Третий шанс (СИ) - Романов Герман Иванович
Все прекрасно понимал Оскар Викторович, и меры предлагал вполне конкретные и деятельные, вот только наместник и его начальник штаба контр-адмирал Витгефт высокомерно проигнорировали представления. А ведь Старк не безосновательно считался креатурой Алексеева, и тот с ним обошелся вероломно, как и всегда в жизни. Сразу после нападения пошел слух, что как раз в этот момент командующий эскадрой праздновал именины супруги, что было откровенной ложью — но ведь поверили даже в Петербурге, где он услышал пересуды на второй день начавшейся войны. Так что поневоле возник вопрос, на который тогда не было ответа.
Кто мог так поторопиться со столь гнусной, насквозь лживой клеветой, зная настоящие подробности нападения, но при этом старательно перекладывая вину за случившееся⁈
Только наместник его императорского величества, адмирал Евгений Иванович Алексеев, назначенный главнокомандующим сухопутными и морскими силами России на Дальнем Востоке — более никому такой лжи не требовалось, только ему, давно замешанному в каких-то крайне сомнительных предприятиях небезызвестной «безобразовской клики».
Нечистоплотный и коварный, лживый и вероломный — и все его достоинства как прекрасного и храброго моряка не затушевывают эти недостатки политикана, ставшего в прошлом году наместником по царской воле. Вот только эти выводы приходится прятать, хранить молча. У него и так масса недоброжелателей, желающих много чего нехорошего, таким только дай палец укусить, всю руку оттяпают…
По приезду в Порт-Артур он во многом разобрался на месте, имел искреннюю и вполне доверительную беседу с мрачным, как нахохлившийся ворон Старком, уже получившим приказ сдать эскадру и отбыть в столицу для доклада. А там начнут разбирать дело, и вслед за событиями первой ночи войны, в которой Оскар Викторович действительно растерялся, раз несколько раз передавал с «Петропавловска» световой сигнал прекратить огонь, последуют и другие его ошибки. А их он совершил много — с утра отправился на берег на совещание, и в это время весь японский флот напал. И если бы не энергичные действия флаг-капитана наместника Эбергарда, могли быть еще потери, добили бы торпедированные броненосцы, абсолютно беспомощные в тот момент, приткнувшиеся к берегу.
А утрат и так немало — в Чемульпо после боя затопили крейсер «Варяг» и взорвали канонерскую лодку «Кореец». В Шанхае интернировали систершип «Манджур», неясно пока ситуация с канонеркой «Сивуч», застрявшей в китайском порту Инкоу. Погибли на минах в Талиенванском заливе новый крейсер второго ранга «Боярин», брошенный бежавшим экипажем вместе с командиром, и минный заградитель «Енисей», командир которого капитан 2 ранга Степанов погиб со своим кораблем.
На второй день по его приезду в Порт-Артур, в ночном бою с вражескими миноносцами погиб «Стерегущий», «Решительный» прорвался с боем. И потерь будет еще немало — война предстоит жестокая, и на ней русским морякам придется многому научиться.
— Будем выходить в море как можно чаще, Михаил Павлович — нужно отрабатывать маневры. Жаль, что раньше не успели этого делать!
— Был приказ беречь уголь, и без надобности в плавание не выходить, Степан Осипович. Хорошо еще, что зачислили в вооруженный резерв, хоть тут отошли от «балтийских порядков», где всю зиму корабли небоеспособны и стоят в ремонте. Страшно представить, чтобы случилось в первую ночь войны, если бы у нас их не отменили.
— Я все понимаю, Михаил Павлович, но в море нужно быть как дома. Тут на берегу мы в гостях, и господа офицеры должны забыть про увеселительные прогулки по всяким кафешантанам, на которые падки…
Степан Осипович осекся, такое говорить не следовало. Ожидалось скорое прибытие великого князя Кирилла Владимировича, в чине капитана 2 ранга назначенного к нему в штаб, как командующего Тихоокеанским флотом. А с ним неизбежно прибудет наместник адмирал Алексеев, и, возможно, бывший военный министр генерал-адъютант Куропаткин, ставший по императорскому указу командующим Маньчжурской армией. И вся эта «публика» его только отвлечет от столь нужных и необходимых мероприятий по налаживанию совместных действий кораблей эскадры. А еще нужно всячески смотреть за ремонтом поврежденных кораблей, хорошо, что вместе с ним выехали из Петербурга две сотни опытных инженеров и мастеровых, во главе с Кутейниковым, отец его тоже известный кораблестроитель, рвался сюда, но остался — старый стал. Прибывших работников хватило — ремонт стал налаживаться, пошел гораздо веселее, и появилась надежда…
Начальник штаба Тихоокеанского флота, находился рядом с вице-адмиралом Макаровым на «Петропавловске».
Глава 5
— И что же мне делать⁈
Несмотря на прозвучавший под перестук колесных пар извечный русский вопрос, в нем не было ни отчаяния, ни страха, а одно лишь извечное стремление к борьбе, да еще перемешанное с толикой надежды на благополучный исход. И для него лично, генерал-адъютанта Куропаткина, из которого «сотворили» главного виновника поражения России в войне с японцами, как и для самой империи, которая рухнула в пучину «первой революции». А спустя десять с небольшим лет, окончательно погибла после отречения нынешнего самодержца. Впав в страшную «смуту», терзавшую страну долгие четыре года, и оставшись среди груд разбитых черепков.
— У меня был отличный план, мы бы неизбежно победили «желтолицых», вот только народ не хотел воевать, имея свое мнение на эту ненужную ему войну. Да и я ее не желал — втянули вопреки мнению.
Алексей Николаевич фыркнул, почувствовал прилив раздражения, но тут же обуздал нервы волей, прекрасно зная, как гнев «туманит» разум, а потому никогда в жизни ничего не делал сгоряча. Этому качеству на долгой военной службе хорошо способствовала необыкновенная усидчивость, в которой он находил удовольствие, и огромное терпение, пусть не ангельское. Последнее и стало главной причиной постоянных насмешек в газетах, и сплетен во дворцах, вот только он сам ничего смешного не видел. Терпение на войне считал важнейшим качеством не только каждого солдата и офицера, но и генерала. Без него невозможно сносить страдания и невзгоды в походной жизни, у бивачных костров, и принимать удары от судьбы и противника, порой настолько безжалостные, что любой человек может впасть в отчаяние. Пришлось посмотреть и на тех, кто стрелялся, совершая тяжкий грех самоубийство, причем по причинам, если хорошо с ними разобраться, совершенно пустяшным, как говорят — «яйца выеденного не стоят».
— Терпение, терпение, — словно молитву дважды пробормотал одно слово бывший военный министр, и задумался. Теперь зная ошибки, допущенные в войне с японцами, отчетливо понимал, что выработанный им план кампании совершенно не годится. Он неизбежно приведет не к победе — к самому горчайшему поражению Российской империи в истории, по сравнению с которым даже злополучная Крымская война выглядит вполне сносно.
— Могу вас поздравить, любезный Сергей Юльевич, вы можете стать после заключения позорного мира в Портсмуте графом «Полусахалинским». Великолепный титул, памятуя о князе Потемкине-Таврическом и графе Муравьеве-Амурском — и ведь полностью соответствует.
В голосе прозвучала едкая ирония, но Алексей Николаевич тут же осекся, нахмурился, помрачнел. Его самого не иначе именовали как «генерал Назад», из-за постоянных отступлений, на которые именно он отдавал приказами как командующий Маньчжурской армией. А еще обзывали, иначе не скажешь, новым «фамильным» девизом, тогда намертво пришитом к его репутации — «сто сражений, сто поражений».
От накатившего стыда покраснел, стало мучительно больно. Как только смог пережить такой позор, когда многие, кого считал порядочными людьми, от него не только отвернулись, но всячески хулили и злословили.
— Войну затягивать нельзя — каждый ее лишний день послужит врагувнутреннему, что придет на помощь внешнему. Но как тогда победить прикажите⁈ Как собрать силы раньше срока⁈
