Николай Прокошев - Семь крестов
Набив корзины доверху шершавыми зелеными листьями, оба полубрата потащились обратно в крепость. Наконец лопухи были доставлены в кабины данцкера, и, договорившись встретиться после вечерней трапезы и продолжить беседу, полубрат и Гектор разошлись. Пес устремился в архив, чтобы подписать необходимые бумаги о назначении его серым братом ордена тевтонов.
– Добрый день, брат архивариус, – Пес втиснулся в небольшое помещение, где на полках скопилось неимоверное количество пожелтевших от времени бумаг и пергаментов.
– Ты кто такой? – в центре комнаты за столом, также заваленным кипой указов, приказов, перьев, чернильниц и прочего хлама, сидел крохотный лысый человечек. – Кто тебя подослал? Чего тебе надо?
Я тебя не знаю.
– Так давайте познакомимся – меня зовут Гектор Бронте.
– А-а, слышал, слышал. Уже доложили. Я – брат фон Ризе, здешний хранитель архива. Твои бумаги готовы. Осталась лишь одна формальность.
– Какая же, брат фон Ризе?
– Гектор, ты часом не иудей? – фон Ризе отложил свинцовую писчую палочку и соединил пальцы. – Странный у тебя нос и уши тоже странные. Глаза какие-то подозрительные. Да-а. Видно, брат фон Плауэн не разглядел тебя толком. Не стыдно, что твои родственнички Христа продали? Кошмары по ночам не преследуют?
– У меня тоже вопрос, брат фон Ризе. – Встречать Пса с распростертыми объятиями явно никто не собирался, но это даже слегка забавляло. – А не вы часом на святки в «Желтой собаке» бражки нахлебались? Мебель там покрушили. Служанок пытались под себя подмять. Печатку свою обронили. Чем сейчас печать изволите мне поставить? Или у вас их на подобные оказии в избытке?
– Подпишите, пожалуйста, вот здесь, наш самый достойный полубрат Бронте, – голос архивариуса тут же сменился на подобострастный. – А что, печаточка у вас? Нашли?
С подписанным назначением на должность Пес поспешил к трапиеру[60]. Склад ткани и готовой одежды находился в южной стене замка. Ризничий был одним из двенадцати – по числу апостолов – членов капитула. Гектор помнил, что управляющих должностей в комтурстве насчитывалось несколько. Главой конвента состоял маршал. Остальными членами совета были тресслер[61], шпитлер[62], хаускомтур и еще несколько уважаемых братьев и полубратьев.
Все имели право высказаться, но последнее слово оставалось, конечно, за маршалом. За казнь Пса проголосовали единогласно, поэтому виноваты были все, и в то же время – никто. Правда, Гектор зла за то решение на членов капитула не держал, ибо понимал и признавал свою виновность. Однако и особой благодарности прусский аристократ к ним не испытывал. Что было, то было. Жизнь продолжается. Дальше главное – жениться, научиться воевать и защитить свое будущее потомство.
– Рад вас приветствовать, брат трапиер! – войдя внутрь, Пес начал понимать, о чем говорил Йоганн: на столе ризничего стояли золотые подсвечники, янтарная чернильница, там же расположилось несколько серебряных шкатулок, сплошь усеянных драгоценными камнями. – Отличный денек сегодня, не так ли?
– Ты, должно быть, Гектор Бронте? – седой старичок среднего роста с хитрыми глазками, облаченный в длинный белый плащ с крестом, вышитым черным шелком прямо над сердцем, возвращался от двери, ведущей на склад, к столу. – Мне на твой счет отдал распоряжения брат фон Плауэн. Меня зовут брат Йозеф фон Штольц. Скажи, этот старый лис архивщик дал тебе бумагу? Можно взглянуть?
– Рад знакомству, брат фон Штольц.
– Ты же не посвящен в орден? Только на службу?
– Вы правы, – Пес снова вспомнил об Анне, – я жениться надумал. Да и не уверен, что смог бы всю жизнь беззаветно служить Господу. У нас с ним особые отношения, хочу, чтобы так и осталось.
– Может, оно и к лучшему. – Только было трапиер собрался присесть за стол, как откуда-то из темного угла выскочил взлохмаченный отрок и заученным движением пододвинул хозяину стул и принял от него плащ. – Ты ведь слышал, что назревает крупная потасовка с поляком? Не боишься воевать?
– Пожалуй. Но я не оставляю надежду стать неплохим воином.
– Жаль, но пока ты всего не понимаешь. Это война, Бронте. Там убивают. Там боль и страх, там крики, кровь и смерть.
– Знал бы ты, уважаемый брат фон Штольц, где мне довелось побывать недавно, вряд ли ты задал бы такой вопрос, – мыслями Гектор вернулся к своим отважным предкам в мятежный Бронтекамм, но озвучивать воспоминания благоразумно не рискнул.
– Ты готов отдать жизнь за Великого магистра и Их первосвященство? – вопрос вывел новоявленного серого брата из оцепенения.
– Я готов отдать жизнь во благо Пруссии и сохранности ее земель. Для меня важно спокойствие в моей стране, и я никому не позволю его нарушить.
– Ладно, посмотрим, Гектор Бронте. У тебя еще будет повод доказать свою преданность Пруссии и ордену.
С этими словами фон Штольц поставил отметку в принесенном Гектором документе, скрутил его в свиток, обвязал веревочкой, накапал на узел воска и поставил свою печать. Затем старичок снова удалился на склад и вернулся оттуда с комплектом униформы для представителя второго сословия Тевтонского Дома Святой Марии в Иерусалиме.
Трапиер принес чистую белую тунику длиной до бедер, черную котту без рукавов, серые длинные полотняные штаны, состоявшие из двух отдельных штанин, сходящихся у гульфика, серый плащ, как у Йоганна, с Т-образным крестом. В гардероб также входила круглая шапочка с отворачивающимися наушниками и плоским верхом. В качестве обуви выдавались удобные мягкие сапоги из буйволиной кожи.
Что касалось постельного белья, то мальчишка-слуга притащил подушку-валик, матрац, набитый куриным пером, простынь и одеяло, набитое конским волосом вперемешку с ватой. Столовые принадлежности включали в себя глубокую плошку, выдолбленную из бука, и такую же ложку. Подобных щедрот Пес не видал даже в доме Бальтазара. И если здесь так заботятся о серых братьях, то что же тогда полагается рыцарям, не говоря уж о руководстве?
Получив казенное добро, а заодно размышляя о том, чем и как кормят в ордене, Гектор поспешил в казарму. Свободных коек было предостаточно. Несмотря на то что каждому рыцарю полагалось от пяти до десяти слуг, на самом деле при проживающих в замке пятидесяти братьях служебных было раза в три больше. Общий сбор трубили только перед непосредственным выступлением на неприятеля. В этом случае в крепость стягивались все призывные и после пересчета отправлялись на общий пункт сбора.
В мирное время в замке жили только те, кто составлял гарнизон, и их прислуга. Когда Пес зашел в казарму, то ему вслед сразу же посыпался целый град насмешек. Одни веселились, не надорвал ли бедолага спину, пока на карачках шарил в поисках лопухов, другие, что он не занес пару листиков сюда. Ни сил, ни желания вступать с солдафонами в перепалку у Пса не было, и он просто спросил, где спит полубрат Йоганн. После ответа прусс устроился на свободную койку рядом.
Вскоре послышался колокольный перезвон, означавший время дневной трапезы. Ремтер[63] для служебных находился в форбурге. Рыцари, за исключением провинившихся, ели у себя в конвентхаузе, в собственной столовой. Те же, кто был наказан, обязывались принимать пищу вместе со слугами. Перед приемом пищи они читали молитву, восхваляя Господа за «сие скромное угощенье и будущее пристанище в Его Царстве небесном». Тем же самым трапеза и заканчивалась. Пожалуй, это были единственные пункты устава, которые соблюдались за столом. Согласно кодексу тевтонов, братьям надлежало находиться в трапезной в полном молчании. Говорить позволялось лишь брату-священнику, который вслух читал отрывки из Священного Писания и Жития Святых.
На деле же молчали как раз священники, а братья галдели, как торгаши на базаре. По уставу принимать пищу братьям полагалось два раза в обычный день по два блюда и один раз одно блюдо во время постов. Это правило тоже соблюдалось, только рыцари частенько перекусывали в своих комнатах, не говоря уже о маршале, у которого вообще была собственная кухня.
На столе всегда присутствовали хлеб, а также каши из различных круп – овса, гречки и пшена. Из молочных продуктов братья лакомились сыром, маслом и творогом. Но основу рациона составляло, конечно, мясо. Как правило, это были говядина с телятиной, однако воины Христа не брезговали и свининкой. Все это запивалось не только чистой колодезной водой, но и пивом местного приготовления, медом со своих пасек, молоком с собственного хозяйства и плодово-ягодными винами, в изобилии хранящимися в орденских подвалах.
В постные дни, а также по пятницам мясо заменялось рыбой и яйцами. Словом, голодная смерть поборникам веры не грозила. При этом благочестия ордена хватало и на попрошаек, христарадников и прочих побирушек – все несъеденное отдавалось им, равно как и десятая часть всего выпекаемого в замке хлеба.
