Шимун Врочек - Легионы просят огня
Мой мертвый старший брат.
Мой…
— Варвар прав, — говорит легат Девятнадцатого легиона, изнеженный и чахлый побег от ствола Ромула и Рема, Гортензий Мамурра. В каштановых кудрях вяло переливается отсвет лампы. — Мы должны наказать мятежников. Задавить восстание в самом начале, в зародыше! Чтобы Германия ужаснулась. Чтобы варварские матери пугали детей вашим именем, пропретор!
Вар опускает голову и бродит по палатке. В покоях Нумония несколько мраморных бюстов — в основном это философы. Пропретор останавливается и задумчиво рассматривает каждый.
Платон, Аристотель, Сократ, еще несколько бородатых мужиков. Греки. Даже я не всех помню.
Вот уж не думал, что Нумоний интересуется философией. Я смотрю в затылок легата Восемнадцатого легиона — там толстый шрам. Памятка от сарматов, с которыми легат сражался, будучи молодым префектом конницы.
Мы ждем.
— Пропретор? — повторяет Гортензий Мамурра.
Вар вздрагивает. Поднимает голову.
— Где царь марсов?
— Исчез, — отвечает Нумоний.
Вар облизывает губы.
— Я принял решение, — голос у него внезапно сел. — Мы не можем оставить это без внимания. Поэтому… — он медлит. — Кажется, у нас есть заложница из племени марсов?
Я вздрагиваю. Заложницы!
Туснельда, прекрасная германка. Она тоже одна из них.
Правда, царь хавков, Сегест, до сих пор был верен Риму. Я сжимаю зубы. Надеюсь, так оно и останется.
Но почему — марсы?
* * *— Римлян — резать! Бей! Убивай!
Бьется в истерике человеческая толпа. Бежит человеческая толпа. Рвет и мечет человеческая толпа.
Словно мутный дождевой поток, сметающий все на своем пути.
Хлодриг выступил вперед, поднял римский меч. Трофейный. Хлодриг забрал его у патрульного легионера — мальчишки лет семнадцати. Это было просто. Даже слишком. Кровь забулькала, когда мальчишка упал. Хлодриг с интересом наблюдал, как она пузырится и течет на землю. Мальчишка хрипел и дергался. Лицо юное, еще в подростковом пушке. Глаза широко раскрыты.
Хлодриг присел рядом, наблюдая, как пыль намазывается на смуглую кожу легионерчика. Тот зажимал руками горло, но кровь все равно текла. Смешной все‑таки они народ, римляне…
Хлодриг положил фрамею на землю.
Старое верное оружие. «Давно я ее не доставал». Еще с того набега за Рений, когда большим отрядом они прошли по Галлии и разворошили несколько римских поселений. Сейчас по всем германским землям пошел зов — восстание близко. Римлян — убивать. Но первыми… Первыми восстать должны были марсы, племя, к которому принадлежал Хлодриг.
Восстать и — первыми попасть под удар Рима.
Затылок свело. Неужели легионы дотянутся и сюда? Раньше им удавалось. Но сейчас все будет по — другому.
Или нет?
Человек в маске говорит, что время римлян ушло. Сейчас наше время. Племена хаттов, бруктеров, лангобардов, гиперов, херусков, ангривариев и фризов — все должны восстать. И повернуть оружие против Рима.
Так же, как марсы.
Паренек — римлянин продолжал дергаться. Хорошо, что догадался зажать артерию руками. Иначе бы уже истек кровью, а это неинтересно.
Хлодриг поморщился. Поднял меч римлянина и осмотрел клинок. Железо. Не очень хорошее, но отлично заточено. Гнется, но и режет.
Пожалуй, этот меч все‑таки может пригодиться.
— Варвар! — позвали сверху.
Хлодриг выпрямился. Тщательно отряхнул пыль со штанов. Поднял голову.
Старого центуриона приколотили к кресту — не очень умело, но для начала сойдет. Седые волосы, лицо, черная от синяков грудь и подшлемная повязка — в запекшейся крови. Край повязки разлохматился. Ветер теребит ниточки с багровыми комочками.
Разбитые губы центуриона шевельнулись.
— Оставь… мальчишку… в покое. Ты… я убью.
Хлодриг засмеялся. Этот старик еще угрожает!
— Я… те… бя найду… ты… ублюдок.
Хлодриг покачал римским мечом, ловя отсветы. Забавно.
— Я видел ваших орлов, старик. Они из золота, правда? — полузабытая латынь. Служба в германской когорте в Паннонии многому научила Хлодрига, в том числе и языку. А еще — снимать добычу с трупов, пока не подоспели мародеры из числа легионеров.
— Орел… выклюет тебе… — старик задохнулся, закашлял. — Гла… за…
— Лучше бы твоему орлу быть из золота, — продолжал Хлодриг. — Мы убьем много римских свиней в этот раз. Я раздобуду себе такого орла — и стану богаче. Вот увидишь, старик. Ах, да… ты этого не увидишь. Прости, старик.
Римлянин поднатужился и плюнул.
Красно — черный сгусток плюхнулся в пыль рядом с ногой Хлодрига.
Германец расхохотался.
— Эх, старик, старик… Все у тебя не так, не по — человечески.
Он кончиком римского меча срезал полоску кожи с бедра легионерчика. Потекла кровь, красным заливая смуглую кожу. Мальчишка забился, открыл рот… Булькнуло. Хрип. Но больше — ни звука. Хлодриг кивнул. Очень удобно. Перерезаешь горло, потом они тихие.
Хлодриг резал и смотрел. Наконец, в глазах мальчишки медленно погас огонек. Кончено. Жаль.
— У… бью, — центурион все еще не успокоился. Упрямый старик.
— Не накаркай, — сказал Хлодриг и вытер меч о синюю тунику мальчишки.
* * *Ализон, провинция Великая Германия.
Девушку выводят. Помост возвышается над площадью — поэтому кажется, что девушка ступает босыми ногами по головам зрителей.
Казнь.
Легионеры охраняют помост. Они стоят с невозмутимыми каменными лицами.
Палач привязывает девушку к столбу,
Она юная и симпатичная. Короткий нос. Веснушки — болезненно яркие на белом лице.
Она виновата только в том, что она дочь царя марсов. Марсы — германцы, что нарушили клятву на верность Риму.
И значит, заложница должна умереть.
Веревочная петля сжимает ей горло. Глаза девушки расширяются от ужаса.
Палач заходит девушке за спину и вставляет деревянную палку в петлю.
Ожидание. Долгое и мучительное. Площадь замирает.
— Можно начинать, пропретор? — спрашивает чиновник вполголоса.
Квинтилий Вар моргает, словно только что проснулся. У него утомленный больной вид. Он делает вялый жест — давайте.
Чиновник машет палачу. Тот кивает: понял. Это крепкий, но совершенно обычный с виду человек, увидев такого в толпе, даже не подумаешь, что перед тобой — тот, кто отнимает жизни.
Палач берется двумя руками за концы палки.
Начинает закручивать.
Раз оборот, два, три…
Петля сжимается. В конце концов, она сожмется до предела и удавит жертву.
Отчетливый, жуткий скрип веревки.
Общий вздох.
— Будьте вы прокляты, римляне! — доносится из толпы одинокий голос. — Будьте вы прокляты!
* * *В легионах царит оживление.
Германцы взбунтовались? Нормально. Ничего нового.
Отправят какую‑нибудь когорту для усмирения бунтовщиков, остальной легион будет дальше делать свои дела.
Так всегда бывает. Не стоит беспокоиться раньше времени.
Солдату положено думать одним днем.
* * *После казни заложницы Вар выглядит еще более бледным и потерянным. Кожа напоминает старый пергамент.
Арминий, как всегда бодрый и собранный, излагает план. Он младший по званию, поэтому говорит первым:
— По пути в зимний лагерь легионы пройдут по землям марсов. Нужно воспользоваться временем, пока погода еще теплая. Тогда мятеж будет подавлен в этом году, а не останется тлеть до следующего лета. Воля и решительность — это то, что заставит германцев принять власть Рима, пропретор. Германцы презирают слабость.
— Зачем столько? — спрашивает Нумоний. Его глаза холодно ощупывают лицо германца. — Три легиона? Может, вполне хватит и пары когорт? Для одного небольшого племени?
Арминий невозмутимо встречает взгляд легата. Он снова выглядит большим римлянином, чем все настоящие римляне вокруг него. И теперь я знаю, почему.
— Вы совершенно правы, легат. Двух когорт было бы вполне достаточно… будь это только марсы. Нельзя недооценивать противника. Что, если восстало не одно племя?
Молчание. С ним трудно не согласиться. Любой, даже случайный, успех мятежников вызовет в провинции новые волнения. А Великая Германия — далеко не самое спокойное место изначально.
