Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев" - Игорь Игоревич Николаев
Хель, Артиго и служанка по-прежнему что-то негромко обсуждали. Теперь беседу вел мальчик, кажется, он спорил о чем-то с наставницей. Гамилла, злющая как сотня демонов из ледяной преисподней Эрдега, появлялась то справа, то слева. Гаваль продолжал мастерить.
Две аккуратные петельки, чтобы прихватить ниткой импровизированный крючок, обмотать веточку, соединить все в одно целое… Некоторое время спустя, после трех наколотых пальцев, четырежды уроненного инструмента и бесчисленных ухмылок главных насмешников — Марьядека и Кадфаля — в руках менестреля оказалась вполне приличная леска с крючком, намотанная на дощечку. Гаваль покрутил в пальцах обрезок трубчатой кости, кою следовало насадить на палочку, чтобы вышел поплавок. И решил, что займется этим позже.
После обеда, который случился в форме поедания опять же на ходу пресных лепешек, испеченных пару дней назад, странники заметили высокий столб густого, чернильного дыма по левую руку. Так дымить могло что-то по-настоящему большое, не пара сельских домишек. Все подобрались, растянувшаяся, было, колонна снова превратилась в более-менее сплоченный отряд. Теперь кое-кто бросал осуждающие взгляды на Гамиллу, которая лишила компанию дальнобойного оружия в неспокойное и суетное время. Арбалетчица делала вид, что не замечает немую критику, а предъявлять ей претензии в открытую никто не стал.
Тусклое осеннее солнышко начало склоняться к горизонту, обещая скорый закат и благополучное завершение очередного дня, когда дальнозоркий Марьядек вытянул руку с одним лишь словом:
— Неприятности.
Указанное явление представляло собой отряд численностью в полтора десятка злобных морд. Пять конных воинов, остальные пешцы. Отряд двигался в направлении дыма и неминуемо должен был встретиться с Маленькой Армией. Гаваль почувствовал, как дрожь охватывает пальцы, ноги же похолодели, стали, будто сшитыми из тряпья.
Отряд, который пока не следовало именовать «вражеским», хотя он вполне мог таковым стать, замедлился, чуть довернул в сторону путников. Хель будто бы невзначай проверила, как выходит из ножен меч. Сталь неприятно скрипела о жесткую кожу. Раньян поджал губы и крепче взялся за костыль. Гаваль тоскливо подумал, что надо было хоть пращу себе какую-нибудь из веревки сделать… Или рогатку. Хотя, конечно, случись настоящий бой, камешки здесь не помогут.
Когда незваные встречные оказались на таком расстоянии, что можно было, не щурясь, разглядеть физиономии, Бьярн демонстративно поправил на плече клинок и громко затянул душевную песню:
Кавалер Палисс тут лежит,
Пронзенный копьем чужим!
А если бы не был он мертв,
То был бы сейчас живым!
Учитывая жуткую внешность старика и здоровенный меч, который убивец таскал без перевязи, на плече, как дубину, получалось крайне впечатляюще. Гаваль незаметно для самого себя оказался в хвосте, за спинами более суровых товарищей. Отсюда можно было разглядывать гостей с бОльшей уверенностью.
Судя по всему, на дороге имели место очень мелкий дворянин, скорее «дворянчик» и его скромное воинство. Все как говорил накануне Марьядек — сам господин, личная, с позволения сказать, «дружина», а также сброд, кое-как вооруженный и долженствующий изображать военную мощь. Командир наверняка имел во владении от силы пару деревенек с арендаторами, сплошные обязательства и никакого профита. В отличие от приснопамятных фрельса с дочкой, этот даже не пытался как-то соответствовать высокому званию кавалера. На лошадей нельзя было смотреть без слез — несчастные, изможденные животные, которые с трудом несли всадников и явно упали бы под весом даже рыцарского седла, не говоря о прочей амуниции. Ватники, шлемы (вернее железные шапки) на заклепках, простые деревянные щиты без умбонов и гнутых на парУ планок. У предводителя имелись кольчужные чулки, а также топорик-чекан, что на общем фоне казалось почти щегольством. Серые от пыли физиономии были отмечены печатью злой усталости, потными разводами, а также тоскливым нежеланием ввязываться в неприятности. Гаваль чуть-чуть воспрянул духом — судя по всему, чужой отряд спешил по своим делам и драки не искал.
Несколько мгновений две компании внимательно глядели друг на друга, оценивая состояние и перспективы. Армия казалась меньше, к тому же из девяти человек половина была условно боеспособной. Однако даже эта половина обещала неприятности. Предводитель военного отряда был издерганным дядькой средних лет, которому дорожные приключения казались не в жилу, однако обстоятельства не позволяли просто так разойтись.
— Назовитесь! — потребовал из-под кривого наносника вождь пришельцев. Руку он держал на топорике у седла, однако не спешил вытягивать оружие из ременной петли.
— Благородный господин Отайго изволит странствовать в сопровождении свиты! — неожиданно и складно сообщила Гамилла. — Теперь вы назовите себя.
Гаваль чуть-чуть восхитился спутницей — арбалетчица почти не исказила имя Артиго, но выговорила на юго-западный манер, гнусавя и растягивая слоги, так что звучало неузнаваемо. Вслед за тем юноша почувствовал угол стыда и обиды на самого себя — ведь все это он вполне мог сказать и сам. Более того, должен был бы, как летописец, лицо, приближенное к императору, одаренное милостью и так далее.
Под командирским шлемом явно происходила напряженная мыслительная работа. Не требовалось знание физиогномики, чтобы понять: кавалер пытается соотнести отсутствие лошадей и нормальной свиты со странным видом компании, непохожей на мародеров и бандитов. Наконец кавалер пришел к каким-то выводам и провозгласил без особого почтения, но (пока, во всяком случае) избегая открытого вызова:
— Я Арнцен из Бертрабов. Всадник в пятом поколении, господин этих земель, ограниченных межевыми камнями по старинным договорам и справедливым традициям. Я стерегу и уберегаю мое владение по воле Господа и семьи аусф Куммец, коих признаю заступниками и покровителями. Сейчас мы охотимся на грабителей и дезертиров, что чинят по округе всяческие беспорядки. К какой семье вы принадлежите? Я вижу именуемого Отайго и не вижу его герб, чтобы воздать почести сообразно положению.
— Сейчас мы не хотели бы демонстрировать флаг и во всеуслышание называть семью, в которой издал первый крик новорожденный Отайго, — попробовала сымпровизировать Гамилла. — У нас есть причины странствовать… конфиденциально.
— Правда? — уже не скрывая подозрений, вопросил кавалер.
Один из конных сопровождающих — молодой человек, столь юный, что вряд ли был знаком с бритвой — подъехал к вождю бок о бок и зашептал на ухо. Делал он это с драматической громкостью, так что неприятное слово «самозванцы» услышали все.
Арбалетчица замялась, не зная, что сказать. Темные глаза всадника в пятом поколении сощурились, рука сжалась на топоре. Его разношерстное воинство тоже напряглось. Кадфаль громко шмыгнул носом и покачал головой, растягивая шею и плечи перед боем. Бьярн крепче
