Микенский цикл - Валентинов Андрей
Не согревали плащи. Даже неразбавленное вино не грело...
– Эй, по корабля-я-ям! Живы-ы-ы?
– Хол-л-л-лод-д-д-дно-о-о-о!
– На «Фесте-е»! Идомене-е-ей!
– Порядок, Тиди-ид! Если лед – значит, скоро зем-ля-я-я!
– Шардана-а-а?
– То не черная туча вставала-а-а! Туча-а!.. Давай к на-а-ам, Да-а-аме-е-ед! Налье-е-ем!
– Эй, Калха-а-ант! Жи-и-ив?
– Б-б-б-б-бо-о-о-оги-и-и!..
Взбунтовались на третий день – на третий поворот клепсидры. Всю ночь мы перетаскивали заледенелые дельфины через ледяное поле, пытаясь найти выход в лабиринте узких промоин.
К счастью, чернобородый Мантос ошибся. Здесь, посреди седого Океана, не бывает зимы. Воздух был не ледяным – промозглым, и вода капала с покрасневших пальцев. Просто белое поле – до самого горизонта.
Задубели, покрылись волдырями руки, лед прожигал до костей даже через толстые подошвы эмбат.
А наутро...
– Беда, ванакт! Ай, беда! Совсем беда, понимаешь!..
Мои аргивяне, критяне Идоменея, итакийцы Любимчика, троянцы, дарданы – все. Высыпали на лед, загустели слитной толпой...
...Кроме усатых шардана. Этим и холод нипочем!
– Назад! Назад! Заблудились! Домо-о-ой!
Думал вначале: выкричатся да и успокоятся. Напрасно думал...
– ...Куда ты нас завел, Диомед? Куда?! Надо было на том острове остаться! От добра добра не ищут!.. Назад! В Аргос! На Крит! В Трою!..
Даже забыли бедняги, что сейчас осталось от Крепко-стенной...
– Не хочешь – сами уйдем! Сами! Здесь близко! На восток! Через лед – и дома!..
И что сказать? Как убедить?
– Слушайте меня! Это я, Диомед Тидид, ваш ванакт...
– Ахейцы! Троянцы! Поверьте мне, Одиссею, сыну Лаэрта!..
– Бо-о-о-о-оги-и-и-и-и!..
Бесполезно...
– Домо-о-о-о-о-о-ой!!!
Безумные лица, безумные глаза. Не слышат, не понимают...
– Уйдем! Уйдем! Оставайся сам, если хочешь!..
Ледяное поле до горизонта. Неровное, в узких трещинах, в серых промоинах. Но безумие сильнее страха... И вот уже кто-то заскользил по льду, упал, встал на четвереньки, снова уткнулся носом в белую твердь. За ним еще, еще...
– Надо что-то делать! Что-то делать! – бормотал серый от ужаса Подалирий. – Они же погибнут, ребята! Все погибнут!..
Молча пожал плечами Идоменей. Вздохнул Любимчик. Нахмурился Гелен Прорицатель. Вытер слезу Эней-плакса...
– Надо что-то делать!..
Колыхнулась толпа, распалась. Немногие на месте остались, остальные побрели прочь, навстречу безумию, навстречу Смерти... Страшной смерти, дурной. Стоило переплывать Океан, стоило выжить под Троей...
...Троя. Жужжание стрел, неровный, распадающийся строй, отчаянное «Бежи-и-им!».
– Эмбатерия! – прошептал я одними губами. – Эмбатерия...
Опомнился. Глубоко вдохнул ледяной промозглый воздух:
– Доля прекрасная – пасть в передних рядах ополченья, Родину-мать от врагов обороняя в бою!Тишина в ответ – мертвая, страшная. Но вот чей-то голос, неуверенный, хриплый:
– Родичи, братья мы все необорного в битвах Геракла. Будьте бодры, еще Зевс не отвратился от нас!Откликнулись! Сперва негромко, недружно, растерянными слабыми голосами, затем все звонче, все сильнее:
– Вражеских полчищ огромных не бойтесь, не ведайте страха, Каждый пусть держит свой щит прямо меж первых бойцов, Жизнь ненавистной считая, а мрачных посланцев кончины – Милыми, как нам милы солнца златого лучи!Равнялись ряды, светлели лица. А эмбатерия гремела уже во всю мощь – над белой пустыней, над ненавистным серым туманом. Замер Океан, затаился, даже ветер стих. И уже не безумная толпа – войско стояло ровными шеренгами у заледенелых кораблей.
– Воины те, что дерзают, смыкаясь плотно рядами, В бой рукопашный вступать между передних бойцов, В меньшем числе погибают, а сзади стоящих спасают; Труса презренного честь гибнет мгновенно навек!Давний, страшный напев звучал над седым Океаном. Эмбатерия, песня Смерти – песня победы. И в первый раз я по-настоящему поверил, что выжившие – выживут.
– Срамом покрыт и стыдом мертвец, во прахе лежащий, Сзади пронзенный насквозь в спину копья острием!..– По корабля-я-ям! Земля уже близко! По корабля-я-я-ям!
Ударили в лед эмбаты – с треском, с грохотом. И кинулось прочь, в ледяную даль, не нашедшее поживы Безумие.
– Добрая слава ахейцев в веках никогда не померкнет, В царстве Аида живя, будем бессмертными мы!..В царстве Аида живя, будем бессмертными мы!
* * *
К вечеру лед остался позади. А еще через два поворота клепсидры впередсмотрящий на «фесте» увидел вдали серое неровное пятнышко...
– Встречай нас, даль океанская, Туманом серым встречай! Найдем страну мы счастливую, Там, за кромкой земли! В стране той небо безоблачно, Царит там Век Золотой, Там горя нет, даже смерти нет, Там мы счастье найдем!ЭПОД
На этот раз никто не кричал «Земля!», никто не прыгал в воду с черных бортов, не спешил прижаться лицом к зеленой свежей траве. Медленно, грузно, один за другим, мы шли по сходням, неуверенно пробовали ногами серый песок и только затем, словно все еще не веря, трогали пальцами долгожданную твердь, смотрели на солнце, даже не щурясь, не прикрывая глаза ладонью.
...Безлюдный пустой берег, опушка зеленого леса – и мы, слишком усталые, чтобы радоваться.
Я присел на теплую землю, сорвал травинку, вонзился в стебель зубами. Сейчас бы закричать, завыть, завопить от восторга... Но только шепот из горла.
– Ну что, Минос Идоменей, курет критский? Дошли?
Минос, наследник Миносов, сидит рядом – и тоже травинка в руке. Улыбается.
– Посмотри, Диомед! Туда, в море!
Меньше всего хочется оборачиваться. Будь ты проклят, серый туман!..
...Нет больше тумана. Знакомая винноцветная гладь, белокрылые чайки в голубом прозрачном небе, маленький островок вдали.
– Там Эллада! – смешно морщит нос критянин. – Всего полдня пути, Тидид! Понимаешь?
Понимаю. Мы прорвали плоть Номоса. Прогрызли. Пробили лбами. Нет больше Океана, только знакомое, такое родное море, только белокрылые чайки...
– А я как чувствовал! – смеется Любимчик, падая рядом с нами на траву. – Вчера воды океанской набрал...
– Зачем? – поражаюсь я.
– Ну... не знаю даже, – Одиссей моргает, недоуменно чешет затылок. – А вдруг это... пригодится?
Рухнул хохот с небес. Рухнул, бросил нас на землю, протащил по пахучей траве.
– П-пригодится! Ты слышал, да? Пригодится, а? Ну, Любимчик, ну, учудил!..
И вот уже хохочет весь берег, и оживают лица, живыми становятся глаза, тает лед, сковавший сердца. Серый песок, зелень близких крон, голубое чистое небо...
...Нас встречали. Из-за ближайшего дерева выглядывал черный нос.
– Радуйся! – сказал я носу.
Дернулся нос, вперед подался. Улыбнулась мне серая волчья морда. Улыбнулась, зубы оскалила.
