Третий шанс (СИ) - Романов Герман Иванович
И не обманулся — тот вскоре стал ведущим хирургом и директором Французской больницы в Петербурге. И теперь отправился со своего значимого поста в армию, на войну. Таких людей стоит уважать. Не стал искать возможность остаться в столице, хотя мог бы это легко сделать.
— Полноте, Роман Романович, не стоит тянуться, не нужно вам представление. Вы известный врач, а не строевой офицер, рад вас видеть.
Куропаткин кое-как пришел в себя, взял в «руки» нервы, пытаясь сохранить хладнокровие — сон стал доподлинной явью. И тут нахлынула волной память, даже не так — какое-то ужасающее предвиденье. Сейчас Алексей Николаевич был уверен, что назначит этого, еще моложавого, но опытного врача — всего-то тридцать семь лет, причем…
— Позвольте вас поздравить с днем ангела, — великолепная память не подвела оставившего свой пост военного министра, — простите, но, к сожалению, достойного подарка для вас у меня нет. Хотя…
В глазах потемнело, генерал пошатнулся — память стала бурлить, иного слова он просто подобрать не мог. Словно дар провидения открылся — теперь он знал, действительно знал, что произойдет с ним в будущем. Причем четкость была неимоверной — словно прожил все эти двадцать лет, встречался с тысячами людей, и все что произойдет, знал до точности. Ощущение, будто повторно сходил на сеанс синематографа, и во время показа фильма уже знал, что произойдет дальше.
— Что с вами, ваше высокопревосходительство⁈ Вы ужасно побледнели — так-так, позвольте, я поддержу! Помогите, господа!
Локоть стиснули крепкой хваткой, но Алексей Николаевич неимоверным усилием воли прогнал накатившуюся слабость — не хватало еще, чтобы разговоры пошли о дурной примете. Не только русские солдаты, в силу своей необразованности и определенной «дремучести», но и господа офицеры весьма склонны разного рода суевериям. Так что «пересуды» обеспечены надолго, если не пресечь их первопричину в зародыше.
— Оставьте, Роман Романович, со мной все нормально, тут другое, за меня не стоит так беспокоиться.
Куропаткин крепче расставил ноги, повернулся к озеру, делая вид, что рассматривает раскинувшийся перед собой лед бескрайнего ледяного поля, с темной ниточкой наскоро проложенного пути и коробочками теплушек и небольших паровозов, которые старались протащить на восток, немыслимо рискуя. И напряг память, чтобы отвлечься, перебороть накатившую слабость. И быстро вспомнил цифры — чтобы обеспечить нормальные переброски на линиях железных дорог восточнее Байкала требовалось свыше полутысячи паровозов. Сотню уже отмобилизовали и направили, полторы сотни будут к осени, а оставшуюся половину направят в следующем году. И тут память «взвыла», давая новые цифры — едва будет собрано три с половиной сотни паровозов, причем половина маломощных — две три от требуемой цифры. В эту секунду он окончательно осознал, что стал иным, не нынешним 56 лет от роду, а стариком почти 77 лет.
В такое не один здравомыслящий человек поверить не сможет, направят к врачам, а те в «бедлам» живо сопроводят — и генералы порой с ума сходят, служба у них такая, порой очень нервная. Но сам Алексей Николаевич поверил в наваждение, нет, чудо, сразу, будучи глубоко религиозным человеком. Ему свыше сейчас дали шанс изменить не только собственную несчастливую судьбу, но и уберечь страну от революционных ужасов, которые пришлось пережить миллионам православного люда, и о чем сейчас никто предположить не может.
— Какое у вас великолепное зрение, Алексей Николаевич, без бинокля можете обходиться, — рядом с нескрываемым уважением протянул доктор, прижимая к глазам маленький театральный бинокль, с двух с половиной кратным увеличением. Вроде игрушечный, но при общей нехватке подзорных труб и биноклей вещица бесценная. — Да, действительно — паровоз с рельс сошел, лошадей вроде не пришибло. Теперь переправа встала — пока его на колесные пары поставят.
— Справятся быстро, уже приноровились.
После короткой паузы, удалось наконец разглядеть происходящее на льду, отозвался Куропаткин. Ему о подобных случаях уже докладывали, и сейчас он старался рассмотреть вдали этот самый злополучный паровоз, который так вовремя подвернулся к случаю. Однако большого ущерба не будет от проволочки — люди продолжат идти пешком. Но перед этим с помощью веревок и бревен, сотня солдат попробует вытянуть локомотив. Они тут небольших размеров, никто из путейских инженеров не хотел рисковать, переправляя настоящий паровоз по столь ненадежной переправе. А если не удастся поставить на колеса, то сей паровоз не первый и не последний, который по весне пойдет на дно Байкала, как только лед растает…
Вот так осторожно перевозили небольшие локомотивы, устанавливая их на специальные платформы — лошади с трудом тянули такой груз. Но от подобных случаев весной на дне Байкала оказались паровозы, а не только пароходы, погибавшие во время штормов…
Глава 4
— Если моя книга «Рассуждения о морской тактике» не будет издана, я немедленно подам в отставку, и так будет!
— Степан Осипович, вы же знаете нашу поговорку — «с глаз долой, из сердца вон». Под «шпицем» могут пообещать что угодно, но вот выполнения нужно долго дожидаться.
Сказавший эти слова пятидесятилетний моряк, почти ровесник командующего, с одинокими черными орлами на золотых погонах, сидел за столом, обложившись ворохом бумаг — недавно контр-адмирал Молас вступил в должность начальника штаба эскадры.
— Обидно, Михаил Павлович, ведь клятвенно заверяли и не нашли трехсот рублей на небольшой тираж!
Пожилой и грузноватый моряк с роскошной седоватой бородой прошелся по кабинету — вице-адмирал Макаров отнюдь не ночевал в своей каюте на флагманском броненосце «Петропавловск», так как дел и на берегу было невпроворот. Еще бы — слишком дорого обошлось русской 1-й Тихоокеанской эскадре внезапное нападение японских миноносцев в темную январскую ночь, в котором новейшие эскадренные броненосцы французской и американской постройки «Цесаревич» и «Ретвизан» получили по торпеде. А третьим оказался крейсер 1 ранга «Паллада».
Беспечность и недомыслие, помноженное на традиционное российское разгильдяйство и привычную бюрократическую волокиту. А ведь он еще в декабре, будучи начальником Кронштадтского порта предупреждал о возможности внезапного нападения миноносцев на стоявшую на внешнем рейде эскадру. Из столицы видел, что если такая возможность имеется, то японцы ей непременно воспользуются, ибо подобные дерзновенные атаки они осуществляли десять лет тому назад во время войны с Китаем. И не безрезультативно, добились успехов и получили необходимый опыт.
Но командующий Порт-Артурской эскадрой вице-адмирал Старк не внял никаким предостережениям — не проявил должной энергичности и старательности, все делал «обычным порядком», недопустимым не только во время войны, но и при ее ожидании.
Ох уж эти пресловутые «авось», «небось» и «как-нибудь», особенно когда на них уповает обрусевший швед!
Но и «вешать всех собак» на Оскара Викторовича не стоит — его связывал по рукам и ногам своими приказами наместник адмирал Алексеев, почему-то отказавшийся от своей воинственной риторики, когда увидел, что война может нагрянуть в любую минуту. Но всячески по непонятной причине начавший игнорировать все попытки Старка принять меры против возможного нападения — а они были вполне разумные. На всех кораблях 1-го ранга нужно было выставить противоторпедные сети, и к ночи 29 января они были бы поставлены, но только японцы напали на два дня раньше. Еще бывший командующий написал на имя наместника рапорт, в котором предложил немедленно отвести из Чемульпо новейший крейсер «Варяг» и отозвать бывшие стационерами канонерские лодки. И советовал обратить внимание на русские транспорты, отдав приказ отойти в собственные гавани, и ни в коем случае не приближаться к корейским и японским берегам.
