Гэв Торп - Отряд ликвидации

Ваше вмешательство спасло его.

В этот раз Полковник ничего не говорит, он просто пристально и долго смотрит на Стрелли, словно пытается пришпилить того взглядом к стене. Под упорным ледяным взором пилот чувствует себя неуютно и ерзает, я замечаю, как его длинные пальцы начинают нервно барабанить по бедру. Пока продолжается пристальное изучение Полковника, глаза Стрелли пялится на дверь, мне кажется, он собирается туда кинуться.

В этот момент Полковник переводит свое внимание и шагает дальше. Стрелли бросает на меня недоуменные взгляды, его былая самоуверенность исчезла. Я игнорирую его.

— Следующий — пехотинец Квидлон, бывший боец 18-ого полка с Нового Оплота, который очутился здесь благодаря тому, что неспособен обуздать свое любопытство и внять предупреждениям старших офицеров.

Первое что приходит в голову, когда смотришь на Квидлона — "квадрат". Он невысок, широк, прямые плечи, огромная челюсть и плоская голова. Даже его уши почти квадратные. Вытянувшись по струнке, превосходно неподвижен, вы даже можете подумать, что это скульптура ученика, который еще не умеет придавать человеческой фигуре более гладкие черты.

— Кажется, он не смог совладать со своей страстью к машинерии, — спешно продолжаю я под подгоняющим взором Полковника и уводя свои мысли от странной внешности молодого солдата.

— Несмотря на несколько жалоб от слуг Адептус Механикус и выговоры от его старших офицеров, Квидлон продолжил вносить несанкционированные изменения в оружие и машины своего танкового взвода. Насытившись им, и мудро не желая вступать в перепалки с техножрецами, его вышестоящие офицеры в конечном итоге обвинили его в неподчинении.

— Почему ты не внял данным тебе предупреждениям? — спрашивает Квидлона Полковник, он впервые с тех пор как вошел, обращается напрямую к кому-то из заключенных.

— Я хочу знать, как все работает, сэр, и мои изменения никому не принесли вреда, они позволили оружию и двигателям служить лучше, — быстро отвечает пехотинец, слова вылетают короткими очередями, словно стабберные выстрелы на полуавтомате.

— Ну и как ты думаешь, за что ты здесь оказался, боец? — продолжает спрашивать Полковник.

— Здесь, сейчас, в этой шеренге с остальными, с лейтенантом и вами, или в тюрьме, сэр?

Когда мы встретились в первый раз, я был удивлен тем, насколько он быстро говорит, но вскоре осознал, что это от того, что его мозг работает так же быстро. Хотя это производит крайне неудачный эффект, заставляет любого смышленого человек выглядеть глупо, и я могу себе представить, почему на его таланты не обратили внимания другие, которые этого не осознали.

— В этом зале, в данный момент, — подтверждает Полковник, — с остальными заключенными.

— Что ж, сэр, я не знаю наверняка, почему я тут, но я могу рискнуть и предположить, учитывая все, что я слышал ранее и мою беседу с лейтенантом вчера, что возможно, я могу быть вам полезен, сэр, потому что умею чинить машины, — глядя на Шеффера, скороговоркой выпаливает Квидлон.

— Можешь, — кивком соглашается Полковник, после чего делает еще пару шагов вдоль шеренги.

— Даже не представляю, какую гору вы свернули, чтобы достать этого, — говорю я, глядя на него. Мужчина кажется совершенно неприметным во всем. Средний рост, среднее телосложение, темно-коричневые волосы, серые глаза, обычное лицо без каких-либо характерных черт. Его дело оказалось таким же образом странно коротким, да и эти крохи были несколько смутны. Но то, что было там, стало увлекательным чтивом. Ладно, хорошо, это было интересно слушать, но не в этом дело.

— Ойнас Трост, бывший эксперт по саботажу и терроризму, — оглашаю я Шефферу.

— Я все еще эксперт, — ворчит на меня Трост.

— Я разве разрешал тебе открыть пасть? — рычу я в ответ и наклоняюсь к нему. Его глаза встречаются с моими, и у меня по спине бежит дрожь. Они мертвы. Я имею ввиду, они абсолютно лишены эмоций, настолько пустые, словно нарисованные. Они говорят мне, что я могу гореть или истекать кровью до смерти, а он просто пройдет мимо и не удостоит вторым взглядом.

— Испытай меня. И я покажу тебе, что такое хладнокровие, — шепчу я ему в ухо, возвращая самообладание.

— Этого я помню, — говорит Полковник, отодвигает меня в сторону и встает напротив Троста, — этого я очень хорошо помню. Трост, агент Оффицио Сабаторум под прикрытием. Он, возможно, убил людей больше, чем все в этой башне вместе взятые, включая тебя и меня, Кейдж. Я помню, что он ошибся и отравил трех адмиралов и их семьи.

Трост все еще пытается подавить меня взглядом, но я стою на своем. Если я сейчас покажу слабину, он поймет это, и в дальнейшем у меня будут проблемы с сохранением своего авторитета.

— Ну и кто последний? — спрашивает Полковник, указывая на последнего мужчину в шеренге.

— Это Питер Строниберг, полевой хирург 21-ого полка Копоранской Бронированной Конницы, сэр, — говорю я Шефферу, отрывая взгляд от Троста. Хирург выглядит изможденным, темная кожа, тонкие черные волосы и нервный тик правого глаза. Он смотрит на Полковника усталыми налитыми кровью глазами.

— Во время кампании на Филиус Секунда, он пристрастился к странному коктейлю из стимуляторов и болеутоляющих по собственному рецепту. Это не только повлияло на его работу, к концу кампании он терял в пять раз больше пациентов, но он начал распространять свое вещество меж солдат в обмен на услуги и деньги.

— А ты думаешь, что этот его медицинский опыт окажется полезным в этой миссии? — насмешливо спрашивает Полковник. — Да он выглядит как ходячий мертвец, я бы не доверил ему даже открыть пузырек с лекарствами, а уж с гальванокаутером даже бы близко к себе не подпустил.

— Он здесь уже три года, Полковник, и из-за своей давней привязанности не может спать больше четырех часов за сутки, — объясняю я, — однако к удовольствию губернатора, он последний год работает доктором для заключенных.

— Хммм, ну посмотрим, — рычит Полковник, бросив на меня взгляд.

Полковник сжимает руки за спиной и разворачивается на месте, шагает в центр комнаты перед собравшимися "рекрутами". Я подхожу туда же и становлюсь чуть позади и слева от него. Он еще пару раз рассматривает шеренгу, взвешивает у себя в уме достижения каждого. Я даже не уверен, он оценивает их, или меня за то, что я выбрал их.

— Они все кажутся подходящими, Кейдж, — тихо говорит он мне, не оборачиваясь, — но мы посмотрим, кто из них пройдет финальное испытание, а кто провалит.

— Финальное испытание, сэр? — встревожено спрашиваю я. Я даже представить не могу, что у Полковника на уме, хотя считал, что уже все предусмотрел.

— Меня зовут Полковник Шеффер, — рявкает он, его сильный голос наполняет зал, — я командующий офицер 13-ого Штрафного Легиона.

Он смотрит на меня секунду:

— Как вы слышали, некоторые из вас называют его "Последним Шансом". Это я собрал вас всех в этой тюрьме и теперь стою здесь, чтобы предложить вам выбор. Мне нужны солдаты, бойцы как вы, чтобы принять участие в опасном задании. И вряд ли многие из вас, а возможно даже все вы, переживут эту миссию. Я подвергну вас самым безжалостным тренировкам, которые сможет изобрести лейтенант Кейдж, и ожидаю полного подчинения. В ответ на вашу преданность делу, я предлагаю вам полное прощение за совершенные преступления, по которым вас осудили. Переживете задание и будете вольны свободно заниматься тем, чем пожелаете. Не выживете, тогда будете прощены посмертно, дабы ваши души были очищены от ваших грехов, и вы могли вознестись и присоединиться к Императору.

— Помните, жизнь, проведенная не в служении Императору — вдвойне потерянная жизнь, как в этом мире, так и в том. Я так же напомню вам, что вы все поклялись в верности и преданности Императору и Империуму, который служит ему, и я еще раз предлагаю вам возможность исполнить эти клятвы.

Я смотрю на Полковника. Вот он стоит тут, прямой как шомпол, и расслабленно держит руки за спиной. Я не вижу его лица, но помню, когда он последний раз произносил подобную речь для меня и примерно четырех тысяч других заключенных, где-то года три тому назад. Это не дословно та же самая речь, но я помню его лицо. Оно излучало уверенность и искренность, эти голубые глаза светились гордостью. Он и правда верит в то, что спасает в этом мире наши души от проклятья. А может быть так оно и есть. Мой старый друг Франкс определенно в это верил, и после того, через что я прошел в "Последнем Шансе", я чертовски уверен, что заслужил для себя искупление.

— Морк, — говорит он, глядя на бывшего комиссара, — ты пойдешь добровольцем на это задание?

— Так точно, сэр! — грохочет в ответ, и я представляю в этот момент, как комиссар шагает через бурю пуль и лазерных лучей, его команды словно трубный глас для солдат вокруг него. — Для меня будет честью и привилегией снова служить Императору.