Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев" - Игорь Игоревич Николаев
Другая возможность — свернуть направо и пройти у границы Столпов, как в минувшем году. Что получилось единожды, всегда можно повторить, однако вопрос — с тем ли успехом? Некоторый жизненный опыт и здравый смысл подсказывали, что горские банды, спускающиеся на равнину, вряд ли менее опасны, чем обычные злодеи.
Третий путь лежал вдоль береговой линии. Там было меньше шансов попасть в жернова междоусобиц, однако прибрежная дорога приводила к границам герцогства Вартенслебенов, чего по каким-то собственным причинам опасалась и категорически не желала Хель. Кроме того, леворукое направление обещало стать самым голодным. Как можно голодать у моря Гаваль не понимал, однако более опытные спутники в один голос утверждали, что зимой на побережье делать (и есть) нечего.
В общем, впору было кидать монету, только вот не нашлось у путников денежки с тремя сторонами, поэтому немного посовещавшись и поспорив, компания дружно передоверила окончательное решение Хель. Которая, без особых колебаний и дополнительных размышлений, неожиданно показала налево, к морю. Туда и отправились.
Подсохшая дорога вилась средь холмов, места казались обжитыми, однако обезлюдевшими. Не дымились трубы оставленных домов, не хрюкали свиньи в ожидании предзимнего забоя. Селения, где жители остались, а не бежали в поисках лучшей доли, ощетинились кольями, обложились укрепленными стенами, гоня прочь всех, у кого не было провианта или городских товаров на обмен. Редкие путники на дорогах представляли собой главным образом таких же беглецов, искателей лучшей доли, а также явных разбойников, ищущих добычу послабее.
Девятка странников производила впечатление серьезных людей, у которых мало добра и достаточно клинков, а от встречи с большими отрядами Господь уберегал, так что неприятностей удавалось избегать. Пока, во всяком случае… Шли относительно быстро, скудные запасы провизии еще оставались в дорожных сумах, так что было чего страшиться, но был и повод верить в лучшее.
Еще бы телегу сохранили… Но, увы, ее продали. Выгодно скинули, этого не отнять, Кадфаль торговался как подручный Ювелира — да будет творец зла проклят и унижен Пресветлым Пантократором во всех атрибутах! Искупитель напирал на то, что нынче такую городскую работу не сыщешь. Повозка не разбита, не ушатана (ну, чуть-чуть, самую малость), а ободья вообще железные! Кадфаль выбил из мрачных крестьян мешок ячменя, перемешанного с истолченным в крошку сушеным мясом, так что сделка вышла исключительно удачной.
Но… все равно, когда Хель на привалах мазала жирным бальзамом сбитые ноги менестреля, Гаваль тоскливо вспоминал, как удобно было везти поклажу колесным ходом.
Упомянутая Хель шла чуть в стороне бок о бок с Артиго и сельской девчонкой, чье имя Гаваль никак не мог запомнить. Рыжеволосая женщина что-то рассказывала или объясняла, мальчик и служанка внимательно слушали. Гаваль как бы невзначай приблизился, навострил уши. Да, и в самом деле — рыжая буквально заставляла непутевую служанку пересказывать некую историю, стремясь развивать ее речь.
После бегства из Пайта фамильяр императора вообще посвящала прислуге много времени, терпеливо уча глупую девку читать и писать, а также просто говорить, не сбиваясь на постоянные «э», «да» и «чего изволите, замечательная госпожа». Хель пользовалась какими-то диковинными приемами, которые Гаваль не понимал и считал излишними — есть же проверенные многими поколениями уроки письма, есть пришедшие из Старой Империи навыки счета. К чему все эти «мама мыла раму» и умножение с делением, когда цифры требовалось записывать в несколько этажей с косыми крестиками? Но Артиго по каким-то причинам находил это интересным и полезным, так что временами Гаваль чувствовал себя дураком, который не понимает великую мудрость, глядя в упор.
Вот и сейчас — что хорошего и полезного в нескладно бормочущей дурехе, которая путается в слогах, как пьяница в обмотках⁈ Однако юный Готдуа не просто внемлет, но тихонько подсказывает, причем стараясь не перебить строгую учительницу, да еще с таким видом, будто сам чему-то учится. Может у мальчишки, как положено отроку в нужную пору, стала разогреваться кровь, и он хочет затащить служанку под одеяло? Вряд ли. Гаваль никогда не считал себя знатоком людских разумов и душ, однако даже он понимал, что предметом интереса Готдуа является именно Хель. Причем интерес этот ничего общего с постелью не имел.
Тьфу. Сплошные загадки!
Гаваль отстал, переместившись ближе к хвосту небольшой колонны, и порылся в поясной сумке «перекидушке» из старого войлока, ища нужные принадлежности. Море не море, а какая-нибудь речка или хотя бы лужа побольше, так или иначе, встретится. Надо бы подготовиться.
Кадфаль поправил на плече дубинку, посмотрел искоса в небо, сорвал на ходу высокую травинку с обочины, пожевал ее зачем-то и авторитетно сообщил:
— Сегодня и на пару дней еще тепло. Потом дожди пойдут. Холодные. Может, и заморозков дождемся.
Марьядек чуть подпрыгнул, устраивая поудобнее за спиной корзину с крышкой и кожаными лямками, смачно высморкался, затем спохватился, косясь на особу чистой благородной крови, то есть Артиго. Проворчал будто бы в никуда:
— Надо бы зимовкой озаботиться… Дальний путь в мокрую зиму, оно так себе…
Спорить никто не стал, потому что сказано было разумно, есть над чем подумать.
Под мягкий стук лошадиных копыт о подсохшую землю летописец грядущего и минувшего принялся мастерить походную удочку. Бечевкой из крапивных волокон его накануне снабдила прислужница с расплющенными ушами, которая, надо заметить справедливости ради, при всей неучености, дремучести, а также полном отсутствии куртуазности, понимала толк во всяческой работе низшего сословия. В руках у нее все как-то само собой спорилось, причем девка натурально не знала ни минуты покоя, судя по всему, она попросту не понимала, как можно вообще ничего не делать или хотя бы заниматься чем-то одним, например, идти по дороге. А уж плести всякие шнурки могла прямо на ходу.
Гаваль проверил веревочку, что уже была правильно обожжена от торчащих волосков и провощена огарком свечи. Еще требовалась нить и кусочек ветки боярышника длиной чуть короче мизинца с торчащим шипом. Работать на ходу оказалось неудобно, и менестрель хотел отложить деяние до
