Анна Сеничева - Перстень Рыболова

– Странно, что вы заметили, – сердито ответил он. – Паломник и капюшона не снимает, из кельи его лишний раз не выманить…

Фиу щелкнул пальцами, прервав его.

– Мне под капюшон заглядывать нужды нет, кое-что и так видно. Я твоего Паломника видел мельком, могу ошибаться, но у него не лицо будто, а обличье – чародеи так говорят, когда человек видом изменился.

– С его слов, он всегда таким был.

– А с моих слов – спутник твой не так прост, каким кажется. Я с таким лицом в Светлых морях ни одну живую душу не встречал, хоть и повидал их немало.

Лэм поднялся с места, не выпуская кружку из рук, прошел по келье от стены до стены. Его простая черная мантия, похожая на монастырскую рясу, с шорохом задевала лавки.

– У Первого рыболова мелочь из кармана посыпалась, – в глубоком раздумье повторил чародей. – А посмотрим, может, что дельного и наберем. – Он поднял голову. – Расскажи про своего приятеля. С чего начать? Да с того самого дня, как его встретил.

Сгарди мгновение молчал, припоминая тот вечер в лесу. Что он мог рассказать про Паломника… Охотник, рыбачит, иногда ходит в монастырь, в деревушку на Окоеме, лесом живет. Кажется, больше нечего. Много ли узнаешь о человеке в три дня, особенно если он слова лишнего не скажет?

Но чародей, похоже, так не думал. Поминутно он перебивал Арвельда вопросами, извинялся, что сбил, и тут же снова спрашивал. Причем мысли его Сгарди вовсе понять не мог, что к чему. Все про какие-то мелочи… А Лэма эта игра в вопросы увлекла так, что он напрочь забыл, для чего, собственно, они тут собрались. А ведь еще полчаса назад Фиу едва знал о самом существовании богомольца из лесов.

– Какой рукой нож бросил? Ты же сказал – тарелка у него в другой руке была. Значит, левой? А как бросал? При тебе бывало, что он быстро говорить начинал? И как речь менялась? Велел тебе за пояс держаться, когда через болото шли… А ты заметил, как пояс повязан был? Ага, через пряжку, ну да, лафийский узел. У капитана Остролиста увидишь – сравни. Асфеллотов по лицу узнает? На свирели играл… Напеть можешь?

Здесь Арвельд споткнулся.

– Не силен. Но он эту песенку еще раньше напевал, в первое утро… И ведь название сказал. Как же… «Речная волна».

– Как? – чародей весь подался вперед. – Речная… что? Волна? Может, струна?

– Струна, – удивленно ответил Сгарди. – Да, так. Он сказал, что ей лет не одна сотня…

– А именно четыре века, если хочешь знать, и родом она как раз из Люмийского княжества. Прости, опять перебил. Продолжай.

Но продолжать не удавалось, потому что Лэм от волнения становился сам не свой. А когда Сгарди помянул про монетку, которую Паломник носил на шее, чародей просто взорвался.

– Лафийский золотец! Десятилетней давности! – глиняная кружка вдребезги разлетелась о стену. – Для чего она ему здесь? На что?! Много он тут купит? А ведь у самого сердца носит, потерять боится!

– Да в чем дело-то? – крикнул Арвельд, тоже начиная раздражаться. Он все еще не понимал. И немудрено.

Извилистые ходы мыслей и воспоминаний, которыми чародей шел к своей ослепительной догадке, были ясны только ему одному, въяве наблюдавшему князя Расина. А сама догадка пригвоздила Лэма к месту, на миг лишив дара речи.

– В какой келье… его искать? – спросил Фиу, наконец придя в себя.

– В Свиточной башне. Наверху…

Лэм, кивнув, прошел к выходу. Под его ногами хрустнули глиняные осколки.

Дверь кельи под самой крышей Свиточной башни не была заперта. Лэм заглянул в пустую келью, потом вошел.

Поздний закат из окна, как полог, надвое делил комнатку. От порога стояла тень, а на место Паломника ложился мягкий золотистый отсвет.

В изголовье постели лежала одежда. Темно-серая ткань сильно полиняла и вытерлась, остались пятна от травы – живя в лесах, за вещами трудно уследить. Но даже сейчас заметно, какое доброе полотно. Лэм не удержался и отогнул край сложенного плаща. Так и есть – строчка ювелирная, сразу видно хорошего портного. На Расина не хуже шьют. Пальцы кольнуло остатками серебряной нити.

– Вы что-то забыли здесь, сударь? – послышался хрипловатый голос.

Фиу обернулся.

– Добрый вечер, брат Паломник. Прошу извинить мое вторжение…

– Ради бога, – не слишком дружелюбно ответил Паломник и прошел к столу.

– Мы гости настоятеля монастыря. Вы, наверное, слышали.

– Я рад служить гостям настоятеля.

Лэм кивнул на раскрытую книгу и перо с чернильницей:

– Вы владеете старыми языками?

– Откуда? Переписывать – большого ума не надо, сударь.

– Значит, не владеете… Странно, мне послышался в вашем голосе акцент, правда, очень легкий, с которым говорят далеко от Лакоса, – на это Паломник ничего не ответил, и Лэм продолжал: – Надо же, подлинник. А переписывать с оригинала доверяют немногим.

– Не слышал, – Паломник сел за стол, придвинул книгу и письменный прибор, всем видом показывая, что должен работать.

Фиу не спешил уходить. Он стоял рядом, не спуская глаз с перепончатых ладоней Паломника, на которые тот натягивал рукава синей рясы.

– История и право власти Светлых морей, – заметил Фиу, глянув на разворот страницы. – Какое совпадение… Представьте себе, я совершенно случайно стал обладателем одной вещи… реликвии, которая имеет прямое отношение и к тому, и к другому.

– Тогда это, безусловно, очень важно для вас, – плохо очиненное перо скрипнуло по бумаге. – Но я не понимаю, какое дело может быть до этого бедному монаху.

– Думаю, дело все же есть. – С этими словами чародей вытащил из кармана и положил на стол тусклый перстень с серым, точно запыленным, камнем.

Паломник сидел против окна, и в закатном свете Фиу увидел, как изменилось его лицо. На миг даже показалось, что через лягушачье обличье сейчас проглянет другой лик… Но в следующее мгновение Паломник поднял круглые глаза. Смотрел он совершенно бесстрастно.

– Это что?

– А вы, стало быть, не знаете.

– Стало быть, нет, сударь. И снова спрашиваю, зачем вы сюда явились.

– Хочу поговорить с вами. О вас.

– А я не расположен говорить о себе ни с вами, ни с кем бы то ни было. – Паломник снова взялся за перо.

– Прошу извинить за беспокойство, – еле сдерживаясь, ответил Фиу Лэм. – Я понял свою ошибку. Зря явился сюда сам – мне следовало попросить об этом князя Расина.

С этими словами чародей двинулся к двери. У порога он обернулся в последний раз. Паломник сидел, уронив голову на руки.

– Стойте, – глухо сказал он. – Кем вы приходитесь Расину?

– Старый друг.

– Его светлости весьма повезло с друзьями, нечего сказать… – устало заметил Паломник.

– Это правда, – просто ответил чародей. – Мне можно сесть?

Его собеседник глянул через плечо, и впервые улыбнулся.

– Вы просите разрешения? У меня? А если я скажу – нет?

– Я не двинусь с этого места, даже если вам будет угодно говорить до утра, – в голосе Лэма не было и тени насмешки. – Но тогда мне придется не спать вторую ночь подряд.

Паломник пристально смотрел на него, словно проверяя, всерьез ли тот говорит.

Закат ушел за море. Старый город отходил ко сну в звездных сумерках, серебряные тканины ложились на площадях и крышах. Пробили куранты Рыбачьей башни, как били каждый раз, возвещая время покоя и отдыха. Отзвенела вечерня в Морском соборе, стихли колокола на Салагуре. «Золотая чайка» давно вышла из гавани и теперь скользила по знакомому пути, уже изведанному вчерашней ночью. Погасли огни в Кормчем доме. Верный слуга, побрякав ключами и оглядев замки, повалился на свою лежанку, чтобы проспать до самого утра. Каким-то оно будет?

XI

Уходила «Золотая чайка» в тот же час, что и вчера. Но не успели отзвучать колокола Морского собора, как вдруг глухо ухнула пушка. Трижды. Рельт крепко выругался, поняв, что произошло. А Расин-то как в воду глядел, что сразу погнал. Куковали бы сейчас…

– Вчера чуть было на камни не сели, – сказал моряк у Остролиста за спиной. – А нас опять туда несет.

– Поговори еще под руку, – отрезал Рельт.

– Да я что… С погодой хоть повезло, и то…

Остролист глянул на него так, что тот отошел подальше.

Путь намертво отложился у Рельта в голове, хотя шел он по нему один-единственный раз – сказались годы на лафийском мелководье. Сейчас Остролист примеривался к ходу чужого судна, держа на первую звезду, горевшую над Вальсаром. Мыс проплыл над головой так же, как и вчера, когда едва не снес мачту.

Помощник зашуршал картой.

– Дно песчаное, – заметил он. – И мелкий камень.

– Я видел.

– Худо держать будет.

– Знаю!

По левому борту скользили огни, горевшие на островах. Три острова. Два вроде одинаковых, на третьем скала с двумя домками и часовней. Редко вскрикивали чайки. Когда островки ушли за корму, снова проплыл черный камень, похожий на торчавший из воды зуб. Отсюда уже долетал шум водопада за Белым утесом.

Что-то справа отразило свет звезд, Рельт поднял голову и увидел на скале громадную птицу с распростертыми крыльями и изогнутым клювом. Это был сокол. Каменный сокол, вырезанный в горе, которого он не заметил прошлой ночью.