Питер Дэвид - Сэр Невпопад из Ниоткуда
Приоткрыв рот — гораздо шире, чем требовалось, она раздельно и протяжно произнесла:
— Не-е-е-е-т!
— Ты мычишь как недоеная корова.
— А ты ведешь себя как надутый индюк. До чего же ты, оказывается, неблагодарный!
— Я?! Неблагодарный?! Энтипи… — У меня даже голос прервался. — Послушай, но разве, по-твоему, справедливо отказывать мне в праве самому решать свою судьбу?
— При других обстоятельствах, да, это было бы уместно. Но… ты ведь человек необыкновенный, Невпопад. Ты — избранник судьбы, а я — принцесса, и значит…
— О-о-ох. — Я с досадой махнул рукой и, не желая дальше слушать весь этот бред, направился к своим покоям.
Принцесса осталась стоять в коридоре. Но она пробыла там недолго. Не прошло и пары минут, как я услыхал за спиной топот ее ног.
У двери спальни я обернулся и раздраженно бросил:
— Оставь меня в покое!
— Не смей со мной так говорить! Я — принцесса!..
— А я — твой суженый, и это дает мне право говорить с тобой как угодно. Как мне вздумается. Разве нет? Или ты намерена грозить мне пытками и казнью всякий раз, как тебя что-то в моем поведении не устроит? Ты такой себе представляешь нашу семейную жизнь, признайся?
— Возможно, — ответила она, сердито сверкнув глазами.
— Звучит многообещающе. Ты и впрямь не в себе. — Я прислонился к двери и покачал головой. — А твои родители, которые пошли у тебя на поводу, объявив о нашей помолвке, и подавно умом тронулись. Как тебе удалось этого от них добиться?
— Они уважают мои мнения и желания. Они знают, что я тебя люблю…
— Любишь?! Да что ты вообще знаешь о любви?! Ты понятия не имеешь, что это такое! Для тебя вся эта затея с самого начала — всего лишь игра! Твою глупую голову, внезапно сделавшуюся белокурой, продолжают осаждать романтические мечтания, которые не имеют ничего общего с подлинной жизнью! Интересно, кстати, какой же цвет волос у тебя настоящий, природный?
— Рыжий. Почти как у тебя, — хихикнула Энтипи.
— Цвет огня. Что ж, иного я и не ожидал…
— Вот ты опять!.. — Она надула губы. — Я же тебе уже рассказывала, как было дело.
— Но почему это я должен тебе верить, скажи на милость? Ты на что угодно способна. Нет, это же надо такое придумать: объявить во всеуслышание о помолвке, не потрудившись прежде спросить согласия жениха! Здорово, конечно, что оба родителя уважают твои желания и чувства и с ними считаются. Вот только почему мои желания, мои чувства ничего для тебя не значат? И знаете, ваше высочество, на месте короля и королевы я никогда не дал бы согласия на этот неравный союз. Сколько бы вы ни твердили, что любите меня…
— Да, я именно так им и сказала… И еще… еще я им призналась, что мы занимались любовью.
Вот тут-то я уж точно не удержался бы на ногах, если б не посох. Рухнул бы на пол как подкошенный.
— Ты… им… такое… — только и смог выдавить я из себя.
Энтипи жизнерадостно улыбнулась:
— Сказала, что мы занимались любовью. Да ты не волнуйся, я их уверила, что мы оба этого хотели.
Выход из положения, благодарение богам, был найден: я не обязан на ней жениться, ведь никто не заставит меня сочетаться браком с трупом, а в том, что я сейчас ее придушу голыми руками, сомнений быть не могло…
— Значит, вот что ты им сообщила, — хрипло выдохнул я.
— Верно. — Глаза ее затуманились, и, откинув голову назад, она с мечтательной улыбкой произнесла: — Что мы соединялись, как два диких зверя во тьме глубокой пещеры, как два грозовых облака в бескрайнем небе, исторгнувших в момент слияния триумфальное крещендо…
В коридоре раздались шаги. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы кто-то подслушал, как эта маленькая идиотка, стоя у двери моей спальни, упражняется в изобретении поэтических эвфемизмов для обозначения занятий любовью. Я схватил ее за локоть и силком втащил в комнату. Захлопнул тяжелую дверь и только тогда перевел дух. Энтипи сперва опешила — я прежде никогда не позволял себе так бесцеремонно с ней обращаться. Но лицо ее почти тотчас же осветила улыбка. Случившееся пришлось ей по вкусу. Я насторожился.
И тут у меня в памяти вдруг всплыл недавний разговор с королевой. Она сказала, что ни в чем меня не винит, мол, то, что произошло между мной и Энтипи, было вполне естественно, учитывая обстоятельства. Только теперь мне стало ясно, что она имела в виду. Помнится, она еще прибавила, что король сперва гневался, а потом нас с принцессой простил…
— Как два обезумевших от желания горностая…
— Заткнись же! — прошипел я едва слышно. В королевских дворцах, как всякому известно, даже стены имеют уши. — Как ты могла им такое сказать? Мы ведь не были близки!
— Наяву — нет. А в мыслях — да.
— Ничего подобного! — Я возмущенно засопел. — Я, во всяком случае, никогда этого в мыслях не держал! — Тут я, разумеется, слегка приврал. Но только чтобы не поощрять эту ненормальную.
— А я много раз себе представляла, как все это могло бы между нами произойти. И это давало мне право сказать родителям, что мы были близки.
— Черта с два! — Отставив в сторону посох, я стал нервно шагать взад-вперед по комнате. — Боги милосердные, Энтипи! Ты бы хоть о том подумала, что твой родитель, вместо того чтобы пойти у тебя на поводу и объявить о нашей помолвке, мог запросто приказать меня казнить, распалившись гневом на того, кто лишил его юную дочь невинности!
— Лишил невинности, — наслаждаясь звучанием этих слов, повторила она и многозначительно изогнула бровь. — Выходит, ты наконец поверил, что я целомудренна?
— Я верю только в то, что ты сумасшедшая. Неуправляемая, вздорная девчонка, готовая испортить и перевернуть вверх тормашками жизнь всякого, кто имел несчастье приблизиться к тебе. — Продолжая мерить шагами комнату, я так разволновался, что начал отчаянно жестикулировать. — Тэсит, не встреть он тебя, был бы по-прежнему жив!
— Но он меня встретил и он не жив. А ты остался в живых и очутился со мной рядом. — Она снова вопросительно изогнула бровь. — Скажешь, лучше бы тебе оказаться где-нибудь в другом месте?
— Вот именно! Тысячу раз да!
— Ты предпочел бы остаться простолюдином и бродить по городам и весям, прося милостыню и, быть может, промышляя воровством?
— Возможно, — кивнул я, хотя и без особой уверенности. — И между прочим, Тэсит твой по большей части добывал себе пропитание именно таким способом! Воровал и грабил! Но это тебе не помешало в него влюбиться. Или, во всяком случае, убедить себя, что ты его любишь. А Тэсит…
— Тэсит — то, Тэсит — се! Да на небесах твой Тэсит! — Энтипи едва не перешла на крик, игнорируя все мои призывы говорить потише. — Боже, можно подумать, что…
Умолкнув на полуслове, она взглянула на меня с вызовом и насмешкой.
— В чем дело? — растерялся я.
— Сам знаешь.
— Нет, уж изволь объясниться!
— Ты по-прежнему считаешь, что Тэсит мог быть моим любовником и что я стану тебя с ним сравнивать, если ты займешь его место. И разница окажется не в твою пользу.
Тут только я понял, что должен был почувствовать мой бывший друг, когда ему в грудь вонзилась стрела… Едва шевеля пересохшими губами, я возразил:
— Чепуха какая! Я всегда говорил, что ты не в себе… И теперь ты это в очередной раз доказала…
Но Энтипи помотала головой, а потом еще и пальцем мне погрозила:
— Мне следовало раньше об этом догадаться. Ты всегда и во всем чувствовал себя слабее его. И хотя Тэсит мертв, его превосходство над тобой по-прежнему не дает тебе покоя…
— Плевать мне на его превосходство! — выпалил я, позабыв осторожность. — Тэсит тут совершенно ни при чем! Просто это было бы… недостойно! Я всего лишь повел себя как приличный человек…
Энтипи презрительно фыркнула.
— Тебе бы женщиной быть! В ее устах такие слова звучали бы уместно. Неудивительно, что ты себя вряд ли считаешь способным даже свечку для Тэсита держать, а не то что… Наверное, ты и в самом деле никуда не годишься.
Пелена ярости на миг затмила мой взор. А Энтипи как ни в чем не бывало повернулась ко мне спиной.
— Не тревожься ни о чем. Я признаюсь отцу, что солгала, что такой слабак, как ты, даже помыслить не смел…
Но я не дал ей договорить: схватил за руку и развернул к себе лицом. И жадно впился поцелуем в ее свежие упругие губы. Честно говоря, мною двигала вовсе не любовь, а неистовое желание проучить эту самоуверенную девчонку, взять над ней верх, чтобы впредь, зная, на что я способен, она не смела так беззаботно распоряжаться мною и моей жизнью.
Энтипи высвободилась из моих объятий и взглянула на меня с вызовом, изогнув губы в усмешке:
— И это все? Все, на что ты отва…
В ее глазах я увидел Астел, которая издевательски хохотала надо мной. И Тэсита, тот заявил, что настоящий герой — он, а я — жалкий самозванец. Увидел рыцарей и оруженосцев, от которых вытерпел столько насмешек и унижений, мерзкого Строкера — одним словом, тех людей, которые когда-либо причинили мне зло. И я набросился на них на всех разом с дикой яростью, одержимый желанием наконец с ними расправиться.
