бусона, построенная еще прадедушкой Сайры Великодушного для боя быков и прочих кровавых увеселений, заполнилась зрителями с самого утра. Судачили о том о сем. В частности, о замке Крокет и его нынешнем хозяине Зеиле. Однако находились скептики, которые в Зеила не верили, а утверждали, что таинственный замок просто тюрьма, где тайно содержатся враги Гига Сигирийского. Скептикам, как водится, били морду, чтобы не настраивали людей против мессонского правителя и не морочили всем голову своей Еленой Арлиндской. Да здравствует правитель Гиг и его еще не родившийся внук, будущий император Мессонии! Словом, на трибунах царило привычное для таких мероприятий оживление.
Бусонские кумушки сгорали от нетерпения увидеть и сердцееда князя Тимерийского, и его новую пассию – Лилию Садерлендскую, из-за которой разгорелся весь этот сыр-бор. Спор, собственно, велся вокруг одного: уронит ли слезу прекрасная Лилия по поводу поражения своего незадачливого жениха барона Стига, или же будет откровенно радоваться удаче любовника князя Андрея. Люди посолиднее обсуждали, сколько минут продержится во славу Мессонии и всей Либии барон Краулендский против залетного Героя. Выходило как-то до смешного мало и обидно для бусонского самолюбия. Эстеты ждали поединка чародеев, ибо для людей сведущих нет большего наслаждения, чем игра интеллекта. Что по сравнению с этим кровавая бойня на потеху черни?
Правитель Гиг Сигирийский прибыл ближе к полудню, сопровождаемый героем дня Стигом Краулендским и просто Героем князем Тимерийским. Все тут же обратили внимание, что барон Стиг неестественно бледен и мрачен, как покойник, уже подготовленный к жизни иной, а князь весел, как птичка поутру после хорошего завтрака. Разумеется, черноглазая Садерлендская была здесь же. Зря беспокоились кумушки, совести у нее, оказывается, хватило, чтобы появиться на людях после пережитого позора. Выглядела она не раскаявшейся грешницей, а победительницей, словно не по ее вине идет на смерть барон Краулендский, дабы не уронить мессонской чести. Все-таки доблесть в сердцах мессонцев не угасла, и это, бесспорно, приятно сознавать, сидя на трибуне, в безопасном отдалении от кровавой драмы.
Первыми на арену вышли барон Антильский, секундант Краулендского, и магистр Пигал Сиринский, секундант Тимерийского. Ждали чародея Зеила, но тот, к огромному разочарованию толпы, и в этот раз уклонился от боя. Скептики в очередной раз одержали победу, а легковеры были посрамлены.
Пигал внимательно оглядел мечи: на его придирчивый взгляд, ничего необычного в них не было. Стиг Краулендский, как лицо, оскорбленное противником, выбирал меч первым. Взгляд мессонского барона насторожил сиринца – абсолютно отсутствующим был этот взгляд. Судя по всему, Зеил здорово поработал над бароном, превратив его в натурального зомби. Пигал обратил на это внимание своего подопечного, но Герой как ни в чем не бывало продолжал улыбаться публике: добродушно, как отметила часть бусонцев, симпатизировавшая Тимерийскому, вызывающе, возразили им недоброжелатели, коих было числом поболее, глумливо, поддержали недоброжелателей в окружении Гига Сигирийского, и, наконец, обольстительно-окончательный вердикт был вынесен женской половиной собрания, независимо от возраста и политических пристрастий. Достойнейший Пигал посчитал улыбку наглой, перейдя тем самым в стан недоброжелателей, и махнул на молодого человека рукой.
Противники сошлись лицом к лицу в центре арены. Публика затаила дыхание в ожидании первых ударов стальных клинков. Однако клинки так и не сошлись в коротком, как вспышка молнии, поцелуе. Меч барона Стига прочмокал мимо плеча увертливого противника. Этот промах вызвал бурю насмешек на трибуне. Князь был хорош, что ни говори. Казалось, он не двигается, а танцует, не рубится, а вырисовывает в воздухе замысловатые фигуры. На барона Стига ловкость противника не произвела особенного впечатления: он с настойчивостью идиота продолжал рубить воздух. Публика веселилась от души, и только на лицо правителя Гига набежала тень, да барон Зак Садерлендский нервно покусывал губу.
Наконец князь Тимерийский тоже решил нанести удар, скорее, с целью напугать противника, чем убить. В первый раз за время поединка мечи встретились, и случилось чудо – клинок князя хрустнул, словно стеклянный, и переломился у самого основания. Толпа охнула – вот оно, началось! Никто не усомнился, что это был выпад чародея Зеила, стоящего невидимкой за спиной барона. Его противник, Пигал Сиринский, выглядел растерянным, это заметили все и разочарованно вздохнули. Во всяком случае, «гном» ничем не смог ответить на выпад колдуна и оставил своего подопечного на произвол судьбы.
