Лихоморье. Трилогия (СИ) - Луговцова Полина
Мортем продолжал раздраженно шипеть. Блаватская покачивала его на руках, точно капризного ребенка, поглаживала капюшон, похожий на полуспущенный воздушный шарик, и ласково приговаривала:
– Еще чуточку терпения. Они все получат по заслугам: и твой стервец, и моя мерзавка, и остальные.
Виола не понимала, о ком говорит Божена и чего добивается. Блаватская не оставила ей выбора, пригрозив отдать ее в руки злой колдуньи в случае, если она откажется призвать Каменного великана и направить его в пекло, чтобы потревожить спящего демона с огненным взглядом.
– Знай, что песня‑заклинание, которой ты обладаешь, была когда‑то украдена у могущественной ведьмы Лоухи, правительницы страны Похьолы, земли которой простираются по эту сторону Барьера! – сообщила ей Божена, когда Виола начала сомневаться в благих намерениях своей спутницы и поинтересовалась, действительно ли та была подругой ее родной матери. – Лоухи жаждет вернуть себе дар, что находится сейчас в тебе, и поверь, как только она до тебя доберется, тотчас растерзает твое тело на кусочки, чтобы извлечь его. Именно так она и поступила с твоей матерью! Лоухи не могла до тебя дотянуться, пока ты была в мире людей, но здесь тебе от нее не скрыться, если лишишься моего покровительства. Сама погибнешь и мать не спасешь! – Гнев, огнем полыхнувший в лисьих глазах Блаватской, сменился хитрым блеском. – Будь умницей, это гораздо лучше, чем вечные муки. Потом еще будешь меня благодарить.
Пещерные своды с треском расходились в стороны, принимая огромного гостя: Лунный чертог подстраивался под габариты Каменного великана. «Наверное, подобных гостей‑гигантов здесь еще не бывало», – подумала Виола, глядя, как каменное тело сшибает на своем пути ледяные наросты, и те крошатся под каменными ступнями, превращаясь в ледяную пыль.
– Он тут мне все разломает! – послышался за спиной недовольный голос Осдемониума.
– Подумаешь, ледышки! – фыркнула Божена. – Если хочешь, потом прикажу ему отстроить для тебя новый замок и еще одну темницу.
– А вот это дело! Надо бы обмозговать.
«Похоже, Блаватская решила, что и дальше будет распоряжаться мной и моим даром», – с грустью отметила про себя Виола.
Песня все еще лилась из нее непрерывными гласными звуками, заклиная Каменного великана исполнять ее волю.
– Он пришел! Хорошо, очень хорошо! – с восторженным придыханием воскликнула Блаватская. – Пусть теперь откроет врата в пекло!
Вратами служил круглый люк в полу: черный диск размером с небольшое озеро поблескивал, точно мутный вороний глаз, выпирая на молочно‑белом льду, устилавшем пол Лунного чертога. Густой пар валил от люка клубами, расползаясь во все стороны. Что‑то темное двигалось в этих клубах – скорее всего, те существа, которые утащили Марка в пекло.
Повинуясь песне‑заклинанию, гороподобный колосс опустился на одно колено, коснулся пальцами края люка, сдвигая его в сторону, и в том месте вспыхнула алым узкая щель. Из нее повалил черный дым, послышались далекие голоса – жуткие крики и злобный хохот. Запахло гарью.
Виола съежилась от ужаса, но продолжала тянуть мелодию. Осталось немного: сейчас Каменный великан шагнет в пекло, приподнимет на миг веко демона с огненным взглядом, а потом вернется назад. На этом его миссия будет выполнена. Если Блаватская не врет, то душа матери Виолы сможет покинуть пекло вместе с великаном, ведь она наверняка узнает его и сможет попросить, чтобы он помог ей выбраться.
Черный всполох пронзил пелену пара и с металлическим звоном вонзился в край люка, задвинув его обратно. Алая щель исчезла. От неожиданности Виола сбилась и замолчала. Осдемониум удивленно крякнул. Блаватская вздрогнула, Мортем соскользнул на пол и завозился под тканью хламиды.
В воздухе пронесся еще один всполох, нечто вроде черной зигзагообразной молнии, подвижный, но твердый, как сталь. Он ударил в лед рядом с Мортемом.
– С‑стервец‑с‑с… – донеслось из‑под хламиды. Капюшон приподнялся и стал похож на сгнивший гриб.
Из клубов пара выступил человек, в котором, на первый взгляд, не было ничего сверхъестественного, хотя метать молнии кроме него было больше некому: рост чуть выше среднего, худоват для атлета, но не тощий, темно‑русые волосы до плеч, строгие темно‑синие брюки, белая рубашка – вид как у прилежного студента, хотя он и казался немного старше этого возраста.
Это был Вольга. Виола ошарашенно вглядывалась в знакомое лицо, не до конца уверенная, что не ошиблась. Нет, точно Вольга, – разве что, золотого «обода» на лбу не хватает, но остался красный отпечаток, словно «обод» только что сняли.
– Всем привет! – Вольга вскинул руку и отдельно кивнул Виоле. – Рад, что с тобой все в порядке. Ну, да с таким защитником вряд ли тебе что‑то угрожает. – Он покосился на Каменного великана, безвольно свесившего руки вдоль тела в отсутствии указаний. – Скажи ему, пусть он тебя прикроет, пока я буду разделываться со всякой нечистью.
– С‑стервец‑с‑с… – Мортем вновь зашипел, рукав его хламиды взметнулся, провисая посередине, из его недр выплеснулось что‑то черное и, разбрызгавшись, запятнало лед у ног Вольги грязными кляксами.
Парень запрокинул голову и расхохотался, а потом спросил с издевкой:
– И это все, на что ты способен? Да я уничтожу тебя одним выстрелом!
– С‑смеш‑шно… – Внутри капюшона глухо заклокотало. – В тебе – моя с‑с‑сила.
– Во мне моя сила, которую ты отравил! – возразил Вольга, вскидывая подбородок. – И я пришел сразить тебя твоим же ядом!
– С‑с‑стреляй!.. – Мортем поднялся на ноги, если таковые, конечно, у него имелись, и распахнул полы своей хламиды. Внутри было пусто. То есть, совсем. Даже задняя часть хламиды, которая была видна снаружи, внутри отсутствовала.
«Вот она, черная бездна!» – ужаснулась Виола.
Вольга сделал бросок рукой. С пальцев сорвалась черная молния, влетела внутрь хламиды и исчезла. Мортем, состоящий, как выяснилось, из хламиды и пустоты, слегка покачивался из стороны в сторону, но точно так же он вел себя и до выстрела. Казалось, что удар молнией не нанес ему никакого ущерба. Зато Вольга вдруг захрипел, упал на колени и уперся руками в пол. Черные кляксы на льду зашевелились и, точно пауки, проворно взбежали вверх по рукавам рубашки. Наверное, они кусались, потому что Вольга отчаянно захлопал себя по телу, и на белоснежной ткани проступили черные пятна, словно места укусов на нем сочились черной кровью.
– Что ты сделал?! – закричал он, поднимая лицо, перекошенное от боли.
– Ты с‑сам вс‑се с‑сделал! – рассмеялся Мортем, на этот раз гораздо увереннее, чем раньше. – Ведь ты – это я! Отдельно тебя больше нет.
Вольгу била крупная дрожь. Черной жижи, похожей на кровь, вокруг него натекла целая лужа, тонкие извилистые ручейки бежали из нее в сторону Мортема.
– Кыс‑кыс‑кыс! – позвал Мортем, явно забавляясь, и ручейки ускорились.
Тело Вольги таяло со скоростью мороженого, вынесенного на солнцепек, постепенно превращаясь в эту жижу непонятной природы. Рубашка провисла на спине, и на ней не осталось ни единого светлого пятнышка, брюки сдулись, ботинки слетели с ног, а ноги тоже почернели и теряли форму, расплываясь прямо на глазах.
Как только первый ручеек достиг края хламиды Мортема, вся лужа в мгновение ока хлынула за ним вдогонку и с чавкающим звуком впиталась в ткань, оставив на льду лишь большое грязное пятно, на краю которого валялась одежда Вольги.
В наступившей тишине раздалось постукивание: Осдемониум проковылял к месту происшествия, орудуя мечом, как тростью. Остановившись возле пятна, он, кряхтя, согнулся и поскреб потемневший лед острым кривым ногтем:
– Чудеса‑а‑а…
Божена вышла из ступора и заохала:
– Мортем! Как красиво ты его сделал!
Она подхватила рукава хламиды, уже не казавшиеся пустыми, – под ними явно угадывались мускулистые руки – положила их к себе на плечи и закружилась в танце с демоном.
У Виолы от отчаяния подкосились ноги. Она села на лед и обхватила руками гудящую голову, пытаясь осмыслить увиденное. Что это было? Неужели Вольга погиб? А Божена‑то как рада, так бы и расцеловала этого Мортема, если бы у него нашлось место для поцелуя!
