Гэв Торп - Отряд ликвидации

Томясь в Имперской тюрьме, лейтенант Кейдж — осужденный солдат 13-ого Штрафного Легиона — доходит до точки. Так бы история и закончилась, но его безжалостный командир возвращается с новым самоубийственным заданием. Теперь Кейдж должен собрать команду из самых худших гвардейцев Империума, после чего повести их на единственную миссию: ликвидировать подстрекающего к войне вражеского генерала, одного из таинственной расы чужаков Тау.

1.0 — создание файла

Глава первая

Пролог

Воздух был наполнен кружащейся серой пылью, поднятой вверх ураганными ветрами, что вопили вокруг твердого черного гранита башни. Мрачное здание без окон тянулось к бушующим небесам, вместо них сотни сверкающих прожекторов своими желтыми лучами бесплодно пытались разогнать пыльную бурю. Целых три сотни метров башни уходили ввысь третьей луны Гховула[1], практически идеального цилиндра из нерушимой и мрачной скалы, высеченной из неплодородного плоскогорья, где стоял исправительный лагерь.

На вершине вспыхнули узкие красные лучи лазера, пронзая тьму облачной ночи.

Секунду спустя на них ответил треугольник белых вспышек, на посадочную площадку садился шаттл. В свете посадочных огней по площадке туда-сюда бегали техники, защищенные от свирепого климата громоздкими рабочими костюмами из тонкой металлической сетки, руки прятались в огромных перчатках, а на ногах были ботинки с толстой подошвой.

С затихающим воем двигателей три опоры шаттла с громким лязгом коснулись металлического настила посадочной площадки. Секунду спустя сбоку открылся люк, и на шипящей гидравлике к нему, дергаясь, протянулась погрузочная рампа. Высокая фигура пригнулась, проходя через низкий вход, и вышла на мостик. Она постояла там секунду, тяжелая шинель хлопала от ветра, а руки в перчатках прижимали к голове офицерскую фуражку. Несмотря на ужасающие погодные условия, офицер держал спину прямо, словно столб. Вновь прибывший целенаправленной походкой прошагал по погрузочному мостику, постоянно глядя только перед собой.

Облаченные в черное охранники козырнули мужчине и без слов предложили ему пройти к открытому железному лифту внутри здания на посадочной площадке. Со скрипом ржавых петель надзиратель закрыл двери и дернул рычаг. Сопровождаемый звоном цепей и хрустом шестеренок лифт поехал вниз.

— На каком уровне заключенный? — спросил офицер, заговорив впервые, с тех пор как прибыл. Его голос был тихим и глубоким, властный тон выдавал человека, который привык, что ему подчиняются без вопросов.

— Шестнадцатый уровень, сэр, — ответил охранник, не встречаясь с пронзительным взглядом голубых глаз офицера.

— Один из изолированных этажей, — поспешно добавил он. Гость не ответил, а просто кивнул.

Лифт прогрохотал пару минут, медленно проходя этаж за этажом, подсвеченный индикатор отмечал их спуск. Когда они достигли семнадцатого, охранник дернул рычаг, и секунду спустя в шахте эхом отозвался скрип плохо смазанных тормозов. Лифт задрожал и через несколько секунд остановился.

Офицер взглянул на указатель этажей, на котором теперь светилось число "16".

— Техножрецы обещали взглянуть на лифт, сэр, но сейчас они слишком заняты, — извиняющимся тоном ответил надзиратель на вопросительный взгляд офицера. Охранник был старым и измученным, с тонкими прокуренными белыми волосами. Униформа на нем сидела явственно плохо. Застенчиво прокашлявшись, охранник со скрипом открыл двери и отошел с дороги.

Уровень, куда вышел высокий мужчина, был круглым, как и сама башня, в стенах через равные промежутки располагались тяжелые бронированные двери. Все было покрыто старой известкой, бледно-серую поверхность местами пачкали ржаво-коричневые подтеки.

— Сюда, сэр, — произнес охранник, проходя вправо от двери лифта, осознав, что офицер ожидает указания. Еще один охранник, моложе и крепче того, что ждал на посадочной площадке, стоял у одной из дверей, на нем была та же самая простая черная униформа, с пояса свисала тяжелая дубинка. Первый охранник провел офицера к двери и отщелкнул маленькое смотровое окошко. Из маленькой решетки пахнуло застарелым потом, но выражение лица офицера осталось безразличным, он всмотрелся в узкое окошко. Камера внутри была точно так же пуста, как коридор снаружи, и выкрашена в такой же серый цвет. Всего лишь несколько квадратных метров комнаты освещались единственной светосферой в потолке за проволочной решеткой. Тусклый желтый свет придавал болезненный вид постояльцу камеры.

Он висел на цепях у дальней стены, запястья были скованны тяжелыми цепями, уходящими к разным углам потолка. Его ноги тем же образом были прикованы к полу.

Его голова была опущена к груди, а черты лица скрыты длинной испачканной гривой неухоженных волос. Кроме тряпья на бедрах, на нем ничего не было, тусклый свет падал на его подтянутые, жилистые мускулы. Его грудь была крест-накрест очерчена шрамами, некоторые были новыми, некоторым было уже несколько лет. Руки также были изуродованы, особенно заметным был разрез на бицепсе правой руки, закрывающий то, что осталось от татуировки. На левом бедре с обеих сторон виднелись шрамы от отверстий, оставленные явно сквозным ранением.

— Почему его перевели сюда? — тихо спросил офицер, от его голоса заключенный слегка шевельнулся.

— За первый месяц пока он находился здесь, он убил семь надзирателей и пять заключенных, и почти что сбежал, сэр, — объяснил пожилой охранник, нервно глядя через окошко и обмениваясь взглядом с другим охранником.

— Комендант последние пять месяцев держит его в изоляторе ради безопасности других арестантов и охраны, сэр.

Офицер кивнул в ответ, и на какое-то неуловимое мгновение надзирателю показалось, что он заметил удовлетворенную улыбку на губах офицера.

— Каково его умственное состояние? — спросил мужчина, переводя взгляд с надзирателя обратно в клетку.

— Медики осматривали его дважды и объявили психопатом, сэр, — через мгновение ответил охранник, — кажется, он всех ненавидит. Он отказывается есть что-либо, кроме протеиновой каши. Разрешает приблизиться к себе, только когда мы отводим его в тренировочный зал. Хотя мы не позволяем ему там заниматься с другими заключенными. Так же никому не позволено в его присутствии иметь при себе что-либо, что можно превратить в оружие. Мы поняли это, когда он пытался бежать…

Офицер обернулся и вопросительно поднял бровь.

— Никому в голову не приходило пересчитывать ложки в столовой, — побледнев, объяснил надзиратель. Мужчина снова вернул свое внимание к камере.

— Превосходно, — прошептал он сам себе.

— Откройте дверь, — приказал он младшему из двух охранников, после чего отошел в сторону.

Угрюмый темноволосый надзиратель сделал так, как ему приказали, дверь со скрипом открылась, и впервые заключенный поднял голову. Как и все остальное тело, его лицо представляло собой путаницу шрамов, к груди опускалась длинная борода. В ответ арестант бросил на надзирателя злобный взгляд, его темные глаза светились дикой ненавистью. Второй охранник встал с другой стороны от заключенного, расстегнул привязь тяжелой дубинки и стал держать ее наготове под правой рукой.

— А теперь наручники, — приказал офицер.

— Не думаю, что это хорошая мысль, сэр, — ответил потрясенный престарелый охранник. Глаза заключенного не двигались, они продолжали прожигать надзирателя.

— С-с-сэр? — с испуганным взглядом спросил молодой офицер, — вы слышали, что мы рассказали вам об этом животном?

— Он не животное, — отрезал офицер, — наручники.

Надзирателя со светлой шевелюрой явно потряхивало, но он прошаркал вперед и начал теребить связку с ключами. Второй охранник последовал за ним, снимая дубинку с пояса. Присев, охранник нерешительно отомкнул сначала левую ногу и нервно вздрогнул, ожидая удара. Чуть более уверенно он отстегнул правую. Он взглянул в лицо заключенному, но взгляд арестанта был прикован к другому офицеру безопасности. Он быстро снял кандалы с запястий и спешно отошел на пару шагов, готовый к удару.