Дэн Абнетт - Пария

— И все эти слова незнакомы тебе? — поинтересовалась Элаис Каторз.

— Мне кажется, это не совсем обычные названия для знакомых мне вещей, — предположила я. — На мой взгляд, «программа» — это то, чем занималась Зона Дня, развитие способностей парий и подготовка из них высококлассных агентов для служения человечеству.

— Думаю, ты права, — произнесла она.

— И всем этим занимаются Король и Восемь, они — часть тех властей, что контролируют Зону Дня, — продолжала я.

Она кивнула.

— Эти названия вам знакомы? — спросила я.

— Орфей — это другое имя Короля, так же известного как Король в Желтом или Желтый Король, — сообщила она. — Он почетный титул, если угодно, обрядовое имя, которое носит глава тайных агентов в субсекторе Ангелус. Насколько помнит моя семья, Желтый Король был всегда. Впрочем, сомневаюсь, что это был один и тот же человек.

— А Восемь? — спросила я.

— Его ближний круг. Соратники и конфиденты Короля. Его советники. Его приближенные. Те, кто посвящен в его тайны. Я не знаю, сколько их.

— Думаю, восемь? — предположила я.

Она взглянула на меня с заметным удивлением, потом улыбнулась, словно я произнесла нечто, что никогда не приходило ей в голову.

— Конечно, ты права, — произнесла она. — Так оно и есть.

Хотя я и старалась быть как можно более осторожной, желание задать следующий вопрос оказалось сильнее.

— Когда вы сказали «глава тайных агентов», вы имели в виду Инквизицию, не так ли?

— Ну да, — ответила она, — конечно. У тебя какие-то сомнения?

— Нет, — коротко ответила я.

— Хорошо.

— Еще я слышала слово «граэль», — сообщила я.

Никакой реакции. Она и глазом не моргнула.

— «Граэль» — особое понятие, — произнесла она без долгих размышлений. — С точки зрения древней эзотерической традиции человечества, это важный символ. Граэль. Точнее — «грааль». Буквально, это слово означает чашу или потир, который содержит некую вечную и неизменную сущность божественного происхождения. В древних верованиях, например, в Катерической Церкви, грааль считался священной реликвией, хотя и не был чашей в буквальном смысле слова.

— Вы говорите о верованиях и религии, которые существовали до Культа Императора? — спросила я.

— Да. До культа, до Экклезиархии, до Лектицио Дивинатус. Более того, до войны, которая объединила Терру и положила начало Великому Крестовому Походу. Тогда существовало множество верований, и миф о граале был частью многих из них.

— Значит, речь идет о символе? — уточнила я.

Она кивнула и сделала еще глоток воды.

— Это слово использовалось как закодированное определение для многих вещей. Например, считалось, что грааль — это чаша, из которой персонаж, олицетворявший мессию, пил во время церемониального ужина, и таким образом эта чаша обрела мистические животворные свойства. Также считали, что грааль был сосудом, в который собрали капли крови погибшего мессии, и, благодаря этому, он также был благословен. В других религиях это слово понимали менее буквально: грааль сохранял кровь в том смысле, в котором «кровью» называют «род» или «семью». Кровь как генетическая память потомков мессии. Таким образом, граалем мог быть даже человек.

— То есть все это символизировало генетическую память? — спросила я.

Элаис Каторз пожала плечами.

— Полагаю, речь шла скорее о наследовании. Наследовании и передаче всего, что ценно, от одного поколения к другому: неважно, идет ли речь о генетических признаках, информации, данных, практических умениях. В других традициях грааль олицетворял тайное знание архитекторов, которое они передавали друг другу среди своего братства. В древние времена знания и навыки архитекторов считались великой ценностью. Они называли себя масонами — теми, кто умеет строить здания из камня, а точнее, теми, кто в силах возвести дом для бога.

— Дом божий. A maison dieu, — заметила я.

Она улыбнулась.

— Вот именно. Зона Дня, — заключила она, и я заметила восхищенный блеск в ее глазах. — Прими мои поздравления, ты отлично знаешь Древнюю Франку. Строительство храмов было древнейшим актом веры, и те, кто знал, как его совершить, высоко ценились. Такие храмовни-ки, еще будучи новициями, послушниками, проходили тайное обучение в круге своих собратьев. И, конечно…

Неожиданно она умолкла и, казалось, задумалась о чем-то.

— И конечно — что? — произнес Лайтберн. Эти слова недвусмысленно свидетельствовали о том, что разговор гораздо больше заинтересовал его, чем он хочет показать. Я предположила, что человек, который когда-то жил в храме и подчинял всю свою жизнь установленным там порядкам, непременно должен был прислушаться к подобной беседе.

Элаис Каторз повернулась, чтобы взглянуть на Проклятого.

— Я собиралась сказать, что даже в таком контексте, отягощенный злом, слово «архитектор» можно также понимать аллегорически, — сказала она. — Не думаю, что следует понимать его буквально, как обозначение человека, который строит храмы. Скорее, это имя творца. Творца жизни. Строителя, создающего космос — мировой порядок. Речь здесь идет о тех редкостных существах, которые способны построить — создать величайшие творения, которые не под силу простому смертному.

— Бог-Император был из числа таких архитекторов, верно? — произнесла я.

— Верно, — произнесла она. — И благословенные примархи, Его первородные сыны. Они старались совершить то же, что и он — теми или иными способами, с большим или меньшим успехом. Если угодно, они искали Его грааль — но и сами были Его граалями.

— И что еще можно сказать об этом контексте? — поинтересовалась я.

— Субсектор Ангелус богат сокровенными знаниями, которые олицетворяет чаша грааля, — сказала она. — Обрати внимание на название нашего мира. Санкур. На Древней Франке это имя означает «Священное сердце». Этот мир всегда был священным сердцем — вожделенной целью, ради которой Желтый Король был готов на многое.

— Но каким образом? — спросила я.

— Он ведет здесь бой, войну во имя человечества. Вечную войну. Эвдемоническую войну. Войну добрых демонов.

— «Мы создаем ангелов, чтобы устрашить тьму», — произнесла я, вспомнив слова, сказанные Лупаном.

— Мы всегда делали это. Мы создаем ангелов или укрощаем демонов. Как бы то ни было, мы берем потустороннюю… или божественную силу и обращаем ее против источника, из которого черпаем эту силу. Орфей — герой древнего мифа — был музыкантом и магом. Силой своей музыки, своего пения, самого своего слова он мог покорить небеса и ад. Ему была дарована божественная сила — и он смог обратить ее против богов. Продолжив аналогию, можно сказать, что наш Орфей узнал тайны варпа, сокрытые в самих эмпиреях, чтобы использовать их против самого варпа.

Она взглянула на меня и прочла эмоции, которые выражало мое лицо.

— Конечно же, это лишь теория. Но, полагаю, она дает возможность понять, почему наш Орфей создал школу парий, чтобы выполнить свою работу.

— В качестве укрытия, которое защищало бы его от тех сущностей, которыми он пытался управлять, — предположила я.

— В качестве единственной естественной защиты, известной человечеству, — заметила она. — Вы должны были стать авангардом, первой линией обороны в его эвдемонической войне. Вы должны были стать его добрыми демонами.

— Главная цель Святой Инквизиции — защищать человечество от влияния варпа, — произнесла я. — Теперь я вижу, что иногда она идет на огромный риск, чтобы выполнить эту цель как можно более эффективно. Ей следует знать своего архиврага. Она должна научиться контролировать само пламя, которое хочет погасить.

Я поднялась и налила себе стакан воды. Шадрейк продолжал рисовать меня, но его голова заметно клонилась на грудь. От многочисленных возлияний он постепенно засыпал. Единственными, кто явно слушал меня, были Элаис Каторз и Реннер Лайтберн. Впрочем, я обнаружила, что мы уклонились от темы. Я так и не дошла до рассказа о том, при каких обстоятельствах Юдика был ранен. Я бегло поведала о попытке продать меня высокопоставленным чинам Экклезиархии. И рассказала о визите в медную библиотеку.

— Этот исповедник, Хоуди, похоже, знал о Короле и программе, — сообщила я. — Я была немало удивлена.

— Удивляться нечему, — заметила Элаис Каторз. — Церковь старается контролировать все и вся. Ее чины знают куда больше, чем говорят, и за ее царственным фасадом скрывается отлично построенная организация, способная к немыслимо-запутанным интригам.

— Им несомненно есть что скрывать, — заметила я и рассказала о тестах, которые должна была пройти, об испытании Энунции.

Она выглядела совершенно пораженной. Впервые ее реакция была отчетливо видна.

— Энунция. Вот, что задумала Церковь: овладеть языком Творения. Древний язык Хаоса, созидания и разрушения. Ты не помнишь слова, которые тебя заставляли произносить?