Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев" - Игорь Игоревич Николаев
— Спина болит. После одного… приключения, — Елена решила, что нет нужды подробно рассказывать о болотном доме и демоне, который убивал спящих. — Рука сломана.
— Чертежник, — догадался Раньян, однако вопросов задавать не стал.
— Да, — женщина в свою очередь ограничилась кратким согласием. Коснулась пальцами крошечного, почти незаметного шрамика на скуле.
— Барка, — сказал за нее бретер.
Он обнял ее сзади, провел рукой по животу сбоку, под ребрами, там, где остался короткий шрам. Если бы здесь носили купальники, Елена пользовалась бы чем-нибудь вроде майо, чтобы скрыть уродливую полосу с кривыми стежками. Увы, навыки шитья у Раньяна, обработавшего тогда рану, существенно превосходили его художественные качества. Пальцы бретера меж тем опустились на бедро, туда, где под штанами из теплой шерсти скрывался второй шрам.
Елена повернула голову и мягко поцеловала любовника. Так они замерли на пару минут, одаряя нежностью и теплом друг друга. Раньян продолжал гладить сквозь одежду шрамы подруги, не в качестве ласки, а желая массажем унять боль. Уж ему-то было известно лучше всех, как тревожат затянувшиеся раны в холодную ночь, даже на юном теле.
Холодало, однако, для такого времени ночи казались удивительно мягкими. Можно обойтись без костра до самого утра, заворачиваясь в одеяла и тесно прижимаясь друг к другу всем табором, как овцы на перегоне. Главное — озаботиться плотной подстилкой для убережения почек. К рассвету огонь все-таки придется запалить, чтобы приготовить горячий суп, высушить и «прожарить» платье — старый фокус путешественников, которые не могут позволить себе ежедневное мытье. Лучше пахнуть дымком, нежели грязным телом. Но ранним утром зажигать огонь безопаснее, чем в ночи, ведь даже бандитам всех мастей нужно спать.
— Хочу расчесать тебе волосы, — тихонько признался бретер. — Мне это нравится. Будто я пропускаю в пальцах живой огонь, укрощаю его гребнем.
Елена молча достала из поясной сумки деревянный гребешок и протянула мужчине. С опозданием поняла, что вопрос заключался не в инструменте, да и вопроса, по сути, не было.
— С тобой всегда непросто, — усмехнулся Раньян.
— Но ведь интересно? — Елена развернулась к нему боком и приобняла за шею, чувствуя уколы отрастающей щетины. Пообещала с показной грозностью. — Завтра я тебя всенепременно побрею.
— Сочту за честь, — он обозначил шутовской поклон, очень осторожно, чтобы не разбередить едва затянувшиеся раны. Затем неожиданно сказал, уже без шуток и мягкости:
— Знаешь… В тот год, что ты объявилась на Пустошах, случились удивительные знамения.
— Я слышала об этом, но краем уха, — призналась Елена, решив не спрашивать, что навело бретера на такие воспоминания.
— Несколько дней раздавался странный рокот, который шел будто из самих глубин земли. А те «смоляные», что кормились на морском берегу, рассказывали о волнах, необычно высоких. Одна была такой, что вынесла из океана корабль, разбив его о скалы. Ну и смыла все, до чего дотянулась. Почти месяц закаты пылали багрянцем, богобоязненные люди думали, это ангельское воинство бьется с демонами в аду. А язычники шептались, что старые боги подожгли небо, желая сбросить Пантократора. Гороскопы оказались ужасными, будто звезды изменили ход и стали предрекать нескончаемые бедствия.
Подземный гром, красивейшие закаты… Что-то упорно цеплялось за память Елены, как репейник в конский хвост. Где-то она уже слышала подобное, а может быть читала. Притом у истории было продолжение, неприятное и зловещее. Нет, не получается вспомнить.
Она выдохнула, очищая разум, изгоняя мусор пустых, бесполезных мыслей. Все эти закаты и волны, что случились годы (уже годы!) назад, не имеют значения. Было и давно прошло, а вот куда идти завтра и брать ли с собой телегу — это важно, это заботы, требующие решений.
— Обними меня, — попросила она, отсекая готовое уже вырваться слово «крепче». Сейчас делать что-либо с усилием Раньяну было тяжко, а то и вредно. Хватит с него и тренировки, от которой мужчина скрипел зубами, думая, что никто не замечает, какой ценой дается возвращение подвижности членам.
Здесь можно было сказать, что Раньян повиновался, однако «повинностью» сложно именовать занятие, которому отдаются с готовностью и увлечением.
— Все будет хорошо, — пообещал он, обнимая женщину, вдыхая запах ее волос, горьковатый из-за травяного экстракта.
— Все… будет… хорошо…
Глава 3
Глава 3
дбр гаспжа давала мня имя
еше она учт мня чить и псть
тепрь маг мгу магу напсть мня звут
мн звт втр ра вр т р витр вир витра
мне имя витра
Опись материальных свидетельств АА105062; археологические раскопки объекта «БвТ»; группа вскрытия «Северо-Запад»; локализация — «групповое захоронение II-89», предположительно место финальной схватки жандармов Шотана Ашхтвицера и батальона де Суи.
Находка 519а / блок № 23 / текст 1
Неразборчивые и перечеркнутые до невозможности корректного перевода элементы текста вынесены в отдельное приложение для реставраторов.
Доп.примечание руководителя группы: прекращайте называть ценный исторический документ «дневником Капустной Баронессы»! Это непрофессионально и, в конце концов, просто глупо.
* * *
С утра Гамилла в ярости разломала оружие. Поначалу женщина снова тренировалась и, хотя в цель попадала исправно, была чем-то недовольна, расходуя свинцовые шарики один за другим. Лицо ее становилось все мрачнее, татуировка ярко выделялась на белой коже, словно змея, ползущая от виска. И, в конце концов, арбалетчица с размаху шваркнула баллестр о старый, вылезший из земли корень, так что сломала рога, и мелкие детали разлетелись окрест. Будто разрушений оказалось недостаточно, Гамилла с бешеным лицом растоптала обломки, не щадя обувь, и молча ушла дальше, оставив позади спутников.
Гаваль догадывался, что могло вызвать такой приступ гнева, и счел за лучшее пока не лезть с утешением. Когда у человека рушится вся жизнь, и предназначение растворяется, будто капля чернил в чаше воды, любые слова излишни, а скорее вредны. Во всяком случае, поначалу, когда душевная рана еще свежа, истекая кровью горечи обманутых надежд…
Менестрель подумал, что это надо бы записать — красиво получилось, но писать было нечем и не на чем, а выпрашивать писчие принадлежности у Хель он считал ниже своего достоинства. Это ставило друга благородных искусств на один уровень со служанкой, что было унизительным. Оставалось положиться на память. Увы, Гаваль был в ней далеко не уверен, поэтому он лишь вздохнул и продолжил шагать, крутя в пальцах немую дудочку.
Изначально странники двинулись строго на север, желая до наступления холодов пересечь границу королевств Заката. А дальше пришлось
