Николай Прокошев - Семь крестов
Между тем, стараясь не терять времени зря, Пес решил сходить в замок, чтобы получше разузнать о требованиях вступления в орден. Конечно, стать полноправным членом он не мог: братья давали обет безбрачия. По уставу им запрещалось обнимать даже собственных матерей и сестер. Подавляющее большинство тевтонов строго соблюдали заветы стоявших у основания ордена магистров, но некоторые рыцари из тех, кто в прошлом отличался задорным нравом, по-своему трактовали отдельные пункты устава.
Горожане не раз наблюдали, как кое-какие братья на рассвете тайком семенили в замок из «Приюта мадам Шефре». А злые языки даже поговаривали, якобы у брата Гуго фон Мортенхайма есть трое детей от трех разных женщин. Да и Пес зарезал того рыцаря не в кирхе во время богослужения, а в трактире в разгар жуткой попойки. Но как бы там ни было, Гектор все-таки собирался жениться, а значит, рассчитывать на белый орденский плащ ему не приходилось.
Во-вторых, давая клятву, рыцарь соглашался служить ордену всю жизнь. Это требование тоже не устраивало Пса: он хотел послужить у тевтонов несколько лет, расплатиться с долгами и спокойно жить дальше. Другое дело, что с недавних пор прусс дал себе зарок больше не откупаться от военных сборов – хватит бегать. Если все побегут, то кто родину защищать будет? Мадам Шефре, тем более что это не ее родина? Память о Трудевуте обязывала становиться настоящим воином – честным и бесстрашным. Правда, сражаться толком Гектор пока не умел, но это не беда – рыцари на то и рыцари, чтобы обучать людей воинскому искусству.
На этот раз перед воротами стоял как раз тот стражник, которого Псу пришлось оглушить во время побега из темницы. Сторож-недотепа, резво подскочив к Гектору, схватил того за локоть и потащил во двор крепости. Противиться прусский дворянин не стал и, не возражая, выслушал нескончаемый поток оборотов речи, доселе никогда не слышанных.
Если верить охраннику, то беглеца, этакого проныру, шельмеца, плута и бродягу, ожидали нечеловеческие муки сначала на виселице, а потом в геенне огненной. Но, когда ворчавший всю дорогу охранник все-таки притащил Пса к хаускомтуру, его изумлению не было предела – тот махнул рукой, чтобы сопровождающий немедленно вышел вон.
– А-а, Бронте, явился, – брови фон Плотке сошлись у переносицы. – Много шуму бумажки твои наделали. Брат маршал лично повез их отцу Великому магистру. Сослужил ты добрую службу ордену, Бронте.
– Рад был стараться, брат хаускомтур. – Прусс слегка поклонился, отведя одну руку за спину. – Во время нашего последнего разговора брат фон Плауэн…
– Я знаю. Он сейчас отлучился по делу в Лабиау, но при этом не забыл оставить распоряжения на твой счет.
– Я слушаю, брат хаускомтур.
– Как я понял, ты не метишь в братья? Значит, пойдешь полубратом. Начальник гарнизона – брат фон Мортенхайм. В мирное время он главный среди солдат, – крепкая рука хаускомтура пригладила кустистую бороду. – Надеюсь, отлично сладите. Иди знакомиться.
Йоганн!
На зов фон Плотке мгновенно явился рослый угрюмый мужчина лет тридцати, в сером плаще, с Т-образным крестом, нашитым на место, где у человека находится сердце. Такой же крест был вышит на груди весьма опрятной льняной туники. Тонзура, аккуратно выбритая на голове молодого человека, свидетельствовала о его исключительной набожности.
Полубрат кивнул Гектору и пригласил пойти за собой. Они прошли к восточному флигелю крепости, поднялись через галерею наверх и постучали в дверь, расположенную недалеко от въездных ворот в замок.
Низкая дверь с тремя маленькими петлями отворилась, и из кельи наружу высунулась черноволосая голова мужчины в расцвете лет. Короткая стрижка и аккуратно расчесанные усы выдавали в нем человека не старше тридцати пяти лет. На дворе стояли теплые летние дни, поэтому усатый был одет по погоде: в белую навыпуск рубаху с широкими рукавами, свободные полотняные штаны, на ногах – мягкие войлочные башмаки. Как только улыбка озарила добродушное лицо старшего по гарнизону, Йоганн поспешил ретироваться, оставив Пса один на один с веселым тевтоном.
– Ты, должно быть, Гектор, малыш? – На удивление, у рыцаря присутствовали почти все передние зубы, чем обычные горожане похвастаться не могли. – Заходи, милости прошу в мою скромную обитель. Ну, смелее, чего топчешься?
– Спасибо, брат…
– Фон Мортенхайм, Гуго фон Мортенхайм.
– Да, брат фон Мортенхайм, – Пес шагнул внутрь покоев Гуго и убедился, что обитель была действительно скромной: низкий прямоугольный ночной столик, такая же низкая кровать и небольшой сундучок являлись единственными предметами мебели в этой малюсенькой келье. – Вижу, брат Мортенхайм, сегодняшние тевтонцы особо не жируют.
– А как же, малыш. – Это слово в очередной раз покоробило Пса, и Гуго, заметив это, опять улыбнулся: – Гектор, сколько лет ты мне дашь?
– Ну-у, от силы лет сорок.
– Потому ты и малыш, брат, мне – пятьдесят два года от роду. Спросишь, почему старость меня не коснулась? Есть, конечно, один секрет, но тебе его раскрывать я не имею права, не обижайся. Ну, так что привело тебя в Орден госпиталя Пресвятой Девы Марии Немецкого дома в Иерусалиме?
– Я слышал, что Пруссию в скором будущем неизбежно ожидает война. Вот и хотел бы помочь своей отчизне. Брат фон Плотке отправил меня к вам в подчинение.
– Скажи, Гектор, ты женат?
– Пока нет, брат фон Мортенхайм, но собираюсь на днях скрепить перед небесами союз с одной прекрасной особой.
– Свадьба… Свадьба это хорошо, – начальник прусса принял задумчивый и мечтательный вид. – Женщины… Ах, как жаль, что нам нельзя к ним приближаться. Устав, брат, дело такое… Ничего не поделаешь.
У Пса едва не вырвались ехидное «ну-ну» и наглая усмешка, но он сдержался. Пока брат Гуго объяснял ему, что война и вправду неизбежна и какие тяжкие времена ждут орден, Гектор представлял себе бегающих во ржи кудрявых ребятишек, отпрысков фон Мортенхайма. Когда детишки скрылись вдали, перед глазами возник образ усатого рыцаря, окруженного бесчисленным множеством оголенных распутных женщин из одного известного заведения. Но этот образ быстро рассеялся, потому что Пес поймал себя на мысли, а вдруг людская молва зря перемывает кости целомудренному брату? Что, если он на самом деле всего лишь жертва уличных сплетен и завистливых языков?
Отогнав от себя дурные наваждения, без пяти минут серый брат[57] принялся усиленно внимать рассказу рыцаря. Когда тот закончил свою вдохновенную речь, то сообщил Гектору, что все формальности улажены и за него поручился сам Генрих фон Плауэн. А это означало, что Псу надлежало расписаться в приказе назначения на службу в качестве полубрата Тевтонского ордена и получить на складе соответствующую одежду.
Прусс даже обрадовался, что его ввели в орден так скоро. Видимо, те инквизиторские записи действительно могли пригодиться римскому папе в противостоянии с авиньонским. Как бы там ни было, радостный Пес, насвистывая одну неприличную рыбацкую песенку, поспешил в солдатские казармы, где жили слуги и полубратья.
– Рано обрадовался, Псина ты доверчивая, – въедливый тон Бэзила, как всегда, испортил ликование Гектора. – Думаешь, тебя сюда позвали пиво пить и мясо жрать?
– А тебе какая разница? Я им бумажки принес, вот они меня и приняли за очень толкового и смелого бойца, – до жилищ солдат, обустроенных в форбурге, оставалось всего несколько шагов. – Сейчас познакомлюсь с напарниками, фон Плотке сказал – «хорошие люди». Думаю, отлично сладим. Я же все-таки солдат, а не подавальщик!
– Ну, давай, малыш, ты все, как всегда, лучше всех знаешь. Они ждут не дождутся, чтобы с порога тебя главным назначить и встретят как самого Великого магистра. Слава Псу, воину-победителю!
Пес ни на секунду не сомневался, что встретят именно так. Ведь он оказал ордену неоценимую услугу. Наверняка на его счет в казарму поступило специальное распоряжение. Одним словом, служивые должны быть в курсе. Каково же было удивление Пса, когда он переступил порог казармы – никто даже не поднял голову. Гектор Бронте представился. Это не возымело никакого эффекта, разве что один бритый наголо солдат язвительно обронил, мол, его двоюродный дядька знаком с самим Императором.
Никакого дела до Пса никому из присутствующих не было, пока он громко не рявкнул, что его прикомандировал сюда сам хаускомтур. Все равно никто даже ухом не повел, кроме низкорослого лопоухого немца, зашивавшего себе исподнее – он жестом подозвал Гектора к себе. Расстроенный прусс проследовал между наставленных рядами двухъярусных коек, на которых одни полубратья отдыхали, другие громко разговаривали, третьи откровенно на него пялились.
– Значит, так, Гектор Бронте, – ушастый даже не поднял глаз на представшего пред ним полубрата. – Бери с собой Йоганна и бегом на Ломзе[58].
