Стивен Эриксон - Дань псам
Но некоторые оказались сделанными из более прочного материала. Серые Мечи, доставшиеся Худу после падения Фенера, сражались с мрачным упорством. Их командир, Брукхалиан, казался вросшим в землю камнем; он умел усилием воли сделать себя неколебимым, недвижимым. В конце концов, он такое уже проделывал. Его отряды сражались впечатляюще долго — но фланги их оказались под атакой, так что оставалось лишь отступать к громадной повозке с грудой тел.
Горстка сегуле, все, что осталось от сил Второго, построилась в непостижимо тонкую линию рядом с Серыми Мечами. Каждый из них пал от руки Рейка, и одного воспоминания оказалось достаточно, оно жгло кислотой, оно пылало позором. Они надели боевые маски — нарисованные полосы, значки рангов, которые начали выцветать, исчезать под пламенем хаоса, пока каждый воин не оказался в сверкающе — чистой личине. В мире меча сила должна сдаться перед высокой истиной. «Здесь» — казалось, говорил им Драгнипур — «вы все равны».
Другим флангом Серые Мечи сомкнулись с тугим узлом солдат — Сжигателей Мостов; прочие воины — малазане припадали к ним, питаясь силой солдат — Властителей, силой командира, откликавшегося ныне на имя Искар Джарак.
Сжигатели построились полукругом, и он медленно сжимался под натиском врага. Серые мечи слева, остатки Скованных справа — там громадина демон стал во главе клина особо упрямых. Слезы текли по лицу демона, ибо он сражался, скорбя по каждому павшему. Горе готово было разорвать сердце Жемчужины. Он бился не за себя, на за повозку, даже не за Врата Тьмы, за Блуждающий Оплот. Демон сражался за товарищей, как солдат, уже не способный сдаться, ибо пощады ему все равно не будет.
В запятнанном копотью небе скованные драконы, Локви Вайвелы и эн’каралы прорезали борозды в наседающих тучах. Молнии выхлестывались, обволакивали их, рвали на части. Но они сражались. Эн’каралы не умели отступать, ведь они всего лишь безмозглые, яростные звери. Для них хаос был всего лишь дерзкой, враждебной силой. Локви Вайвелы находили силы в глубинах сердец, слишком больших для этих скромных тел — нет, они не драконы, они их братья меньшие — но они знают силу вызова, силу презрения. Драконы, почти все скованные смертью во времена Драконуса, были равнодушны к Вратам и к участи прочих слабаков, сражаемых внизу. Они не бились ради высокой цели. Нет, каждый бился сам за себя, ибо знал: выживание не имеет ничего общего с благородством. Никаких союзов, ни мысли о совместном наступлении. Раскаленные разумы этих тварей способны вместить лишь идею отдельного, личного боя. Сила — и проклятие. Но среди злых, буйных облаков сила изменяла, сама натура драконов обернулась против них.
Битва ярилась. Гибель ревела оглушающим кличем, вытеснившим все иное из умов сражающихся. Они превратили волю в оружие, они рубили этим оружием бесформенного, ртутного недруга, только чтобы обнаружить новых и новых врагов, налетающих с визгом, смехом, ударяющих мечами в щиты.
* * *Тук не знал, откуда у него треклятый конь. Одно было очевидным: в душе зверя пылает несокрушимая воля. При жизни он не был воспитан для битв, однако сражался словно боевой жеребец вдвое больше весом. Бил копытами, лягался, кусался. Виканская порода — это очевидно — тварь потрясающей живучести, снова и снова выносящая его из заварухи. Он начал подозревать, что погибнет первым.
Это способно внушить смирение… нет, разъярить!
Он попытался усмирить животное, когда оно снова понесло его к стене хаоса. Плохая привычка — умирать и умирать снова. Конечно, этот раз — последний, и человек более умный нашел бы в сем утешение. Более умный.
Он же бунтовал. Он плевал в очи несправедливости, он сражался, хотя пустая глазница нестерпимо зудела, и ему казалось, будто нечто прогрызает путь в мозги.
Он упустил удила, чуть не свалился с седла, когда конь ускакал от первой линии Сжигателей. Тук разразился каскадом ругательств — ему хотелось умереть рядом с ними, ему нужно… нет, он не один из них, у него нет такой силы, суровости Властителей — но он видел Ходунка, Деторан. И многих других, и там был сам Искар Джарак, хотя почему Вискиджек предпочитает какое-то семиградское имя вместо заслуженного, настоящего, Тук не понимал. Спрашивать у полководца не хотелось — боги, он даже не сумел бы подобраться близко, так тесно Сжигатели Мостов окружали своего командора.
А теперь дурацкий конь уносит его все дальше.
Впереди он завидел Повелителя Смерти. Тот стоял неподвижно, словно раздумывал, каких гостей пригласить на пикник. Конь нес Тука прямо к жуткому ублюдку, и тот обернулся в последний момент, когда конь затормозил, проехавшись по пеплу и грязи.
Худ опустил глаза, разглядывая свежие пятна на рваной одежде.
— Не смотри на меня! — зарычал Тук, снова хватая поводья. — Я пытался послать скотинку в другом направлении!
— Ты мой Глашатай, Тук Младший, и ты мне нужен.
— Для чего? Объявить о предстоящей свадьбе? А где твоя костлявая супруга?
— Ты должен доставить весть…
— Куда? Как? если ты не заметил, Худ, у нас тут некоторые проблемы. Боги, глаз! Ну, я про отсутствующий… он меня с ума сводит!
— Да, отсутствующий глаз. Насчет…
В это мгновение конь Тука дернулся от внезапного ужаса, ибо кипящая туча нырнула, словно громадный кулак, охватив умирающего дракона над их головами.
Завизжав сорванным голосом, Тук пытался вернуть контроль над скакуном. Дракон упал сбоку — дракон был окружен наседающими легионами. Они сомкнулись… еще миг — и дракона не стало.
Конь заржал и встал спокойно…
Только чтобы понести снова, когда порыв холодного и горького ветра возвестил о прибытии еще кого-то.
* * *Можно ли получить хоть какую пользу от советов покойника? Гланно Тряп был горазд задавать такие вопросики, но в этот раз промолчал. Забавно, на что способно чувство ужаса. Садки и садки и врата и порталы, места, которые никто в здравом рассудке не захочет посетить, какие бы интересные сцены тут не открывались — нет, он не знает, куда они скачут, одно понятно — в самое что ни есть неприятное местечко.
Лошади ржали (но ведь они всегда так перед концом пути), карета ударилась о грязную землю среди хора отчаянных воплей, треска и какофонии, завиляла туда и сюда — и небо падает огромными ртутными шарами, и тут драконы и вайвелы и Худ знает кто еще…
Цепи хлещут влево и вправо, вверх и вниз, выходя из-под самого уродливого из виденных Тряпом фургонов — загруженного трупами сверх всякого разумного расчета, не говоря уж о вероятии.
Разумеется, он налег на тормоза — а чего еще вы ждали? Тела полетели мимо. Полнейшая Терпимость свернулась в прыткий — меткий шар, мягко приземлилась и покатилась. Бранчливый здоровяк Грантл взлетел и смог упасть на четыре лапы — мяу! — тогда как Финт, куда менее элегантная при всей пышноярой красе — шлепнулась лицом в грязь, раскинув ноги и руки орлом, как глупая девчонка. Амба и Джула пролетели обнявшись, будто голубки, а потом земля разлучила их. Рекканто Илк упал позади Гланно, расщепив задник сиденья.
— Ты, идиот! Мы ж не привязались! Была тьма и тьма и ничего — а тут ты бросаешь нас в…
— Не я, кривоногий свинтус!
Спор увял, едва спорщики разглядели подробности окружающего пейзажа.
Рекканто Илк медленно распрямился. — Святое дерьмо!
Гланно вскочил. — Картограф! — Однако он позабыл про лубки. Завопив, возчик пошатнулся и упал на спины лошадей. Они вежливо расступились, чтобы он смог провалиться поглубже и запутаться в упряжи, а потом снова сошлись, стараясь растереть его в такое пюре, какое никогда больше не сможет дергать за удила.
Рекканто спустился и помог ему выпутаться. Лубки оказались полезны — Гланно не переставая вопил от боли, но новых переломов не было видно. Через миг он снова воссел на сломанное сиденье.
Мерзкий, похожий на мертвеца Джагут шел к Картографу, который замер вниз головой (он ведь был привязан к колесу), так что видел только грязные джагутовы сапоги. — Я уже начал гадать, — сказал Джагут, — не заблудился ли ты.
Оттолкнув Рекканто, Тряп слез с кареты, чтобы стать свидетелем роковой встречи — о да, это же сам Худ! О, вот так чертово воссемьединение!
Перекошенная улыбка Картографа заставила коня ближайшего всадника запаниковать; солдат выразительно выругался, пытаясь утихомирить животное. — Повелитель, — забормотал Картограф, — мы оба знали, что поехав кругом, вернешься откуда поехал. — Он жалко задергался в путах. — Откуда поехал, — печально добавил мертвец.
Грантл, едва подхромав к ним, издал утробный рык и зашагал к дверце кареты. Постучал кулаком: — Мастер Квел!
Худ повернулся к воину. — Не нужно, выкормыш Трейка. Моим единственным требованием было, чтобы вы прибыли сюда. А теперь можете отбывать. Картограф проводит.
