Генри Олди - Сеть для миродержцев
- Братва! За что кровь проливали?! За сметану их клятую?!
- Ниче! Были кровь с молоком, а пройдусь кулаком - молоко с кровью, пейте на здоровье!
- Сами небось ягнят трескают! С подливкой! С грибочками! С перепелиными сердчишками! С этими… как их…
- Не трави душу! Тело сдохло, одна душа осталась - не трави, говорю!
- Пошли, пустим красного фазана!
- Верно! Назвался Опекуном - опекай! Или мы сами… миром навалимся…
- Сами!
- Братва! Не могу молчать!..
- Эхма! Где наша не пропадала! В раю - краем, в аду - пропадом!..
Поначалу я наблюдал за всем этим столпотворением со стороны. Еще на подлете мне стоило больших трудов уломать Гаруду не соваться сразу в драку, а уменьшиться и обождать за дальними тумбами из гра-нита-слюдянца. На которых чинно восседали изваяния пяти бессмертных аватар братца Вишну: Рыба, Черепаха, Вепрь, Человеколев и Карлик.
За Карликом опять торчала лупоглазая рыбья морда с рогом посередине лба - и так по кругу.
Я надеялся, что в компании статуй любопытный клюв Проглота, даже торча между пятачком Вепря и грандиозным лингамом Карлика, сойдет незамеченным.
Верней, не "даже", а именно поэтому.
Сразу за тумбами-постаментами начиналась решетчатая ограда, о которой упоминал Лучший из пернатых, а в кольце решеток возвышались здания, чей вид мигом напомнил мне "Канон Зодчих".
Земной, где утверждалось: "Частные жилища и строения могут иметь от одного до девяти этажей, в зависимости от общественного положения владельца, но здания с одинаковым числом этажей должны непременно быть одинаковой высоты и без излишеств в украшательстве".
Три строения за оградой были братьями-близнецами: пятиэтажные, хмуро-серые, без малейшего намека не то что на излишества, но и вообще на попытку "украшательства". А посему на храм, пусть даже особенный, походили не более, чем Индра на Упендру.
Скука - единственное, что возникало при взгляде на сей выкидыш зодчества.
Зато снаружи решеток скукой и не пахло. Пахло бунтом и близким побоищем. Полторы дюжины матерых ракшасов вовсю драли глотки, изощряясь в проклятиях и ненависти к святой пище. Косматые морды Щерились частоколом клыков-желтяков, молоты кулачищ гулко лупили в бочонки грудей, а один буян - клювастый и подозрительно смахивающий на Лучшего из пернатых - уже опрокидывал котлы с топленым маслом, озираясь в поисках факела.
Кроме ракшасов, поблизости никого видно не было. Ах да, исключая обеспамятевшего полубожка в фартуке поверх нарядных одеяний - несчастный валялся у ограды, забытый всеми. Как я понял, прочие доблестные слуги Опекуна, доставив пищу, поспешили убраться восвояси.
Чтобы предвидеть будущее, им не надо было родиться ясновидцами.
Я вздохнул, оглядел себя с ног до головы, оценил безобидность облика и двинулся к эпицентру беспорядков.
Мое появление фурора не произвело. Сперва никто вообще не заметил, что на сцене появилось новое действующее лицо. Я просочился поближе к злополучным котлам, втайне морщась от резкого звериного духа и пронзительных воплей, потом взял упавшую с перевернутого блюда булочку, отряхнул грязь и принялся меланхолично жевать.
Ударь я молнией в центр столпотворения - это не произвело бы большего впечатления.
Тишина.
Только сопение и сиплый кашель одного из крикунов.
Проходит минута, другая…
- Ты кто такой? - каркают за спиной. Это Гаруда-двойник. То ли самый сообразительный, то ли просто в зобу дыханье сперло, а потом выбросило наружу вместе с вопросом.
- Охранник, - отвечаю, давясь булочкой и старательно изображая наслаждение.
- Новенький?
- Старенький. Такой старенький, что и помереть успел. А тебе что, ворона?
Наглость производит впечатление. Вместо того, чтобы вцепиться в меня со всех когтей, клювастый ухмыляется почти добродушно и косится на толпу смешливым глазом.
- Я - ворона? - хрипло смеется он. - Я, значит, ворона, а этот булкоед, значит, честный ракшас?
- Ракшас, - подтверждаю я, приканчивая булочку и украдкой вздыхая с облегчением. - Потомственный. Ослеп, что ли?! Молочком промыть глазки?!
Толпа расступается, и вперед выходит… м-да, а я-то думал, что женской красотой меня удивить трудно. Выходит, ошибался. И только потом я соображаю, что такая краля среди мохнатых сорвиголов смотрится по меньшей мере неуместно.
Если только она не сменила облик минуту назад.
- Как тебя звать, красавчик? - Голос у крали низкий, грудной, и все ракшасы как по команде дружно облизываются и хмыкают.
- Айндруша[6], - ничего лучшего мне в голову не приходит. - А тебя, крошка?
- Путана, - отвечает она, подмигивая. - Ты к нам надолго, а?
Я киваю, пораженный внезапной догадкой. Имя Путана говорит мне о многом. Так звали знаменитую ракшицу из доверенной челяди Кансы-Ирода - стерва пыталась в свое время погубить Кришну-младенца, намазав сосок ядом и взявшись покормить дитя грудью.
Если верить слухам, Черный Баламут высосал кормилицу-убийцу досуха, вынудив перед смертью принять истинный облик.
Вспомнив заодно некоторые подробности этого истинного облика, например, глубокие, как пещеры, ноздри носа или ягодицы, подобные береговым кручам, я втайне радуюсь тому, что вижу.
И недоумеваю: убитая при попытке покушения на аватару братца Вишну - что она делает здесь?!
Клювастый ракшас нервно пританцовывает на месте, оставляя на дерне тройные борозды, и наконец не выдерживает.
- Да на кой тебе этот молокосос, Путана! Присылают кого ни попадя…
- А может, я за него замуж пойду. - Путана медленно проводит алым язычком по влажной мякоти рта. - Вот молочка попью и пойду. Возьмешь, красавчик?
- А я? - как-то совсем невпопад интересуется клювастый, и тон его мне не нравится. - Я-то как же?
- У тебя женилка в пупырышках, - однозначно разъясняет Путана, обеими руками приподымая пышную грудь. - Я бесстыжая, меня от пупырышек смех разбирает… Дошло?
Было видно, что до клювастого дошло, дошло окончательно и бесповоротно. Он давится карканьем и, нахохлившись, начинает обходить меня по кругу.
Остальные ракшасы, забыв о молоке насущном, возбужденно переговариваются и ждут продолжения.
Но их надеждам не суждено оправдаться.
Я мысленно проклинаю всех женщин Трехмирья - ну не драться же мне с этим ревнивцем! - и миролюбиво развожу руками. Иначе сейчас он попытается меня клюнуть, и я потеряю всякую возможность присмотреться поближе к странной охране странного храма нашего странного братца Вишну.
- Уймись, герой! - Клювастый с готовностью останавливается, и я начинаю понимать, что храбростью он не блещет. - Чего нам делить?
- Действительно, - двусмысленно поддакивает Путана, оглядывая меня с ног до головы. - Делить нам нечего… перышки-пупырышки…
- А насчет молока я вам вот чего скажу! - Я подзываю клювастого поближе, и он подходит, но не один, а в компании со здоровенным ублюдком, похожим на дикого осла. - Тут, пока я сюда шел…
Сходство клювастого с Гарудой толкает меня на сомнительный шаг, но иначе мне не втереться в доверие.
И я шепчу клювастому и ослу пару слов.
После чего осел разражается восторженным воплем, а я понимаю, что осел - не он, а я.
- Братва! - голосит длинноухий. - Он знает, где Гарудина заначка! Айда, грабанем!
Оглушительный клекот гремит в ответ над Вайкунтхой. Я затыкаю уши и стремглав кидаюсь под защиту решеток, понимая, что провалил всю затею. Все-таки дело Индры - ваджра да гроза, а выведывать и притворяться мы не обучены… Пока я предаюсь самоуничижению, вокруг перевернутых котлов мечется смерч, из которого временами вылетают исцарапанные и всклокоченные ракшасы, чтобы пропахать носом землю и через мгновение снова быть вовлеченными в ураган по имени Гаруда.
Выкрик осла подействовал на Лучшего из пернатых, как красный штандарт Ямы - на белого быка
Шивы.
Полагаю, благословенная Вайкунтха такое видит впервые, в отличие от меня, но я-то в свое время принимал участие… И потому отлично знаю, что за радость - потасовка с участием Гаруды.
Даже пустячная.
Я знаю, я смотрю, и багровая пелена стыда мало-помалу застилает мне взор.
Индра слепнет.
* * *Фарс.
Дешевый низкопробный фарс на потеху случайному зеваке, как и полагается, с колотушками и тумаками из-за дурацких булочек с маслом. Когда-то мне довелось видеть подобное зрелище в балагане на площади Матхуры: шут-горбун препирался с юродивым по поводу украденного горшка со сластями, и все закончилось согласно традиции.
Оплеухой.
И я, доморощенный вибхишака[7], возомнив себя потрясателем сердец, без спросу полез на подмостки? Не доучив роли, собравшись импровизировать без смысла и понимания, даже не потрудившись натянуть подходящую случаю личину? Дурак, чего я, собственно, ждал?! Что толпа ракшасов, ошалев от безделья и собственной отваги, кинется на шею Индре, умнику и красавцу, растечется слюнями и мигом выложит все сокровенные тайны братца Вишну?
