Аарон Дембски-Боуден - Хельсрич
Почему-то в броне появилось что-то от топорных ружей и танков с заводов Армагеддона: скромных, простых, но, несомненно, жестоких.
Другие Храмовники выглядели не лучше. Тот, кто нёс штандарт реклюзиарха, был так же потрёпан, как и Гримальд. Само знамя было изорвано — не многим больше чем обрывки, свисающие с древка. Воин в белом шлеме едва мог стоять, его поддерживали два рыцаря. Из вокс-передатчика доносился бессловесный хрип и кашель.
И это не сделало их человечнее, не раскрыло воинов под убранством и рыцарским снаряжением, а напротив, ещё сильнее обезличило. Как мог человек, даже генетически усовершенствованный на далёком мире, выжить после таких повреждений? Как они могут стоять перед своими сородичами и казаться столь разными?
— Привет, реклюзиарх, — произнёс Андрей. Он нёс разряженный усиленный лазган на плече. Штурмовик полагал, что так выглядит лихим и легкомысленным, и он был прав. По крайней мере, для докеров он выглядел именно так.
Голос Гримальда не был похож на рык или рокот — низкий, суровый и мрачный. Было легко представить капеллана на борту величественного готического корабля, когда он читал проповедь братьям во время путешествия через бесконечную холодную пустоту.
— Прими благодарность от Чёрных Храмовников, штурмовик. И вы, докеры Хельсрича.
— Мы подошли вовремя, я думаю, — добавил Андрей, небрежно кивнув и продолжая улыбаться, показывая, что его ничуть не беспокоит разговор с израненными воинами, которые возвышались в окружении трупов ксеносов. — Но доки, они выглядят нехорошо. Я больше не слышу приказов. Зато я вижу вас, благородные сэры, и думаю: возможно, вы их мне и отдадите.
Наступила пауза, но не тишина. Город никогда не замолкал — доносились звуки ружейного огня и хлопки отдалённых разрывов снарядов.
— Все подразделения направлены к убежищам. Гвардия, ополчение, астартес. Все.
— Даже не зная мнение капитана, мы следовали туда. Но есть кое-что ещё, сэр.
— Говори, — Гримальд отвернулся, служивший лицом серебряный череп свирепо уставился на пылающий коммерческий район в нескольких улицах отсюда.
— Один из ваших рыцарей погиб в доках. Мы спрятали тело от шакалов. Судя по гравировке на доспехе, его звали Анаст.
Астартес в белом шлеме заговорил, словно с полным ртом каши.
— Анаст умер… когда мы десантировались… прошлой ночью. Жизненные показатели быстро угасли. Смерть достойная воина.
Гримальд кивнул, внимание капеллана вернулось к людям.
— Как твоё имя? — спросил реклюзиарх штурмовика.
— Рядовой Андрей, 703-я дивизия штурмовиков Стального Легиона, сэр.
— А тебя? — он спрашивал каждого человека в строю, кроме последнего, которого и так узнал.
— Начальник доков Томаз Магхерн, — наконец усмехнулся рыцарь. — Рад видеть тебя в бою. Подобная храбрость достойна авангарда.
По коже Магхерна пошли мурашки — не от страха, но от неловкости положения. Что ответить? Сказать, что это честь для него? Или признаться, что всё тело болит, и он сожалеет, что вызвался участвовать в подобном безумии?
— Спасибо, реклюзиарх, — выдавил Томаз.
— Я буду помнить и ваши имена, и ваши деяния в этот день. Всех вас. Хельсрич может пылать, но война не проиграна. Имя каждого из вас будет выгравировано на чёрных каменных колоннах Зала Доблести на борту ”Вечного Крестоносца”.
Андрей кивнул. — Я очень польщён, реклюзиарх, как и любезные и замечательные господа рядом со мной. Но если вы ещё сообщите моему капитану, я буду совсем счастливым.
Раздавшийся из вокс-передатчика реклюзиарха резкий звук был похож на смесь кашля и рычания. Томазу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это смех.
— Так и будет, рядовой Андрей. Даю слово.
— Надеюсь, что это также произведёт впечатление на даму, на которой я собираюсь жениться.
Гримальд не был уверен, что на это ответить, и довольствовался следующим. — Да. Хорошо.
— Какой оптимизм! Но да, сначала мне надо её найти. Куда теперь направимся, сэр?
— На запад. К убежищам в Сульфа Комерциа. Инопланетные псы насмехаются над нами, — реклюзиарх указал направление массивным молотом, чьё силовое поле пока было отключено. Вдали между складами и мануфакториями полыхали купола.
— Смотрите. Они уже в огне.
Но Приам не смотрел туда же, куда остальные. Внимание мечника привлекло что-то в покрытых густым смогом небесах.
— Что это? — он показал на мчащийся вниз шар пламени. — Быть этого не может.
— Может, — ответил Гримальд не в силах отвести взгляд от увиденного.
— Есть! — радостно закричал Андрей, когда к земле устремилось ещё несколько похожих объектов, оставляя огненные следы, словно кометы.
— Что это? — спросил Магхерн, сбитый с толку ликованием штурмовика и почтением рыцарей.
— Десантные капсулы, — ответил реклюзиарх. В свете ближайших горящих танков серебряный череп казался янтарным. — Десантные капсулы астартес.
Глава семнадцатая
В огне битвы, на наковальне войны
Район Сульфа Комерциа был бастионом резервов ополчения и опорным пунктом противовоздушной обороны доков.
Немногочисленные турели — как укомплектованные людьми, так и автоматические — которые ещё оставались на крышах зданий, смолкли. Квартал пылал. Натиск орочьих истребителей и бомбардировщиков больше никто не сдерживал, и ксеносы обрушили смертоносные грузы вниз.
Сульфа Комерциа служил торговым центром западных доков и в мирное время был плотно заселён; также именно в нём построили больше всего наземных убежищ от непогоды, немалая часть которых уже была разрушена зелёнокожими. Враги беспрерывно наступали на этот район порта, но вовсе не из-за сопротивления имперских войск, а из-за того, что здесь было кому выпустить кровь, и было что разрушать. Оставить этот практически уничтоженный и нежилой квартал означало оставить в нём надолго и зелёнокожих — с восторгом в диких глазах предающихся беспощадной резне.
Спустя несколько лет после войны, майор Лак из 61-го Стального легиона в личном дневнике сокрушался о ”невероятном количестве жертв среди гражданских”, которые сопровождали сражение в доках. Он охарактеризовал разрушение Сульфа Комерциа, как ”одно из самых кровопролитных событий осады Хельсрича, которое даже в мечтах не был способен предотвратить ни один человек, ни один танковый батальон, ни один легион титанов”.
В коммерческом центре мало что напоминало былое великолепие. Особняки богатых торговых семей сгорели также как и склады; а те несчастные, что решили остаться в своих домах, а не отправиться на поиск подземных муниципальных бункеров, разделили судьбу тех горожан, кто оказался в ловушке в разрушенных противопогодных убежищах. Ксеносы атаковали без пощады, и никакие отряды личной стражи, вне зависимости от уровня подготовки, были не способны защитить имения своих господ от затопившего доки прилива зелёнокожих.
Самая известная защита — та, которую пропагандистская машина улья использовала для поднятия боевого духа — совсем не оказалась, как можно было бы подумать, той, где враг понёс максимальные потери. Больше всего ксеносов при обороне поместья уничтожила Полиция дома Фарвелиан, это подразделение в течение семи поколений служило благородной семье Фарвел. История об их продолжительном сопротивлении немногим пришлась бы по душе — комиссар Фальков и полковник Саррен понимали, что говоря по правде, глубокоуважаемый дом Фарвел абсолютно справедливо в глазах простых людей считался декадентскими свиньями, а его многочисленные наследники не были чужды политическим скандалам, финансовым расследованиям и слухам о мошенничестве в торговле. Короче говоря, они мастерски сопротивлялись во время боёв в доках из-за того, что умелыми махинациями проложили себе путь к огромному богатству и держали в полной боевой готовности армию из шестисот солдат.
И, как было отмечено в имперских отчётах, Фарвелы отказались предоставить своих людей на защиту доков или в городское ополчение.
Такая многочисленность и послужила причиной их гибели. Как только по рядам орков прошёл слух, что в обороне доков появился опорный пункт, и он располагается в поместье Фарвелов — ксеносы всей ордой обрушились на него, сломили упорное сопротивление, а заодно и род Фарвелов.
Самой выдающейся обороной официально провозгласили другую — совсем не похожую на обречённый эгоизм. Дом Тарацин защищали всего пятеро наёмников — выходцы с другого мира — они обороняли скромный особняк партизанскими действиями и автоматическими ловушками в течение девятнадцати часов. И пусть захватчикам удалось разрушить поместье, после окончания боёв в доках нашли семерых выживших представителей семьи Тарацин. Их позиции сильно укрепились с началом восстановления города, а четыре дочери лорда Гелия Тарацина неожиданно оказались завидными парами для ослабленных и потерявших наследников благородных семей.
