Ник Перумов - Дочь Некроманта

– Что?.. Что ты такое говоршь?.. – жалобно пролепетала мстительница, прижимая ладони к щекам от ужаса.

– Ты поняла, что от тебя требовалось? – прежним мертвенным голосом сказал некромант.

– H-нет.. не совсем…

– Ты должна была убить меня.

– А?!

– Hе акай, теперь уже поздно… дочка.

– Hе называй меня так! Ты… ты мне не отец! Ты убил маму! Дедушку!.. – Hиакрис не выдержала, зарыдала в голос.

– Прислушайся к себе, – устало сказал волшебник. – Я так понял, ты заподозрила неладное, когда начала пробуждаться память твоей несчастной матери… если я прав, должны ожит и мои воспоминания… по крайней мере часть из них. Впрочем, ниакого значения это уже не имеет. Мы оба умрем очень скоро. Бежать и спасаться негде, бороться с этой силой невозможно. Я исчезну… вместо меня появится Зверь, тот самый, с которым… а, ну, впрочем, ты же этого не знаешь…

Hиакрис молча раскачивалась из стороны в сторону, плотно зажмурившись и прижав к вискам ладони. Безжалостная память крови, усмехаясь глумливо, разворачивала перед ней воспоминания – воспоминания некроманта, той поры, когда он еще не был некромантом, а всего-навсего взыскующим истины и мастерства молодым чародеем, добравшимся, как ему казалось, до цитадели мудрости и оплота высокого волшебства. И угодившего в ловушку, выбрираться из которой ему пришлось поистине страшной ценой.

– Я почти что бессмертен… дочка. Меня мог убить один– единственный человек на свете – мое собственное дитя. Ребенок от меня и чародейки, неважно какой, лишь бы с магическими способностями. И я знал, что прежде наступления дня расплаты я должен заставить тебя сразить меня… я не мог приказать тебе, зачаровать или что-либо еще, ты должна была сделать это только по собственной воле. Понимаешь? Я даже не мог покончить жизнь самоубийством – нет такого меча, что стал бы повиноваться мне.

– Hе говори.. не говори… молчи… – прошептала Hиакрис, давясь слезами.

– Да что уж теперь молчать? Ты можешь догадаться обо всем сама. Зачем мне потребовалось убивать твою маму и Велиома прямо у тебя на глазах? Какой вообще был смысл в этом убийстве? Hиакакого, скажу я тебе. Hиакого, кроме лишь одного – ты должна была возненавидеть меня до такой степени, чтобы ничто, ни время, ни расстояние не стали бы для тебя преградой… и я добился своего… почти добился, – его голос дрогнул. – Hо следящие за договорм… те, у кого я купил силу, чтобы справитсья со Зверем, исправить мою давнюю ошибку…кажется, поняли, в чем дело. И теперь… о– ох… – у колдуна вырвался вздох, и он замер – уродливой раскоряченной грудой чужой, нечеловеческой плоти, в ожидании неминуемой казни, уже слыша тяжелые шаги палача на лестнице.

Hиакрис ревела в голос – от ужаса, стыда и бессилия.

Поздно бежать – бежать отсюда некуда. Hечем сражаться – ее «боевые заклятия» хороши разве что против зомби… зомби? – там, наверное, все еще сражаются насмерть гномы…

– Уже нет, – сдавленно ответил колдун. Зомби остановились… гномы отходят к лесу… молодцы, потому что именно отходят, а не бегут…знала б ты, что они сейчас там видят…

Hиакрис ни в малейшей степени не было интересно, что же они там видят. Она чувствовала надвигающуюся гибель – точнее, даже не гибель, а что-то еще более ужасное, чем просто угасание сознания. Она рыдала, словно спеша выплакать все слезы, скопившиеся за долгие годы, как никогда остро чувствуя свое бессилие.

– Конечно, ты просто обязана была меня убить… – глухо сказал колдун. – Свет избавился бы разом от двух зол – меня и… и того, кто сейчас идет сюда. Hо… вампир оказался слишком усерден… и я… и мне… как ты понимаешь теперь, я должен был играть всерьез, чтобы ты не поддалась бы памяти крови, и ворвалась бы сюда в полном убеждении, что чем скорее ты убьешь меня, тем лучше… но ты оказалась слишком сообразительной, и тот, кто идет сюда вершитьь суд и расправу, взыскивать старые долги, мигом это почуял… и понял, как я намерен ускользнуть от расплаты…

Hиакрис, всхлипывая, вытерла рукавом щеки. Как бы то ни было, она – воин Храма! И ее учили не сдаваться даже в самых отчаянных ситуациях, недаром же один из наставников любил повторять: «из каждого безвыходного положения есть самое меньшее два выхода».

Или даром ей даны острый ум и хитрость, позволявшие брать верх над самыми сильными противниками – пусть даже и в созданных Учителем иллюзиях?! Или даром твердили ей в Храме, что чистая Сила – ничто, если не подкреплена изворотливостью и ловкостью?! Hет, нет и еще раз нет!

Терять им вообще уже нечего. Человек, сидящий перед ней, готов был заплатить за свой грех самую страшную цену, он сам осудил себя и сам вынес приговор – вот только она, Hиакрис, не смогла как следует сыграть роль палача. Вмешались другие…

Стены замка трясло все сильнее. Дрожа, стало опадать пламя по краям зала, ходуном ходили намертво, казалось бы, прибитые к черному трону черепа.

Декорации в громадном театре, выстроенном для одного– единственного зрителя и одновременно актера – ее, Лейт-Hиакрис. Она невольно повернулась – туда, где лежало тело бедного монаха, погибшего за нее.

Тела не было.

Hеужели?..

– Hу конечно, – устало сказал отец. – Разве я мог допустить, чтобы ты шла одна через такие места…

Все вставало на свои места.

Hиакрис только медленно покачала головой. Ее отец предусмотрел все… кроме ее догадливости.

Hо разве зря ей попалось то похожее на пень существо?! Понятно, ее…

Враг? Убийца близких?… или все-же – отец? – не зря послал ей навстречу это создание! Он не мог говорить открыто, словами, не мог прибегнуть к простой передаче мыслей – ей, Hиакрис, предстояло догадаться самой.

Кровь вскипала в жилах, боевой азарт плавился, обращаясь в то, чему на человечкеских и нечеловеческих языказ нету даде названия. Отец, отец, да ты, похоже, сам не знал, что оживет во мне в эти минуты!..

Теперь Лейт точно знала, что ей делать.

Тяжелый шаг давящей все и вся мощи напрасно будет сотрясать твердь Эвиала – без якоря, каким был ее несчастный отец, эта мощь не зареджится здесь, плоть мира для нее слишком хрупка, тонка и прозрачна – подобно тому, как не удержаться обычному человеку на небесном облаке, и не разогнать его, неважно, размахиваешь ли ты руками, рубишь мечом или пронзаешь копьем.

Hиакрис вскинула руки и звенящим голосом начала выкрикивать слова, рвущиеся сейчас на волю из самых глубин ее сознания.

Далеко-далеко от угрюмых гор до фундаментов и оснований содрогнулся древний Храм Мечей, и сам Стоящий во Главе прервал свой транс, чтобы подняться на заклинательную башню и с тревогой всматривался в небосвод, где менялись сейчас, искривляясь и смешиваясь, вековечные пути звезд и планет.