Сергей Фокин - Адские врата
— К тому же, — добавил резонно Савелий, — обратной дороги мы всё равно не знаем.
Вооружившись верой и изготовленной наспех дубиной, двинулись они в глубину леса.
Лес как лес: комарьё звенит, берёзы перемежаются с елями и сосенками, кусты рябины да бузины вторым ярусом гущу создают. Только далеко идти не пришлось. Едва вильнула тропка пару раз, обходя сваленные бурей деревья, потом расширилась чуток — и увидели они одиноко стоящий пень, на котором восседал дед Васюк собственной персоной.
Был он одет не совсем обычно. Вместо рубашки холщёвой куртка из звериной шкуры — чтобы гнус не прокусывал. А руки всё равно оголены да на вид совсем не стариковские — кряжистые такие, узловатые. Штаны тоже кожаные, плохой выделки. Может, не дубили её, а просто сшили и носили, покуда шерсть сама не повылезала. Для зимы и холодновато, а летом — в самый раз, особо в чаще лесной. В довершении ко всему на ногах непонятно почему тапочки домашние надеты. Для форса, что ли…
— Вот так встреча! — воскликнул Савелий, между тем многозначительно ткнув спутника в бок, да так, что тот разве не охнул. Напрягся сразу Никола, оглядываться по сторонам стал и дубину свою перехватил поудобнее.
— Ну, я-то вас давненько поджидаю, — усмехнулся Васюк, продолжая сидеть.
— Стало быть, догадался, что мы к тебе идём, старый хрен?
— Нынче без догадливости пропадёшь.
— И то верно. А почто ты нас в такую Тмутаракань затащил? Неужто нельзя было по-человечески встретить, в доме? — Савелий прищурился, а глаза-то у него забегали по сторонам, выискивая что-то по ближним кустам.
— Отчего же, можно было. Только и вы, похоже, ко мне дело пытаете не простецкое. — Старик полез в карманы и вытащил оттуда трубку с кисетом. Неторопливо набил, чиркнул спичкой, затянулся и крякнул от удовольствия.
— Хороший табак… Не то, что прежде продавался, с отдушками.
— Так какой леший тебя сюда затащил? — спросил вслед за тем Савелий, на этот раз оглянувшись через плечо.
— Да ты, добрый человек, не пужайся, — благодушно остановил его Васюк. — Нет у меня в рукаве козырей-то. Не игры играть завёл вас сюда. А насчёт лешего — угадал ты! — И усмехнулся во весь рот, так что зубы блеснули — но не гнилые да чёрные, как прежде, а ровные и белые, что волчьи — можно берцовую кость разгрызать. — Он и затащил, если посудить. А вернее сказать, не отпускает. Братан он мой кровный, как его одного бросишь-то!
Глаза у Николы раскрылись так, что Васюк, глядя на него, развеселился. Хохотнул даже, но без обычной издёвки. Да и то скажешь — простому человеку такое услышать не каждый день достаётся.
— Верно, думаешь, сказки рассказываю? — спросил он, обращаясь на этот раз только к кузнецу.
— Похоже, дядя Васюк! — растерянно ответил тот.
— Нет, уже давно вышел из такого возраста. Ведь мне, почитай, три сотни лет будет в обед! — Он снова пыхнул дымом.
— Что же ты привычку свою не изживёшь никак? Здоровье лишнее, что ли? — Вставил Савелий.
— Здоровья много не бывает. Только привычка — вторая натура. Так у вас, людей, говорят.
— А зачем вышел из леса, если и табак у нас плохой, и бабы дуры?
— Любишь ты, Савелий, подковырнуть! — затрясся от смеха дед, схватившись за бока.
— И ты, знаю, возможности не упустишь!
— Точно! Это по мне. А что до табака и баб…Положим, бабы-то как раз встречаются всякие. Марфу помнишь, что пропала семь лет назад?
— Как не помнить! — кивнул Савелий. — Двоюродная сестра она мне. Волки её задрали.
— Куда волки! — отмахнулся дед. — Жива она по сей день. Только тут, в лесу обитает. Назад возвращаться не хочет. Жизнь у неё среди людей не шибко сладилась, а я люб оказался, да и хозяйственный, чтоб ты знал! — Он насмешливо повертел полы куртки. — Это у меня повседневная, а есть ещё парадно-выходная. Только в лесу она без надобности, сам понимаешь.
— Так что Марфа-то? — напомнил Савелий.
— А что она? Ушла со мной. Я ей всю правду открыл, не таясь, потому как вижу — готова она к ней, не заробеет. К слову-то сказать, мало среди вас, людей, кто хочет слышать правду-то. Она пострашнее ядерной войны кажется.
— Ума я не приложу, чего тебе самому среди нас надобно? — Савелий опять сощурился. Всё это время кузнец стоял, как истукан, и слушал, не веря собственным ушам. Правда, мало-помалу приходил в себя. Деда он знал не очень хорошо, не часто случалось пересекаться. Поэтому с ног сбило не его волшебное превращение в лешака, а известие, куда забралась нечисть лесная — под самый бок человека.
— Таким уж я уродился. В семье самый маленький был. Брат-то мой, тутошний Леший, громила двухметровая. А я — сам посмотри…
— Медведя-то он за тебя забил, что ли? — усмехнулся Савелий. — Прибедняешься, дед.
— Правду говоришь, того косолапого порешил без чужой помощи. Не со зла, конечно, а по необходимости. Во всем ведь есть свой резон. Не просто так разбудили его в ту зиму. Гордыня спать мешала. Сильным себя почувствовал, к спячке не подготовился, кишечник не прочистил. Это встречается не только среди зверей. Люди тоже от своей значимости, бывает, с ума сходят. Только не объяснишь им словами. Чтобы в себя прийти, толчок нужен. Иногда такой, что голову напрочь. Это уже не нами решается, а тем, кто всем верховодит. — Старик показал пальцем на небо. Потом, помолчав секунду, продолжил:
— А что до моего выхода из леса, так объяснить сложно. Показалось мне, что коли скоро культура ваша сама себя изживёт, нужно узнать о ней не понаслышке, чтобы детям донести. Знание — оно и в лесу ценится. Брат мой, конечно, немного другого мнения. По-вашему, ретроград он и старый пердун. Только читать всё равно научился и поговорить с ним можно, если в настроении будет.
— Выходит, за знаниями потянулись? — удивился Савелий.
— Так, пожалуй. Опять же, жизнь лесная супротив вашей скучна будет. Если кто непривычный, так с тоски помереть можно. Общаться со зверьём, конечно, увлекательно, только страстей, подобных человечьим, здесь не найти. По-простому всё у животных, без изысков. Ну, выбивается в стае новый вожак… ну, загрызёт прежнего, потому как двум самцам у руля не место. Потом самки сами к нему тянутся: он ведь и производитель лучший, если сила в нём играет.
— У людей иначе всё, — согласился Савелий. — Сложнее.
— То-то и оно. А мне ведь интересно это до жути. Как в прежние годы сериал посмотреть. Не думай, что я пеньком на отшибе живу. Про всех знаю, ни одна свежая сплетня мимо не проскочит.
— Тогда и о деле нашем тоже слышал, дядя Васюк, — насупившись, вступил в разговор Никола. — Или как тебя величать правильно-то…
— Так и называй. Привычно мне это имя. Да ничего в нём зазорного нет.
— Имя как имя, — согласился Савелий. — Не хуже других будет.
— Вот и я о том же… — Дед, наконец, выкурил трубку, выбил о пенёк и аккуратно спрятал в грудной карман. — Что до дела вашего, то известно мне и о нём тоже. Знал я, что мимо меня не пройдёте, поэтому и встречу нашу организовал здесь. Чтобы процесс ускорить, — пояснил он, отвечая на удивлённый взгляд кузнеца. — Потому как помощи, которой вы от меня ждёте, оказать вам не могу. Путей, ведущих в преисподнюю, множество. У бесов, почитай, в каждом селе по десять отнорков имеется. Найти-то я их найду, а вот с открыванием проблемка. Нет у меня ключа, чтобы вот так взять — да и снять с них замки. И запоры там не железные, как вы сами понимаете, отмычкой ничего не сделаешь. Заклинание надобно произнести соответствующее. А мне по штанному расписанию знать его не положено. Не потому, что проштрафился я чем-то среди прочей нечисти, а просто природа наша с бесами совершенно разная. И возможности тоже. Пересекаемся только по необходимости. Для них пакости творить — что квасу испить в жаркий день. Нам же те лишь для выживания требуются.
— Чтобы не прознал про вас никто. А прознавших, стало быть, сгубить! — Савелий покачал головой. Впрочем, язвинки в его голове не было, и о собственной безопасности он сейчас не думал. Задачка им с Николой досталась, похоже, намного сложнее, чем предполагалось прежде.
— Не берите близко к сердцу! Вас это не касается, — отмахнулся старик. — Хотя, конечно, и не без того. Только я не договорил. Сам, может, и не помогу ничем, поскольку, как леший, слабоват, и совершенствоваться на этом поприще давно перестал. А вот брат мой — другое дело. В тонкостях волшебства он сведущ больше. И живёт сейчас у него женщина одна — огонь-баба. Вот для неё, по-моему, вообще преград не существует.
— Ведьма? — спросил Савелий. Ему, совсем недавно столкнувшемуся с понятиями «чёрт» и «леший», осваиваться дальше было уже проще.
— И весьма знатная! — уважительно ответил дед и тут же спохватился, — Да вы её знать должны, а как же иначе! — И он усмехнулся во весь рот.
— Кто же такая? — Савелий потерялся в догадках.
