Гэв Торп - Отряд ликвидации

— А ты осознаешь, что сегодня все это может закончиться? — тихо говорю я, когда мы входим в тенек и присаживаемся. Я оглядываюсь. Мимо проходят несколько крутов, один из них кивает нам, и я машу рукой в ответ. Шум просыпающегося города возрастает, доносится болтовня из палаток, крики торговцев чужаков усиливаются, а вокруг нас просыпается сопровождающий жизнь гомон.

— Я могу умереть, это верно, но на самом деле, я не думал об этом, — отвечает он.

— Тебя это вообще не волнует? — подначиваю я, не веря.

— Да я видел столько, в сотни раз больше, чем многие люди видят за всю свою жизнь, больше чем я мог вообразить себе, пока рос, — искренне отвечает он, — кто знает, что произойдет, когда я умру? Может быть, это будет самым величайшим опытом. Так сказать опытом всей моей жизни.

— Ты не слишком-то стремись насладиться им, — предупреждаю я его, вспоминая свои собственные дерзкие отношения со смертью. Пока я сижу тут, за глазами снова начинает болеть. Опять тупая боль, которая переходит дальше в мозг, которую можно терпеть, но она определенно неприятная. Перед мысленным взором ударяют молнии. Ощущаю вонь обугленной плоти. Пытаюсь игнорировать это и слушаю Квидлона.

— Ха, Последний Шанс, я как-то не тороплюсь быть убитым, чтобы испытать смерть на себе, — смеется он в ответ, не замечая мою рассеянность.

— Как я уже и говорил, еще столько всего можно увидеть в смертных мирах, перед тем как я уйду. Я уже встречал орков, но хотел бы взглянуть на эльдар. Правда ли это, что они ходят, не касаясь земли? Или посетить один из величайших кафедральных соборов, и даже совершить паломничество на саму Святую Терру.

— Ты этим и займешься, когда получишь свое прощение? — спрашиваю я, стараясь насколько возможно, избавиться от странных видений.

— Определенно буду больше путешествовать, — говорит он мне с улыбкой, — хотя не знаю, как это осуществить. Может быть, продолжу работать на инквизитора Ориеля, или запишусь в экипаж космического корабля, в конце концов, я много что знаю о машинах.

— На твоем месте я бы избегал Флота, — предупреждаю я его, — ты, кажется, не очень-то поладил с Адептус Механикус, а на борту каждого судна сотни техножрецов. А что касается Ориеля, чем скорее его подстрелят, с его окольными путями, тем лучше. Он интриган, и его планы могут очень пребольно по нам ударить. И именно ты окажешься на линии огня, когда это произойдет, а не он. У него есть привычка сбегать. Поверь мне, я это знаю — однажды я уже пытался взорвать его и ничего не вышло.

— Я не знал, что ты раньше работал на Ориеля. Каково это? Я имею в виду, что ты не особо-то рассказывал о прошлом задании, — намекает он.

— Это потому, что я не могу о нем говорить, — отвечаю я, отворачиваясь, — слишком много воспоминаний, слишком много хороших людей погибло, которым не следовало бы умирать. Я творил такое, что даже представить себе не мог, что способен, а теперь повторю это, даже не задумавшись. Это убило меня, но так же показало, кто я есть на самом деле.

— Ну и кто же? — спрашивает Полковник, заставляя меня вздрогнуть. Я замечаю, что он стоит позади меня и смотрит своим ледяным взором.

— Я — Кейдж, лейтенант 13-ого Штрафного Легиона "Последний шанс", — отвечаю я ему, вскакивая, — я — "Последний шанс", как вы и говорили.

— И что это значит? — продолжает он, кивком головы изгоняя Квидлона прочь. Пехотинец бросает на меня взгляд, а потом уходит.

— Это означает, что я здесь, чтобы сражаться и умереть за Императора, — с горечью объясняю я, отворачиваясь и делая шаг.

— Не смей уходить от меня, Кейдж, — рычит он, и я поворачиваюсь обратно, — ты о чем думаешь, разворачиваясь спиной к офицеру?

— Да уже ни о чем, — холодно смеюсь я, — сейчас все поменялось. Я уже не просто лейтенант, а вы не просто Полковник. Дело не в званиях или старшинстве. Я кое-что осознал. Я понял, почему вы попросили меня выбрать и тренировать группу. Вы просто уже не можете делать это сами, да? Я знаю, сколько теперь мне нужно сдерживать в себе, все эти воспоминания, всю эту боль, всю кровь на своих руках. Я-то могу с этим разобраться. Вы так же, но сколько вы еще можете вытерпеть? Я знаю, что вас это волнует, и даже не пытайтесь сказать мне, что это не так. Вопрос только в наших душах, не в телах, но вас это тоже волнует. И вы так же клали на чертову миссию, но верите в Императора и во все остальное. Вы же не просто машина, а такой же человек, как и я. Один Император знает, может вы когда-то были таким как я, может быть, даже простым пехотинцем — или были рождены для таких деяний? Может быть, вас с младых ногтей воспитывали офицером?

— Ты ничего обо мне не знаешь, Кейдж, — после секундного размышления отвечает он, его глаза буравят меня, — но да, ты прав, мне нужна твоя помощь. Ты продемонстрировал кое-что особенное в Коританоруме. Я знаю, что ты вернулся за мной, а не за каким-то вшивым прощением в моем кармане. Ты понял кое-что из того, что я пытаюсь сделать, но у тебя нет ни малейшего понятия о картине в целом. Ты ничего не знаешь о моем прошлом, и не знаешь, что тебя ждет впереди. Ты мне нужен, ты мне все еще нужен, вот и все. Мне плевать на тебя, и я, кажется, ясно выражался, что у тебя есть только один шанс. Ты его получил и упустил.

— Тогда почему бы просто не убить меня прямо сейчас? — рискую высказаться, поднимая руки, словно заложник.

— Может быть, я так и поступлю, — говорит он, доставая из кобуры автопистолет.

— Давай, — рычу я, — убей меня, ведь для задания я не нужен, я просто нянька для Квидлона и Тани, а они уж как-нибудь позаботятся о себе. Я выполнил свою работу. Ты мог убить меня все это время за последние четыре года, в любой миг. И у тебя были оправдания. Ты мог убить меня, когда поймал с новобранцами на Тифон Приме, но позволил переубедить себя.

— Они угрожали пристрелить меня за это, — пытается возразить он, но выходит не очень-то убедительно. Полковник никогда не умел хорошо врать. Говорить полуправду, этому он наловчился, но откровенно врать? Неа, тут он пас.

— Они бы не стали, несмотря на то, что говорили, — отвечаю я, опуская руки и обвиняюще тыкая в него пальцем, — ты мог убить меня тогда, мог оставить меня умирать, когда улетали из Коританорума. Мог убить, когда я прихлопнул Тифонских офицеров, и когда нашел меня пьяным в стельку, но ты решил подождать, пока я не проснусь. И предложил мне еще один последний шанс, зная, что я схвачусь за него.

— И что ты хочешь, чтобы я ответил, Кейдж? — спрашивает он, убирая пистолет в кобуру. — Что ты мне нужен на этом задании, на случай если все пойдет прахом? Это правда, ты мне нужен как поддержка. Ты, несомненно, один из лучших солдат, что я когда-либо встречал. Но на самом деле, ты мне нужен не из-за этого. Ты сам жаждешь, чтобы я наказал тебя, потому что ты этого заслуживаешь. И ты знаешь, что это правда. Дело не в искуплении, дело в наказании. У тебя был шанс навсегда выбраться из всего этого, но ты его отбросил именно потому, что до сих пор чувствуешь себя виноватым. Ты винишь себя за всю свою жизнь, Кейдж, и хочешь, чтобы я ощущал себя виноватым за тебя. И ты сам хочешь, чтобы я протащил тебя через ад, и чтобы ты смог за это меня ненавидеть. И ты не хочешь признаваться, что все то, что ты пытаешься доказать мне, на самом деле, нужно доказать самому себе.

— Я брехливый, жуликоватый орочий сын, душегуб, — смеюсь я ему в лицо, — да я был ублюдком еще до того, как ты схватил меня. И почему же ты считаешь, что я чувствую вину за все, что натворил?

— Тебя изводит не то, что ты натворил, или чего не сделал, — говорит он мне, подходя ближе и становясь лицом к лицу, — ты в этом прав, плевать ты хотел на всех тех, кого убил, тебе плевать на все причиненные тобой страдания. Но тебя мучает то, что возможно, если бы ты не был таким эгоистичным, так одержимым своим собственным выживанием, то может быть больше штрафников "Последнего Шанса" покинули бы Коританорум живыми.

— Ты не намеревался оставлять в живых хоть кого-то из нас, ты или Ориель, — возражаю я, отходя от его пугающей фигуры.

— Где твое самопожертвование, когда оно было необходимо? — неуклонно продолжает он, снова подходя ближе. Мой личный судья и присяжные.

— Ты каждую ночь спрашиваешь себя, мог ли ты их спасти. Ты спрашиваешь, мог ли ты спасти Франкса, если бы не прикинулся мертвым во время авианалета. Мог бы придержать Гаппо на том минном поле, если бы не слинял? Почему ты обливался кровавым потом на Крагмире, пытаясь спасти Франкса? Может быть потому, что считал его лучше себя? Так ты из-за этого так себя ненавидишь, потому что все эти умершие люди гораздо больше тебя заслужили право на жизнь? Вот почему ты — Последний Шанс. Вот почему тебе нужно, чтобы я наказал тебя, потому что да, ты — отвратительный, эгоистичный, трусливый кусок дерьма, которого Императору следовало бы убить. Но ты за всю свою жизнь так и не понял, почему он этого не сделал, а вместо — забрал жизни всех, кого ты знал, за исключение меня. Я единственный, кто у тебя остался, Кейдж. Я не воспоминание, и я говорю тебе — не смей уходить от меня, когда я разговариваю с тобой. Ничего не изменилось, ты до сих пор отребье, и у меня все еще есть обязанность спасти тебя от самого себя.