Джеймс Сваллоу - Кровавые Ангелы: Омнибус
А для меня и моих братьев по крайней мере теперь есть враг, с которым мы можем сразиться. Мы образуем круг воли и веры.
— Вот оно, братья, — говорит Данталион. — Теперь этот корабль показал свою истинную проклятую натуру. Бейте твердо, непреклонно, во свет Сангвинния и Императора!
— Этих тварей, сержант, — говорю я Гамигину, — можете совершенно спокойно убивать.
Ему, непривычному к проявлению юмора с моей стороны, требуется секунда, чтобы ответить:
— Благодарю, старший библиарий, — говорит он, и со страстью принимается за работу.
Кровопускатели снаряжены древними мечами, их клинки отмечены жуткими узорами и непотребными рунами. Они появляются со всех сторон, их рев тонет в хоре мучеников и адского боя, боя барабана, созданного из самой ярости. Музыка коварна, она пробивается глубоко в мой рассудок. Я знаю, что оно пытается сделать. Оно хочет заставить нас биться в том же ритме, чтобы ярость встретила ярость, чтобы багровая броня билась с багровой плотью, пока мы не потеряем себя в Изъяне, и нельзя будет отличить Кровавого Ангела от демона. Кровопускатели шире раскрывают свои клыкастые пасти, их языки полощутся в воздухе словно змеи, пробуя гнев на вкус и находя его приятным. Они размахивают клинками. Мы встречаем их своими. Силовые мечи, копья и цепные мечи отвечают и парируют. Клинком против клинка, гневом против ярости, встречаем мы их атаку. Чудовища падают, разрезанные пополам. Палуба поглощает их, приветствуя их возвращение в небытие. И вместо каждой мерзости, что мы уничтожаем, две новые выскакивают из стен.
Война питается войною
— Тут есть лишь один конец, — говорит Данталион рядом со мной. Он опускает крозиус на череп демона, разбивая его в пыль. — И это не будет наша победа.
Он не пораженец. Он просто говорит правду. Коридоры перед нами заполнены врагами. Они продираются через друг друга в своей жажде разорвать нас на части. Они будут являться вечно, создаваемые самим уничтожением их собратьев. Огонь болтера разрывает на куски. Лезвия разрезают их. И там, где стояло двое, теперь десять.
— Нам нельзя здесь оставаться, — говорит Альбин.
И пока он говорит, потолок выпускает целый водопад кровопускателей. Они падают на нас, вцепляясь когтями и клыками, пытаясь превзойти нас числом. Мы бросаем их наземь, давим их своими ботинками. Я чувствую треск нечестивых когтей, и знаю, что причинил мерзости боль, прежде чем она снова поглотилась назад.
Данталион спотыкается, бульканье хрипит из его динамика. Наверное, он отвернулся в неверный момент. Кровопускатель пробил мечом под его шлемом. С рыком напряжения демон проталкивает клинок дальше, пробивая мозг Данталиона. Наш капеллан замирает, потом падает. Гамигин взвывает от бешенства и одним ударом цепного меча уничтожает кровопускателя.
Ярость нарастает. Теперь мы сражаемся и за месть. И чем яростней мы сопротивляемся, тем ближе приближаем себя к року. Атака кровопускателей — словно штормовая волна, и чем быстрее мы их убиваем, тем быстрее их число увеличивается.
— На мостик, — кричит Гамигин. — Это наша цель, и мы сможем оставаться там так долго, сколько сумеем, чтобы изгнать эту мерзость.
— Нет, — отвечаю я. — Не мостик, — теперь, когда призрак полностью проснулся, я просмотрел волны его мыслей. Мы на неверном пути. Сердце этого воспоминания не на мостике. Это там, где хранится знание. — В библиариум.
Корабль слышит меня. И до этого его стратегией было изнурить нас, размолоть нас понемногу, упиваясь свирепостью нашего умения уничтожать. А теперь я объявил нашу цель, и все меняется. Теперь «Помрачение надежды» хочет нашей немедленной смерти. К потоку демонов, к атаке присоединяются стены и потолок. Коридоры начинают превращаться в безумное подобие воспоминания о боевой барже. Руки спускаются к нам. Они огромны, достаточно велики, чтобы схватить и раздавить любого из нас. Они испещрены прожилками, руки статуи, и хотя они сделаны из камня, кажется, что они парят. Они не воспоминания; они создания, призраки искусства, их реальность создается микросекунда за микросекундой. Это огромные когти, одновременно рептилии и хищника. Они скребут и изгибаются, с хрустом в каждом суставе. Они как воплощение идеи, созданной для того, чтобы разрывать, но они и огромны, и то, что не смогут разорвать на части, они будут разбивать.
Рука опускается прямо на меня. Она превращается в кулак. Корабль хочет меня раздавить. Он показывает мне, что он знает страх. Он верит, что я могу причинить вред.
Я собираюсь это доказать.
Разум, что держит этот корабль в подобии реальности, не единственная сила, способная создавать. Варп подчиняется и мне. Я вошел в него призраком, но теперь я Господин Смерти. Моя воля охватывает не-материю, давая направление энергии безумия. Воздух взблескивает полотном из золотых вспышек, распростертым над нашими головами. Рука потолка врезается в него и раскалывается на части. Я вкладываю всю свою сущность в этот щит. Превращаю его в купол. Демоны, попавшие под его грани, разрезаны на части. Теперь купол окружает нас. Его периметр едва в метре вокруг нашей защитной окружности.
Я вкладываю столько своей воли в управление куполом против атак кровопускателей и кулаков стен, что едва ощущаю свое тело. И все же я должен идти. Мы не можем здесь оставаться. Я должен достичь библиариума.
— Старший библиарий, — зовет Альбин, — вы меня слышите? — Альбин знает меня лучше всех присутствующих. Точнее, он хорошо знал Калистария, и ему много понадобилось сил, чтобы понять существо, что выросло из могилы его друга. Цель Альбина похвальна, пусть и безнадежна. Но даже и так, бывало, что он действительно мог понять подлинную сущность моего существования. Когда я киваю, он говорит. — Нам надо идти. Вы можете идти и поддерживать щит?
Удары врагов безостановочны. Со временем и силой, они пробьют любой барьер. Призрак очень силен. Я должен сохранять концентрацию на существовании щита. Я говорю сквозь сжатые зубы:
— Едва.
Он кивает.
— Тогда наш ход, брат, — говорит сангвинарный жрец.
Брат. Ко мне редко так обращаются. И не без причины. Калистарий был братом среди других братьев, принятый до той степени, до какой псайкера могут принять Адептус Астартес. Но Калистарий мертв, и когда Альбин говорит «брат», он обращается к тени, к всего-лишь такой же субстанции, как тот ад, в котором мы сражаемся. Калистарий не вернется. Мефистон живет вместо него. Я Кровавый Ангел. Я уничтожу каждого, кто усомнится в моей верности. Но «брат»? Это знак товарищества, что для меня закрыто.
Оставим так. Альбин прав в вопросе стратегии.
— Согласен, — выдавливаю я.
— Показывайте нам дорогу, — говорит он мне.
Я поворачиваюсь туда, откуда мы пришли. Усилия велики. Я отбиваю не только дюжины одновременных физических атак, но и все психическое давление корабля. Развернуть мое тело так же тяжело, как повернуть планету.
Альбин идет впереди меня. Остальной отряд выстраивается клином. Я ослабляю щит. Он становится пористым, но не исчезает полностью. Я могу усилить его в мгновение. Команда продвигается вперед, встретить поток кровопускателей. Столас создает свой щит. Эпистолярий — сильный псайкер. Я видел, как он разрушил линию неприятеля бурей из молний, достойной легенд. Но он не то, что есть я, и хотя мы идем в пространстве, созданным полностью из варпа, наши силы не увеличиваются. Этот корабль — паразит, что пожирает своего носителя. И поэтому щит, поднятый Столасом, задерживает кровопускателей, но не может их остановить. Наше острое жало копье втыкается в пенную волну. Мы с дюжину метров проталкиваемся через толпу демонов, пока их количество снова не возрастает, угрожая поглотить нас. Я снова возвращаю щиту полную силу, давая нам место и время перегруппироваться. Когда Альбин подает мне сигнал, я снова возвращаюсь в физическое состояние, и мы идем вперед.
Так мы продвигаемся. Это единственный способ, мучительно медленная запинка из передвижения и остановок. Тысячи метров проходим мы так. Количество убитых нами растет с каждым шагом, и каждый вырезаный демон, каждое деяние гнева — это еще одна капля психической плазмы в нечестивые двигатели «Помрачения Надежды». И наш путь через корабль станет путем проклятья, если я ошибся насчет того, что найду в библиариуме.
Мы продвигаемся глубоко в сердце корабля. Хранилище архивов, истории и знаний не в шпиле башни, как на «Кровавой Проповеди». Нет, оно ждет нас на нижней палубе, на несколько сотен метров ниже машинариума. Чтобы привести нас сюда, я иду за волнами варпа. Призрак проснулся, и он светится силой. Теперь он не может скрыть черты его сущности, и любой чуть больше чем человек, может прочитать завитушки отпечатков его пальцев. Действуя против нас, «Помрачение Надежды» открывает себя моему взгляду и моему суждению.
