Сергей Шведов - Черный скоморох
– А он не вор? – Патлатая девица с подозрением оглядела юркую фигурку сиринца.
– Самый порядочный наниматель из всех, кого я встречал на своем пути,– обиделся за магистра Летучий Зен и сыпанул в передник своей подружки горсть монет.
Аргумент в пользу Пигала Сиринского произвел сильное впечатление, и больше вопросов не последовало.
– Вот он,– вдруг тихо произнес Летучий Зен и предостерегающе положил руку на плечо сиринца.
Небольшая группа всадников въезжала в распахнутые ворота. Навстречу им из дворца вышли несколько человек с факелами в руках, среди которых магистр опознал долговязую фигуру правителя Мессонской империи Гига Сигирийского. Кругленький суетливый человек рядом с правителем наверняка был Заком Садерлендским. Худощавый барон Стиг придержал стремя одному из всадников, помогая спешиться. Впрочем, это было всего лишь знаком уважения, поскольку Зеил, если это действительно был он, легко спрыгнул на камни двора, не прибегая к чужой помощи. Несколько вскользь брошенных слов, смысла которых Пигал не понял, несколько взаимных поклонов, и вся компания двинулась под крышу дворца. Был ли среди встречающих князь Тимерийский, достойнейший магистр не разобрал.
Летучий Зен довольно уверенно чувствовал себя в переходах чужого дворца, видимо получил исчерпывающую информацию от своего агента в юбке. Пигал крался за шкипером с замиранием сердца, временами проклиная себя за чрезмерное усердие. Пропади она пропадом эта незавидная доля дознавателя.
– Сюда,– подтолкнул сиринца Летучий Зен.
Насчет пыли в этом чулане шкипер был совершенно прав. И насчет хлама тоже. Сначала Пигал едва не чихнул, потом чуть не свернул себе шею о подвешенный к потолку деревянный предмет. К счастью, все обошлось: и не чихнул, и не свернул.
– Может, и не все увидим, но услышим кое-что наверняка,– сказал Летучий Зен.
Сначала голоса долетали не очень отчетливо, но вскоре сиринец приноровился и уже без труда разбирал негромкую речь собравшихся в большом зале знатных господ. Говорил Гиг Сигирийский, его гость, вероятно все же Зеил, сидел к отверстию спиной, и Пигал мог видеть только его затылок, прикрытый капюшоном, который он почему-то не снял, даже оказавшись в теплом помещении. В зале находились и оба барона, Садерлендский и Краулендский.
– Князь Тимерийский всего лишь юнец, к тому же глупый.– В голосе Гига Сигирийского прорывалось раздражение.– Не понимаю, почему он тебя так занимает.
– Этот юнец уже многое успел.– Голос гостя был неприятно скрипучим, словно кто-то проводил гвоздем по стеклу.
– Но это многое скорее пошло нам на пользу, чем во вред,– засмеялся Сигирийский, и оба барона подхватили его смех.
Зеил к мессонцам не присоединился, хотя магистр очень хотел бы услышать его, а еще лучше – увидеть лицо. Странное беспокойство охватывало сиринца, стоило ему только перевести взгляд с лица правителя Гига на гостя. Было в этом спрятанном под материей черепе что-то чужеродное, непривычно угловатое для такого круглого во всех отношениях предмета, как голова. Да и поведение баронов было необычным: оба старательно избегали смотреть в сторону Зеила, пряча глаза в хрустальные бокалы с мессонским вином.
– Мальчишка гораздо опаснее, чем ты думаешь, Гиг,– снова заскользил по стеклу ржавый гвоздь.– Но главная опасность не в нем, а в кентавре Семерлинге.
– Не знаю.– Сигирийский с сомнением покачал головой.– Пока что старый мерин копается в пыльных бумажках да ведет бесконечные разговоры с бусонскими книжными червями.
– В пыльных бумажонках можно выловить много полезного и существенного, не говоря уже о книжных червях, которые ведут наблюдение за небом Либии вот уже добрую тысячу лет.
– А при чем здесь звезды? – удивился Зак Садерлендский.
Но этот вопрос остался без ответа, к большому неудовольствию как барона, так и магистра.
– Если кентавр Семерлинг прибыл на захолустную планету Либия, значит, он почувствовал что-то неладное в этом районе Вселенной.
– Но ведь он и раньше здесь бывал,– пожал широкими плечами Гиг Сигирийский.– Ты же знаешь. Лет двадцать тому назад. Да и не станет Высший Совет Светлого круга вмешиваться в наши дела.
– В ваши дела не станет, благородный Гиг, но в мои очень даже может. Впрочем, пока у нас с Семерлингом общая цель.
– В каком смысле? – Этот вопрос чуть было не задал вслух Пигал Сиринский, но, к счастью, его опередил барон Зак.
И вновь ни тот, ни другой не получили ответа.
– Я всегда готов помочь тебе, Зеил,– заговорил Гиг после довольно продолжительного неловкого молчания.– Но надеюсь, ты тоже не оставишь нас в беде.
– Можешь не беспокоиться,– подтвердил скрипун.– Твои дела – это мои дела.
– А не кажется ли тебе, Зеил,– Сигирийский был явно удовлетворен ответом,– что пришла пора Елене Арлиндской исчезнуть навсегда?
– Стоит ли так торопиться? – осторожно вмешался барон Садерлендский.– Давайте подождем, пока Асольда разродится своим чадом.
– Я тоже не стал бы спешить.– Скрип Зеила действовал Пигалу на нервы, но он слушал затаив дыхание, боясь пропустить хотя бы слово.– Замок Крокет место надежное, а девчонка может нам еще пригодиться.
– Но юнца в любом случае следует убрать,– раздраженно воскликнул Гиг Сигирийский.– Он меня бесит своим нахальством.
– Если мы убьем Героя, у нас будет куча неприятностей,– возразил барон Зак.– Все его неуемное племя свалится на Либию, чтобы отомстить за благородного паррийца.
– Ну почему же,– скрипнул гость.– Если, скажем, барон Зак Садерлендский вступится за честь своей дочери и убьет Героя на поединке, то это не будет поводом к войне.
Садерлендский фыркнул в свой бокал, расплескав вино по белой скатерти:
– Покорнейше благодарю, но мне жизнь еще не надоела, к тому же я не думаю, чтобы честь моей дочери пострадала.
– Тогда, может, барон Стиг вступится за свою невесту?
Скрипун ждал ответа, но барон Краулендский помалкивал, за него ответил Садерлендский:
– Зачем покойнику честь? Ни у меня, ни у барона Стига нет ровно никаких шансов продержаться против Героя больше одной минуты, и я не совсем понимаю, зачем тебе нужна наша смерть, Зеил. Энергетический меч у него в руках или простой, либийский, но Герой есть Герой, и силы в этом негодяе немерено.
Достойнейшему Пигалу довелось-таки услышать, как смеется скрипун, если, конечно, взвизгивание ножа при встрече с точильным камнем можно назвать смехом.
– Это у князя Тимерийского в руках будет простой меч, а у барона Стига не совсем.
Чужак тихо свистнул, настолько тихо, что Пигал с трудом это уловил. Возможно, ему помешало сопение Летучего Зена, который совсем рядом подпирал стену. Однако нашелся некто, обладающий более изощренным слухом, чем сиринец. И этот некто, облаченный в черный плащ, через несколько секунд возник на пороге. Складки длинного плаща скрывали линии тела, но лицо было открыто, если, конечно, отвратительное рыло жабовидного пщака можно считать лицом. Костяные пластины, заменяющие пщаку одновременно зубы и губы, глухо клацнули, а большие, в пол-лица, глаза уставились, казалось, прямо в Пигала Сиринского. Гнусавый квакающий голос вырывался даже не изо рта, а из подобия носа, отвратительного провала на лице, заросшего редкими волосами. Жабовидный пщак прогнусил что-то на незнакомом Пигалу языке и протянул своему повелителю меч. Рука пщака, покрытая зеленоватыми наростами, была отвратительна, но еще отвратительнее была клешня, выскользнувшая из-под плаща Зеила. Казалось, что она гнется сразу в нескольких местах, иначе трудно было объяснить, почему меч в этой клешне чертит в воздухе столь немыслимые линии. Чужак, желая, видимо, прихвастнуть своим искусством, поднялся со своего места и повернулся к Пигалу лицом. Лучше бы он этого не делал, этот членистоногий,– более гнусного создания сиринцу видеть не доводилось. Назвав это чудище кузнечиком, князь Тимерийский ему польстил. В отличие от того, полусгнившего на корвете, этот являл себя во всей своей живой и отвратительной красе. У чужака было четыре руки и две ноги. Спина и грудь до пояса были покрыты пластинами. Самым чудовищным было все же оранжевое полупрозрачное брюшко, болтающееся мешком между широко расставленных ног, в котором булькало и шевелилось что-то живое, похожее на клубок змей. Человеческому глазу выносить такое зрелище явно не под силу. И только долг ученого и дознавателя не позволил Пигалу Сиринскому отшатнуться и закричать. Зато Летучий Зен не был ни ученым, ни дознавателем и поэтому заорал во всю мощь своих легких, переполошив весь дворец барона Садерлендского.
Пигал сумел выскользнуть за перепуганным шкипером из чулана, но тут же заблудился в темных помещениях чужого дома. Летучий Зен кричал уже где-то внизу, кажется, даже во дворе, а сиринец все еще беспомощно метался по второму этажу в поисках лестницы. Все многочисленное население дворца подхватилось и бегало по двору и внутренним покоям с факелами и светильниками в руках. Среди поднявшегося шума прорезался пронзительный голос барона Зака:
