Терри Пратчетт - Творцы заклинаний
Когда Эск вернулась, старая ведьма намазывала хлеб маслом. Эск подтянула к столу табурет, но матушка махнула на нее ножом.
— Не спеши. Встань. Повернись ко мне.
Озадаченная, Эск повиновалась. Матушка воткнула нож в разделочную доску и покачала головой.
— Чтоб им пусто было, — пожаловалась она окружающему миру. — Понятия не имею, как это делается. Насколько я знаю волшебников, у них на такой случай должна иметься определенная церемония, вечно они все усложняют…
— Что ты хочешь этим сказать? Матушка, не обращая на нее внимания, заковыляла в темный угол рядом с кухонным шкафом.
— Может быть, тебе следует опустить одну ногу в ведро с холодной овсянкой и надеть одну перчатку, — продолжала она. — Я не хотела этого делать, но Они меня вынуждают.
— О чем ты говоришь, матушка?
Старая ведьма выхватила из теней посох и неопределенно махнула им в сторону Эск.
— Вот. Он твой. Возьми его. Надеюсь, я сделала все как надо.
На самом деле вручение посоха начинающему волшебнику — обычно очень внушительная церемония, в особенности если посох был унаследован от старшего мага. Согласно древним законам, ученик проходит долгое и устрашающее испытание с участием масок, капюшонов, мечей и страшных клятв, в которых говорится о вырезании языка, вырывании внутренностей дикими птицами, развеивании праха по семи ветрам и тому подобном. После нескольких часов такого времяпрепровождения ученик допускается в братство Мудрых и Просвещенных.
Также на этой церемонии толкается длинная речь. По чистой случайности матушка изложила ее суть в двух словах.
Эск взяла посох и стала разглядывать его.
— Симпатичный… — неуверенно протянула она. — Красивая резьба. А для чего он?
— Присядь. И хоть раз в жизни выслушай меня не перебивая. В тот день, когда ты родилась…
* * *— ..Вот так, в общих чертах, все и случилось.
Эск пристально посмотрела на посох и перевела взгляд на матушку.
— Я должна стать волшебником?
— Да. Нет. Не знаю.
— На самом деле это не ответ, матушка, — упрекнула Эск. — Должна или нет?
— Женщины не могут быть волшебниками, — отрезала матушка. — Это противно природе. С таким же успехом женщину можно сделать кузнецом.
— Вообще-то я наблюдала за работой отца и не понимаю, почему…
— Послушай, — торопливо перебила ее матушка, — женщина не может стать кузнецом по тем же причинам, по каким мужчина не может стать ведьмой. А все потому, что…
— Я слышала о мужчинах-ведьмах, — коротко вставила Эск.
— О чернокнижниках?!
— Ну да, о них.
— Мужчин-ведьм не бывает, бывают только глупые мужчины, — с жаром воскликнула матушка. — Мужчина-ведьма на самом деле волшебник. Все дело, — она постучала себя по лбу, — в головологии. В том, как работает твой ум. Мужской ум устроен не так, как наш. Их магия — это сплошные числа, углы, края и поведение звезд, как будто это действительно имеет значение. Это все сила. Проклятая… — матушка помолчала и вытащила на свет слово, которым любила описывать все то, что так презирала в волшебниках, — гимметрия.
— Ну, тогда все в порядке, — с облегчением отметила Эск. — Я останусь здесь и буду учиться ведовству.
— Ага, — мрачно отозвалась матушка, — тебе хорошо говорить. Вряд ли это будет так легко.
— Но ты же сама сказала, что мужчины должны быть волшебниками, а женщины — ведьмами и наоборот не бывает.
— Верно.
— Значит, — торжествующе заключила Эск, — все проблемы решены? Я просто не могу не стать ведьмой.
Матушка ткнула пальцем в посох. Эск пожала плечами.
— Всего-навсего старая палка. Матушка покачала головой. Эск моргнула.
— Нет?
— Нет.
— И я не могу стать ведьмой.
— Понятия не имею, кем ты можешь стать. Бери посох, — Что?
— Бери посох. Видишь, в очаге уложены поленья. Зажги их.
— Огниво в… — начала было Эск.
— Как-то раз ты сказала, что огонь можно разжечь и по-другому. Покажи мне.
Матушка поднялась на ноги. В полумраке кухни Эск показалось, что старая ведьма внезапно выросла и помещение вдруг наполнилось меняющимися разлохмаченными тенями, пронизанными угрозой. Глаза матушки свирепо впились в Эск.
— Давай, — скомандовала она, и в голосе ее звякнули льдинки.
— Но… — отчаянно пискнула Эск, прижимая тяжелый посох.
Она поспешно шагнула назад и опрокинула табурет.
— Показывай!!!
Эск с воплем кинулась к очагу. Кончики ее пальцев полыхнули пламенем, которое, змеясь, пронеслось через кухню. Дрова вспыхнули с такой силой, что вся мебель разлетелась в разные стороны, а в очаге образовался брызжущий искрами шар горячего зеленого света.
Он шипя крутился на камнях — которые начали трескаться, а потом и вовсе расплавились, — и по его поверхности пробегали быстро меняющиеся разводы. В течение нескольких секунд железный экран храбро сопротивлялся, но все-таки не выдержал и растаял как воск. Последний раз он появился в виде алого пятна на поверхности огненного шара, после чего исчез совсем. Мгновение спустя черный чайник постигла та же судьба.
В тот самый момент, когда дымоход должен был, по идее, отправиться туда же, древняя каменная плита, лежащая в основании очага, не выдержала, и огненный шар, брызнув напоследок искрами, скрылся из виду.
Его прохождение сквозь землю отмечалось нерегулярным потрескиванием и отдельными клубами пара. Если не считать этого, вокруг царила тишина, та громкая, свистящая в ушах тишина, которая наступает следом за оглушительным шумом. После неестественного неонового света в кухне было темно, как в преисподней.
Наконец матушка вылезла из-под стола и несмело поползла к дыре, окруженной валиком застывшей лавы. Оттуда грибом поднялось очередное облако раскаленного пара, и матушка поспешно шарахнулась в сторону.
— Говорят, под Овцепикскими горами расположены рудники гномов, — ни к селу ни к городу сказала она. — О боги, вот маленькие паршивцы удивятся.
Она осторожно тронула туфлей остывающую лужицу железа, расплывшуюся там, где раньше находился чайник, и добавила:
— Экран жалко. На нем были совы. — Ее дрожащая рука пригладила подпаленные волосы. — Думаю, сейчас мне не помешает добрая кружка, э-э, добрая кружка холодной воды.
Эск сидела, изумленно рассматривая свою руку.
— Это была настоящая магия, — отозвалась она наконец. — И ее сотворила я.
— Один из видов настоящей магии, — поправила ее матушка. — Не забывай об этом. К тому же тебе следует научиться управлять сидящей внутри тебя магией.
— Ты можешь меня этому научить?
— Я? Нет!
— Как же мне учиться, если никто не будет меня учить?
— Ты должна отправиться туда, где это умеют делать. В школу волшебников.
— Но ты сказала…
Матушка на мгновение оторвалась от процесса переливания воды из ведра в кувшин.
— Да, да, — резко бросила она. — Но можешь забыть о том, что я говорила, можешь забыть о здравом смысле и всем таком прочем. Иногда приходится идти туда, куда ведут обстоятельства. Полагаю, ты так или иначе отправишься в эту школу волшебников.
Эск обдумала это заявление.
— Ты хочешь сказать, это моя судьба? — спросила она.
Матушка пожала плечами.
— Что-то в этом роде. Может быть. Кто знает?
Той ночью, когда Эск уж давным-давно лежала в постели, матушка надела шляпу, зажгла новую свечку, убрала все со стола и вытащила из тайника в кухонном шкафу небольшую Деревянную шкатулку, в которой лежали бутылочка чернил, древнее гусиное перо и несколько листков бумаги.
Каждый раз, когда приходилось сталкиваться с миром букв, матушка чувствовала себя не в своей тарелке. Ее глаза выпучились, язык высунулся наружу, на лбу бусинками выступил пот, но перо, поскрипывая, все-таки двигалось по странице, хоть и сопровождалось отдельными негромкими “зараза” и “чтоб тебя”.
Письмо звучало следующим образом, правда, данному варианту не хватает свечного воска, клякс, замарываний и жирных пятен оригинала:
* * *“Главному Валшебнеку, Низримый Уневерсетет, здрасте, надеюсь все здаровы, я насылаю вам некаю Искорину Смитт, у ние есть задатки валшебнека, но чиво с ней дальши делать я ни знаю ана трудалюбивая девачка и чистаплотная и исче мастиритса выпалнять разнабразные работы па дому, Я нашлю с ней Дениг, жилаю вам жить долга и закончеть ваши дни в мири, астаюс ваша Исмиральда Ветравоск (дивица) Ветьма”.
* * *Матушка поднесла письмо к свече и пробежала его критическим взглядом. Хорошее письмо получилось. Она взяла слово “разнабразный” из “Ещегодника”, который читала каждый вечер. Этот “Ещегодник” всегда предсказывал “разнабразные бетствия” и “разнабразные несчастья”. Матушка не вполне представляла себе, что это значит, но слово ей нравилось.
Матушка Ветровоск запечатала письмо свечным воском и положила на стол. “Оставлю в деревне для почтальона. Все равно завтра утром идти за новым чайником”, — решила она.
