Анна Сеничева - Перстень Рыболова
Что-то справа отразило свет звезд, Рельт поднял голову и увидел на скале громадную птицу с распростертыми крыльями и изогнутым клювом. Это был сокол. Каменный сокол, вырезанный в горе, которого он не заметил прошлой ночью.
Старый полуразваленный смотрительский домик торчал на месте, почти сползая со скалы. «Золотая чайка» прошла, едва не коснувшись его мачтой. Задень его – так вылетит стая чаек, которые могли гнездиться здесь, и поднимет крик.
За поворотом начинался узкий извилистый фарватер Соколиной горы.
– Бросить лот, – тихо сказал Остролист помощнику. – Двоих – в шлюпку. Посмотрят, нет ли охраны.
То ли от тревоги, то ли от ночной прохлады он поежился. И тут же явственно почувствовал, как ветер вправду свежеет. Накаркали…
– Крепчает, – произнес помощник.
– Ничего, уже близко.
– Может, якорь ни к чему?
– Фарватер видел? – Рельт кивнул на карту. – Тут течением в три минуты снесет, только зря судно загубим. Грот убрать. К постановке на якорь!
«Золотая чайка» подходила по ветру к фарватеру Соколиной горы, теряя ход.
– Ну, держись теперь, – вполголоса сказал он себе. – Отдать якорь!
– Четыре глубины, – ответил помощник.
– Пять.
Остролист, полуобернувшись, не сводил глаз с каменного крыла сокола, торчавшего за горой. Крыло уходило за гору – корабль сносило. Если еще немного, то…
– Якорь на дне!
Остролист сжал зубы.
– Все шлюпки на воду. Ты со мной в трюм, остальные уходят.
Через минуту в трюме раздался глухой стук топоров. В пробоину хлынула вода, и скоро «Золотая чайка» стала тяжело оседать вниз.
Рельт, запрыгнув в шлюпку, вытирал мокрый лоб и смотрел, как корабль уходил на дно.
– Прощай, – тихо сказал он. И добавил уже в голос: – Ходу! Сейчас – на острова, утром видно будет!
* * *Ночка выдалась та еще. Шатались под окнами, горланили на соседней улице, а раз в гавани так бабахнуло, что Лунь, подскочив, уселся на постели и долго смотрел в окно осовелыми глазами. Утро тоже не задалось.
Каждый день в один и тот же час Ванцеру будил секретарь, подавал ему чистое платье, а внизу уже ждал завтрак. Нынче же утром Лунь открыл глаза, глянул в окно и понял, что проспал. Вставал он рано, когда заря только брезжила сквозь шелковые занавески, а сейчас горела на крыше соседнего дома. Стало быть, солнце уже встало. «Вот паршивец Ламио», – подумал Ванцера и привстал на локтях.
Но проснулся Лунь не просто так, его разбудили. Снизу неслись истошные вопли привратника.
– Куда идете, а! – вопил слуга. – Нельзя туда, я ж вам сказал!
– Что там творится? – Ванцера соскочил с постели, накинул халат и зашлепал к двери. – Опять пускает кого попало, дармоед…
Привратнику в это утро выпало немалое потрясение. Хозяйский секретарь, странное дело, еще не вставал, хотя пора бы уже проснуться. Часы пробили восемь, когда снаружи дважды стукнуло дверное кольцо. Слуга, кряхтя, встал и раскрыл забранное решеткой окошко.
– Чего надо? – неприветливо спросил он, оглядывая посетителя. Вид у того был непредставительный: молод, мал ростом, без брюха и бороды, сразу видно, не торговой сотни. А таких с лестницы спускать положено. – Его милость не принимают.
– Меня примет, – ответил гость. Голос показался привратнику знакомым.
– Господин капитан еще спят. Сказано вам, идите вон!
– Я принес письмо, которое господин Ванцера очень ждет.
– Ждет-то ждет, да больно рука у него спросонья тяжелая, – привратник откинул решетку с окошка и просунул ладонь:
– Дайте-ка сюда, я передам.
– В собственные руки, – ответил гость.
– Ну так извольте прийти к обеду!
Гость молча достал золотой и показал слуге. Тот изобразил на лице муки сомнения и начал ковырять замок. Но едва лишь дверь скрипнула, открываясь, гость ногой распахнул ее, вошел в переднюю, и привратник, к ужасу своему увидел, что тот не один. За ним следовали двое, по виду – сущие душегубы.
– Эй, вы куда? – завопил он. – Стойте, нельзя!
Гость, не обращая внимания на крики, стремительно прошел к лестнице.
Привратник схватил его за полу плаща и дернул на себя.
– Куда идете, а! Нельзя туда, я ж вам сказал!
Гость, стоя ступенью выше, обернулся. В утреннем свете ослепительно вспыхнула сережка, и тут слуга вспомнил, где слышал этот голос.
– Вижу, что узнали, – усмехнулся князь. – Тогда слушайте. Всем, кто явится, через двери будете говорить, что господин Ванцера заболел и не принимает. Секретарь по делам в гавани, когда вернется – неизвестно. Все. А прибавите что от себя или записку кому передадите, – Расин взял привратника за воротник и, глядя в глаза, докончил: – я вам язык отрежу. Уж поверьте. – И князь через две ступеньки взбежал наверх.
Лунь, запахнув халат, выглянул в коридор.
– Ну что там? – недовольно спросил он.
Но тут его втолкнули обратно, да так сильно, что Ванцера, свалившись, едва не опрокинул стул. Хлопнула дверь, и капитан увидел перед собой незнакомца, который прошел в его покои, как к себе домой.
– Доброе утро, господин капитан, – спокойно сказал гость.
– Вы кто? – оправившись от изумления, рявкнул Ванцера. – По какому праву вы врываетесь в чужой дом… В Кормчий дом! Да вы знаете…
Незнакомец ослабил завязки плаща. Темная материя с легким шорохом разошлась, и взгляду Луня открылась пара клинков.
– Где моя охрана? – спросил Ванцера, начиная понимать, что дело принимает скверный оборот.
– Вы очень догадливы, – ответил гость, не меняя тона. – Охраны и вправду нет.
– Я повторяю свой вопрос, – высокомерно молвил Ванцера, подобрав полы халата. – Кто вы такой и почему позволили себе ворваться в Кормчий дом?
Гость усмехнулся.
– А вы поройтесь в памяти, господин капитан. Вашими стараниями меня должны были выдать на верную смерть, и вот я пришел узнать, не мучает ли вас совесть, и не хотите ли загладить свою вину.
Ванцера облизнул пересохшие губы. Нет, незнакомца он никогда раньше не встречал – точно бы запомнил. Алмазная сережка раздражающе сверкала в левом ухе, что-то Лунь слышал про такие, не то капитаны их носят, не то купцы какой-то сотни. Старых обычаев полно в Светломорье, кто их разберет…
– Объяснитесь, сударь. Я вас в первый раз вижу!
Расин подвинул кресло и сел.
– Не припомню, чтобы приглашал вас сесть, – гневно сказал Лунь.
– Как видите, я сделал это без вашего приглашения. А вы бы оделись, господин капитан, разговоры нам предстоят долгие. Возможно, раньше вечера я отсюда не уйду.
Лунь в ярости схватил одежду и скинул халат.
– Чего вы хотите? Денег? Ха, грабить Кормчий дом среди бела дня! Вот до чего еще никто не додумался, никогда! Может быть, сударь вздумает меня пытать? А? – Ванцера трясущимися пальцами застегивал пуговицы, а гость бесстрастно наблюдал за ним. Сел он прямо у шкафа с книгами, где был устроен потайной ход из Кормчего дома, теперь не подобраться. – Что ж, посмотрим, посмотрим… Не думаю, чтобы эта затея удалась, уж во всяком случае, она будет дорого вам стоить… – капитан набросил сюртук, вытянул руку, расправляя манжеты.
Хрустнули крепко накрахмаленные кружева, и Лунь выхватил что-то из них. Промахнуться с двух шагов было делом трудным, но собеседник и глазом не моргнул, когда клинок свистнул мимо его виска и вонзился в резную панель.
Гость молча вытащил золоченый кортик с рукоятью, обвитой змейкой. Подкинул его, будто играя. Клинок сверкнул, перевернувшись, и ушел в стол по самую рукоять. Ванцера затравленно глянул на змейку, поднял глаза и тут вспомнил, кто носит сережки в виде граненых капель, и не алмазных, а из горного хрусталя. Люмийцы. Но тогда перед ним…
– Князь… Расин Ланелит? – сипло спросил Лунь.
– Он самый.
– А как вы смогли… – по лицу гостя скользнула тонкая улыбка, и Ванцера прикусил язык. – Но, ваша светлость, право слово… Так странно появились в моем доме… Неужто бы вас не пустили!
– Мне известно ваше гостеприимство, сударь. Ну, раз мне здесь рады, небольшое одолжение моей княжеской светлости вас не затруднит.
– Все, что угодно! – Лунь отвесил любезный поклон, в душе пожелав князю провалиться сквозь землю. Как он умудрился попасть на рейд незамеченным? Кассий, надо думать, этого тоже не поймет, а что там промеж ними творится, одному богу известно! Самому Ванцере от их склок, понятно, радости мало. – Чем могу быть полезен?
– Вчера вечером дан приказ закрыть проходной рейд. Могу я узнать, зачем?
– Из соображений безопасности, ваша светлость. Мне… гм, мне стало известно, что в окрестностях Лакосской гавани видели пиратские суда.
– Да что вы!
– Представьте себе, ваша светлость, – недовольно ответил Ванцера, который сквозь напускное удивление Расина явственно расслышал издевку.
– И что, действует на пиратов приказ не заходить в гавань? – едко продолжил князь и сам себе ответил: – Ну, разумеется, да, раз они пошли в обход и встали в Соколиной горе.
Ванцера сел.
