Иван Валеев - Категории Б

Иван Валеев

Категории Б

А день обещал быть ясным…

В 20.. году лето наступило, как всегда, неожиданно. Управляемые инстинктом жители городов потянулись к относительно чистым водоемам и лесам, создавая проблемы местному населению, спасателям и пожарным. Обыватели страдали от жары, отсутствия горячей воды, комаров и инфляции, правительство пыталось понять, куда с улиц обеих столиц делись автомобильные пробки, вследствие чего едва не самоликвидировалось, а президент США опять упал с велосипеда. Сообщение о том, что с ним все в порядке, вывело членов правящей партии из состояния кататонии и повергло в уныние оппозицию, которая все еще бездействовала, убаюканная воспоминаниями о Великом Октябре. Рядовой же обыватель находился в состоянии перманентной апатии, убеждал себя в том, что от него ничего не зависит, и одинаково лениво смотрел трансляции заседаний Госдумы, напоминавшие реалити-шоу «Тихий час», сериалы и новости, где самой важной информацией являлся прогноз погоды, впрочем, не менявшийся уже почти две недели.

Наконец, 16 июня в районе города Великий Устюг было замечено образование мощного грозового фронта. В 17:25 было объявлено штормовое предупреждение, а, начиная с 18:53, можно было наблюдать электрические разряды, практически беззвучно происходившие в сгущавшихся тучах, поглощавших большую часть звукового спектра. При этом под воздействием эффекта Брока-Файнштейна, впоследствии тщательно изученного профессором Горским, гелий, находящийся в атмосфере, вступил в химическую реакцию с кислородом и водородом, в результате которой возникали различные оптические явления, принимаемые жителями за галлюцинации либо знамения апокалиптического толка. А к 19:16 было отмечено возникновение случаев массовой истерии, во время которых серьезно пострадали лаборатории профессора Брока, лично доктор Файнштейн, а также здания радиостанции и почты, что объяснялось отсутствием в городе иностранных посольств. Однако, к всеобщему удивлению, здание местной администрации осталось неповрежденным, что давало повод считать вышеупомянутые явления результатами санкционированных властями опытов.

К десяти часам вечера того же дня электрическая активность внутри сильно потемневшей закрывающей небо тучи прекратилась, поднялся сильный ветер и почти черная мгла двинулась в сторону города Череповца. Утомленные жители Великого Устюга забылись беспокойным сном, причем большинство из них впоследствии жаловались на провалы в памяти, дежа-вю и так называемый синдром ложной памяти. Также ненадолго прекратил вещание местный телеканал, поскольку руководитель канала подал заявление об отставке на свое имя, но затем отказался его подписывать как немотивированное.

Приблизительно в то же время жители города Мехико были обеспокоены появлением семи неопознанных летающих объектов эллиптической формы кирпично-красного цвета, которые около часа хаотично кружили в небе, выполняя почти невозможные фигуры высшего пилотажа и приводя в замешательство силы противовоздушной обороны Мексики, а затем с околозвуковой скоростью двинулись в сторону ЮАР. А еще через полчаса после их исчезновения неподалеку от японского острова Кюсю взметнулся гигантский водяной столб, поднявший из океана медузу более трех метров в диаметре. Столб высотой около 400 метров держался почти 2 минуты, после чего исчез, вызвав сильную приливную волну, однако трехметровая медуза продолжала парить, меланхолично шевеля щупальцами и изредка взмахивая краями купола. Увидевший это пилот самолета японских ВВС не справился с управлением и рухнул в океан, а через 15 минут его в совершенно невменяемом состоянии подобрал пассажирский лайнер «Элизабет», принадлежащий одной английской компании и державший путь в Канаду. Капитан лайнера передал радиограмму о происшествии в порт, и вскоре пилота забрал катер с бригадой врачей, которая доставила его в одну из лечебниц Лондона.

К 12 часам 17 июня стало ясно, что необъяснимые события, подобные вышеописанным, продолжали происходить по всему земному шару. Однако никто не связывал их с тучей, которая за ночь сместилась на пятнадцать километров в сторону станции «Бологое» и продолжала движение с переменной скоростью. Профессор Горский, срочным порядком выехавший из Москвы на исследование этого феномена, названного вскоре «Формацией Горского», все еще считал сообщения о свойствах тучи преувеличенными, однако, обдумывая их, пришел к выводу, что «Формация» все-таки стоит того, чтобы ее исследовать.

Уже находясь на полпути между Москвой и Бологим, профессор открыл газету «Известия», купленную прямо перед поездкой и прочитал статью о японском летчике, выловленном в Атлантическом океане. Решив, что по ошибке он приобрел вместо «Известий» «Московский комсомолец», Горский протянул руку к газете «Аргументы и факты», принесенной его водителем Виссарионом, и обнаружил в ней репортаж из Японии, где по рассказам очевидцев было составлено весьма преувеличенное описание водяного столба и, в том числе, упоминалось о пропаже пилота. Удивленный странным совпадением, профессор закурил и уставился в окно и подумал: «Кое-что проясняется», хотя на самом деле до прояснения было еще далеко: формация никуда не исчезала, продолжая вносить различные помехи в жизнь местных жителей и окружных радиостанций, огорчая и раздражая любопытство окрестных радиолюбителей.

Игорь Петрович Проскурин, по прозвищу Баклажан, один из ассистентов профессора Горского, прибыл в Бологое в 13:15, на полчаса раньше своего начальника, для выяснения обстановки. Несмотря на зависшую над населенным пунктом и закрывающую его от лучей палящего солнца тучу, было жарко, однако, обстановка в Бологом была на удивление спокойная, поскольку все приезжие отдыхающие предпочли уехать семичасовой электричкой, а местные жители в большинстве своем пребывали в состоянии полной апатии. Поговорив с меланхолически-сонным участковым, Игорь Петрович выяснил только, что никаких особых эксцессов, как то случаев: воровства, грабежей, изнасилований и оскорблений при исполнении — не происходило, что жарко и что магазин сегодня, наверное, работать не будет, потому что переучет. Больше ему ничего выяснить не удалось, поэтому Игорь Петрович, устроившись на скамеечке автобусной остановки, постепенно погружался в окружающую его апатию, из каковой его вывело появление местного пенсионера-радиолюбителя, Ивана Ивановича Чемыховского, который своим сочетанием внешности и фамилии вполне мог бы сойти за начальника начальника Проскурина. Пенсионер, размахивая старым, еще советского производства, горячим паяльником, пытался что-то втолковать Игорю Петровичу, однако, из-за дефектов дикции и клацающих как кастаньеты вставных челюстей, ему удалось лишь привести Проскурина в состояние, более адекватное целям приезда профессора Горского.

Красный, изрядно потрепанный москвич профессора подкатил к автобусной остановке, из машины вышел Виссарион и открыл заднюю левую дверцу. Горский выбрался наружу, поприветствовал Проскурина и Чемыховского и поинтересовался течением дел. Проскурин собирался честно ответить, что течение отсутствует как де-факто, так и де-юре, но Иван Иванович, будучи практиком и человеком дела, сразу же взял нить разговора в свои руки. Игорь Петрович по-прежнему не мог вычленить важную информацию, которую тщился донести до профессора клацающий и размахивающий пенсионер, однако, Горский, будучи феноменальным филологом (в свое время преподаватель филологии МГУ неоднократно утверждал, что Горский, занявшись физикой, зарывает свой талант в землю), моментально проник в самую суть терзающих Чемыховского фактов и, молча подав Проскурину знак следовать за ними, предложил пенсионеру пройти к его любительской радиостанции, оставив Виссариона протирать ветровое стекло москвича.

В маленьком, покосившемся на правую сторону домике Ивана Ивановича было прохладно. Иван Иванович, уже порядком успокоившись, значительно более, чем ранее, членораздельно предложил гостям перекусить окрошечкой на домашнем квасе, холодненькой, из холодильничка. Профессор Горский, немного подумав, с видимым сожалением отклонил предложение под тем предлогом, что информация на пустой желудок воспринимается значительно лучше. Пенсионер кивнул и предложил господам ученым пройти тогда к нему на чердак, чтобы продемонстрировать, и господа ученые вслед за Чемыховским полезли по шаткой приставной лестнице вверх и оказались на чердаке, обустроенном в виде смеси мастерской и любительского радиоузла. Иван Иванович, прочувствовав вдруг всю важность своей миссии, снова разволновался, поэтому Проскурин остался стоять у лестницы, а профессор, как более старший и лучше понимающий, принялся выспрашивать у пенсионера характеристики его аппаратуры, с каждым ответом приходя во все больший восторг. Наконец, Чемыховский включил старый китайский двухкассетный магнитофон, который тут же принялся изрыгать невообразимый шум, напомнивший Проскурину тот единственный раз, когда он ненароком включил проигрыватель племянницы. Чемыховский, вспотевший и непрестанно извиняющийся, стал метаться по радиоузлу, крутя непонятного назначения ручки и щелкая непонятного назначения тумблерами, вследствие чего шум сначала пропал вовсе, потом понизился до приемлемого уровня, слегка отфильтровался, а после очередной манипуляции Чемыховского из этого шума выделились совершенно непонятные, но очевидные регулярные сигналы, чем-то напоминающие азбуку Морзе.