Виталий Держапольский - Псарня
— Повезло тебе, сучара, — прошипел Веревка, — недосуг с тобой вошкаться! Быстро откинешься: раз и ты на небесах!
Вовка затравленно огляделся, вжавшись спиной в стену сарая: отступать некуда. Веревка, поигрывая ножичком, перекрыл тропинку, по которой Вовка прибежал на пустырь. А на пути к спасительному пролому в стене сидел на бревне Горбыль.
Была, не была! — решился мальчишка, чувствуя, как сильно заколотилось сердце, разгоняя по жилам кровь. В желудке поселилась сосущая пустота, вспотели ладошки. Оттолкнувшись от стены, Вовка кинулся на врага…
* * *Мальчишки переминались с ноги на ногу, дожидаясь задержавшегося где-то приятеля.
— Да где же он? — недоумевал Сашка Чернюк. — Так и опоздать недолго!
— Да не суетись ты, успеем, — обнадежил приятеля Петька. — Может его того… по большому приспичило.
— Наверное. Может, пойти посмотреть?
— И чё ты там увидишь? — ухмыльнулся Петька. — Задницу голую?
— Слоняемся? — Перепирающиеся курсанты не заметили подошедшего со спины мастера-наставника. — А время идет! — Михаэль картинно постучал ногтем по стеклянному циферблату наручных часов.
— Зиг хайль, герр Садлер! — вытянулись во фрунт мальчишки.
— Вольно, — вальяжно взмахнул рукой мастер-наставник. — Так чего вы тут третесь? Делать больше нечего?
— Путилова ждем, герр Сандлер, — произнес Петька. — Ща появится — и сразу к машине.
— И куда же делся Путилофф? — поинтересовался Михаэль. — По дороге я его не встретил.
— Да он это, по малой нужде за сараюшки побежал, — доверительным шепотом произнес Петька.
— Да что-то долго не идет, — добавил Сашка. — Думаем, приспичило по большому…
Сандлер недовольно поморщился, а затем произнес:
— Так позовите! Не помер же он там.
— Вовка! — во всю глотку заорал Чернюк. — Че так долго?! Выходи уже — опаздываем!
Не получив никакого ответа, Сашка развел руками:
— Не слышит, что ли?
— Вовка! Ты где?! — крикнул Незнанский. — Эй!
— Заканчивайте орать! — распорядился Михаэль. — На нас уже прохожие внимание обращают! Куда он побежал?
— Вот, по этой тропинке, — указал Петька.
— Пойдем, посмотрим, где он там застрял, — недовольно буркнул Сандлер, направляясь к кустам.
— Я ж говорил, проверить нужно! — попрекнул Петьку Чернюк. — Вдруг случилось чего?
— Да ладно, — отмахнулся Петька, семеня следом за наставником, — что с ним может случиться?
Картина, открывшаяся взгляду Сандлера, изумила Михаэля: на пустыре за сараями на груде бревен лежал Путилов с разбитым в кровь лицом. Над Вовкой, держа мальчишку за горло одной рукой, нависал тощий небритый субъект в мятом пиджаке в елочку. В другой руке уголовника Михаэль заметил нож. Заточенное лезвие медленно приближалось к глазнице курсанта.
— Подожди, сопляк, глазик выколю… — на мотив «Яблочка» напевал вор, явно намереваясь вонзить нож в живую плоть.
— Отпусти пацана, гнида! — Мальчишки и не заметили, когда табельный «Люгер» оказался в руке мастера-наставника.
Уголовник на мгновение отвлекся от своей жертвы. Повернувшись на звук, он обнаружил, что находится на мушке у немца.
— Не бери на понт, танкист! — просипел уголовник, кольнув Вовку ножом. — Спрячь волыну — а то порешу малолетка!
— Валяй, — не дрогнув, произнес Сандлер, — тогда пулю точно словишь! Отпустишь — я подумаю…
— Шухер, Веревка! — В воздухе свистнуло — в правое плечо Сандлера рядом с ключицей воткнулся нож.
Грохнул выстрел. Несмотря на рану, Михаэль чудом попал преступнику в голову: пуля разворотила Веревке верхнюю челюсть. В стороны брызнули кровавые ошметки, зубы и осколки костей. Ноги уголовника подломились, и он рухнул на мальчишку. Морщась, Михаэль перекинул пистолет в левую руку и выстрелил несколько раз вслед Горбылю, пытающемуся скрыться сквозь лаз в заборе. Бандиту повезло: стреляя с левой руки, Сандлер лишь легко подранил беглеца. Вскрикнув, Горбыль ввинтился в дыру и растворился среди базарных палаток.
— Утек, сволочь! — выругался Михаэль, убирая «Люгер» в кобуру.
Пока он возился, мальчишки бросились к Вовке. Столкнув на землю бездыханное, но еще теплое тело Веревки, пацаны принялись тормошить залитого своей и чужой кровью Путилова.
— Вовка! Вовка! Ты живой? — кричал на ухо другу Петька.
— Как он? Как? — спрашивал Незнанского Сашка, не решаясь прикоснуться к Путилову.
— Сам не видишь! — огрызнулся Петька. — Плохо! Вовка! Вовка!
Путилов пошевелился и застонал.
— Живой он, Сашка, живой! — запрыгал от радости Незнанский.
— И почему я не удивлен? — произнес Михаэль, подойдя поближе. Сквозь пальцы руки, которой он зажимал рану на плече, сочилась кровь. — Только Путилов мог во что-нибудь этакое вляпаться!
— Герр Сандлер, вы ранены? — спросил наставника Сашка. — Кто вас?
— Сам виноват, — ворчливо отозвался Михаэль. — Расслабился, вот и получил… Тот, второй, нож метнул. Еще бы чуть — и в шею… Что с Путиловым?
— Живой, слава Богу, герр Сандлер!
— Это я и сам вижу, — произнес Михаэль, — конкретнее: раны есть?
— Не понять, — отозвался Петька, — все кровищей залито…
— Ладно, разберемся… А этот? — Сандлер пнул уголовника носком сапога.
— А этому, вроде, каюк, — произнес Сашка. — Ловко вы попали…
— Если бы не нож, я бы ему точно в лоб закатал, — не без гордости произнес Михаэль. — Жаль второго упустил!
— А ну, руки в хору! — На пустырь, привлеченные выстрелами, выскочили вооруженные автоматами полицаи — та же злополучная троица, которой утром мальчишки сдали вора. — Хто стрелял? — Настороженно водя стволом из стороны в сторону, проревел старший патруля — Пантелей.
— Я стрелял, — спокойно произнес Сандлер, удостоив блюстителей порядка лишь мимолетным взглядом.
— Хто таков? По какому праву шмаляешь? — развязно поинтересовался Пантелей, не разглядев в Сандлере арийца — слишком чисто для немца тот говорил по-русски, да и форма мастера-наставника спецшколы была без общевойсковых знаков различия.
— Как разговариваешь с немецким офицером, скотина? — Превозмогая боль, Михаэль выпрямился, даже ростом стал выше, и воинственно выпятил нижнюю челюсть.
— Это ты-то немец? — хохотнул, не поверив словам Сандлера Пантелей. — Еще раз спрашиваю: хто таков? Аусвайс есть? Ну? — Пантелей недвусмысленно передернул затвор. Сопровождающие его полицаи поспешили последовать примеру старшего группы — синхронно лязгнули железом.
— Пожалеешь! — «через губу» процедил Михаэль, здоровой рукой расстегивая клапан кармана гимнастерки.
— Побачим, хто еще пожалеет! — Глазки Пантелея недобро сверкнули. — Давай, быстрей шевелись! Петро!
— Ась? — отозвался один из полицаев.
— Хлянь жмуров. Кохо эта хнида замочила?
— Да то ж Веревка! — узнал вора Петро, склонившись над трупом. — Вот харю-то ему разворотило… — Полицай передернул плечами: — Жуть!
— А второй? Тоже жмур?
— Не-е, сопляк, вроде, живой… Тю, да это ж оголец, который Веревку утром спалил…
— Заткнись, дятел! — одернул напарника Пантелей. — Лучше аусвайсу возьми!
Петро подошел к Сандлеру и выдернул из окровавленных пальцев Михаэля удостоверение личности — «зольдбух».
— Держи, старшой. — Петро предал документы Пантелею.
Полицай развернул «аусвайсу» и пробежался взглядом по строчкам «зольдбуха». По мере чтения документа кирпичный румянец любителя «зеленого змия» немного полинял: Пантелей побледнел и как-то съежился, умудрившись махом уменьшиться в размерах. В «зольдбухе» в особой графе стояла обязательная отметка Генетического Департамента: чистокровный ариец! Втянув голову в плечи, он протянул бумаги Сандлеру дрожащей рукой.
— Герр официр… герр… ошибочка вышла… мы ж не со зла… так… стреляли… вот и… — заикаясь, залебезил полицай.
Сандлер резко выдернул здоровой рукой документы из потных волосатых рук Пантелея.
— Руссишьшвайн! — прошипел он сквозь зубы, впихивая бумаги в карман. — Вешать надо таких… Пули жалко…
— Герр официр… вы поймите, мы тоже свое дело делаем… Петро, чё встал? Помоги господину офицеру — не видишь, ранен он! Перевяжи… чем-нить…
— Герр Сандлер, — Петька подвинулся к наставнику и зашептал на ухо, — мы этого Веревку полицаям отдали… Почему его отпустили?
— Интересный вопрос, — согласился Михаэль. — Слышь, рожа, почему отпустили этого уголовника? — Сандлер указал на труп вора. — Мои курсанты вам его передали. Почему он не за решеткой? Насколько я понимаю, это как раз ваша работа, или нет?
— Так это, сбех засранец, херр официр! — нашелся Пантелей. — По дорохе в участох и сбех!
— Врет он! — просипел очнувшийся Путилов.
