Белая Кость (СИ) - Эль Кебади Такаббир Такаббир
— Породистое лицо, благородная осанка и нищая душа.
— Послушай, старик, мне некогда соревноваться с тобой в остроумии. Если ты действительно тот, за кого себя выдаёшь, скажи, что надо делать.
— Договориться с матушкой-Смертью могут либо чёрные души, либо великие. Нищим душам такие дела не по плечу.
— Ах ты ублюдок… — прошипел Киаран и молниеносно просунул руку между прутьями.
Магиз успел отскочить. Нестарческая прыть удивила.
— А тебе по плечу? — крикнул Киаран.
— Мне всё по плечу, — прозвучало из темноты.
— Сукин ты сын! — Киаран ударил факелом по решётке. — Иди сюда!
— Зачем?
— Докажи, что можешь это сделать. Сделай, и я вытащу тебя отсюда.
— Мне и здесь хорошо.
Киаран сплюнул на землю:
— Грязная свинья!
— Ладно, ладно! Я сделаю! — прозвучало из глубины камеры. — Принесите мне два сердца: молодой женщины и её новорождённого сына.
— Да пошёл ты! — процедил Киаран сквозь зубы. — Больной ублюдок… — И направился к лестнице.
Проходя мимо остолбеневшего надзирателя, сунул факел ему в руку. Оказавшись на свежем воздухе, похлопал себя по куртке, выбивая мерзкую вонь. Вытер ладони о конскую гриву. Запрыгнув в седло, подумал, что он ничего не говорил старику о роженице и младенце. Наверняка белые монахи сообщили ему последние новости. Клирики — твари! — разнесли по столице слухи о болезни королевы и её сына.
Солнце подбиралось к зениту, когда Киаран, сделав круг по городу, добрался до замка. Возле казарм гвардейцы полировали доспехи и точили мечи. Возле королевской конюшни конюхи чистили лошадей. Водовоз погонял ослика, впряжённого в повозку. Вода выплёскивалась из бочки и оставляла на гранитных плитах блестящие кляксы.
Под портиком Престольной Башни Киаран столкнулся с королём и, чтобы скрыть возникшую неловкость, низко поклонился:
— Ваше величество.
— Я подписал документы, которые вы оставили на моём столе, лорд Айвиль, — проговорил Рэн и сошёл с лестницы.
Киаран посмотрел ему в спину:
— Как состояние королевы?
— Ни хуже, ни лучше.
— Ваше величество!
Он обернулся.
— Я давно не упражнялся с мечом, — произнёс Киаран. — Боюсь потерять форму. Не составите мне компанию?
В лице Рэна что-то неуловимо изменилось: то ли складка на лбу стала не такой глубокой, то ли взгляд потеплел.
— Если не возражаете, тренироваться будем возле Женской Башни. Не хочу тратить время на беготню между павильонами, если меня позовут.
— Почему я должен возражать? — отозвался Киаран, спускаясь по ступеням.
Они направились к постройке, в которой хранились тренировочные поддоспешники и доспехи.
Киаран свистнул гвардейцу:
— Гони сюда толстозадых оруженосцев. — Покосился на Рэна. — Как ни зайду в казарму, они вечно что-то жуют.
Рэн улыбнулся:
— Распоясались.
— Распоясались, — поддакнул Киаран, в глубине души радуясь улыбке короля. Захотелось услышать его смех. — Ставлю пятьдесят золотых «корон» на то, что выбью у вас меч.
— Проиграете.
— Не проиграю.
— Тогда почему так мало ставите?
— Ладно, — кивнул Киаран. — Сто «корон».
— Двести «корон», и я принимаю пари.
— Я разорю вас за несколько дней.
Рэн рассмеялся:
— На крайний случай у меня есть настоящая корона. — Расстегнул верхнюю застёжку дублета, сделал вдох полной грудью. Протяжно выдохнув, сжал Киарану плечо. — Спасибо.
— 2.28 ~
Наконец приехала Таян. Первым делом юная служанка-знахарка заговорила боль, изводившую Дирмута. Затем со слезами на глазах поблагодарила травниц и знахаря за заботу о королеве, чем сразу расположила их к себе. И принялась готовить настои.
Через два дня жар спал. Янара даже сумела сесть и сделала несколько глотков бульона. Рэн помог ей подержать детей на руках. Таян рассказала о Бертоле, клюнула носом её в щёку, показывая, как малыш целуется. Янара посмеялась, опустила голову на подушку и провалилась в глубокий сон.
Радость окружающих длилась недолго. Янара не проснулась утром. Не открыла глаза и на следующий день. Попытки разбудить её не увенчались успехом. Худенькое лицо стало похоже на восковую маску, сквозь тонкую кожу на руках просматривались ниточки-вены, дыхание с трудом прослушивалось. Жизнь еле теплилась в изнеможённом болезнью теле.
Мать Болха растирала королеве руки и ноги. Лекари, Таян и Миула, сидя за столом в передней комнате, перебирали в мешках травы и засушенные плоды деревьев. Что лечить? Ни жара, ни кашля, ни рвоты, ни кровотечения. Только беспробудный сон.
Лейза наклонилась к Янаре и прошептала ей на ухо:
— Жди меня. Я тебя заберу. — Выйдя из опочивальни, обратилась к присутствующим: — У кого-то из вас есть вещь, которая очень дорога вам? С которой вы никогда не расстаётесь.
— У меня есть, — ответила Таян и вытащила из-за ворота платья маленький мешочек. — Мой амулет. В нём травы. Я никогда с ним не расстаюсь.
Лейза протянула руку:
— Дай мне. Я завтра верну.
Таян начала снимать шнурок через голову.
— Не надо, — остановила её Лейза. — Всё? Никто больше не носит памятные вещи?
— Я ношу, — отозвалась фрейлина Кеола. — Медальон. В нём локон моей мамы.
— Дадите мне до завтра?
— Конечно, — кивнула Кеола и выудила из-под воротника золотую цепочку.
— Не надо, — проговорила Лейза, ловя на себе непонимающие взгляды.
— У меня есть нож, — подала голос Миула.
— Ты готова мне его дать?
Миула полезла под юбку.
— Не надо, — отказалась Лейза и прижала кулак к губам.
Ей нужен якорь, который удержит её в этом мире. Такой якорь, который заставит вернуться и выполнить клятвенное обещание. К Рэну идти бесполезно: он всё отдаст матери. И Киаран отдаст не задумываясь.
Лейза уже хотела пойти к королевским гвардейцам, когда из опочивальни раздался голос Болхи:
— У меня есть памятная вещица. Ангелочек. Мой брат вырезал его из белого ясеня.
Лейза вернулась к кровати больной:
— Можешь дать его до завтра?
— Нет, миледи, не могу, — виновато улыбнулась Болха, поглаживая ноги Янары.
— Я ничего с ним не сделаю.
— Простите, миледи. Эта вещь мне очень дорога.
— Пожалуйста, — не отставала Лейза.
— Он сломается.
— Не сломается.
— Сломается! — упиралась Болха. — Он очень хрупкий. Я как-то обронила его и не заметила. Наступила нечаянно и отломала крыло. Куда оно потом делось — не знаю.
— Или дай мне вещицу, или уходи.
Монахиня побледнела. Её губы задрожали.
— Так нельзя.
— Можно, — стояла на своём Лейза. — Уходи!
Болха прикрыла ноги Янары одеялом и с понурым видом пошла к двери.
— Я, Лейза Хилд, мать короля, клянусь, что верну тебе, мать Болха, памятную вещь в целости и сохранности.
Монахиня замешкалась у порога.
— Я клянусь всеми богами, что утром вложу в твою ладонь то, что тебе дороже всего на свете.
Помедлив, Болха распорола шов на лифе монашеского одеяния и вытащила из потайного кармашка деревянную фигурку однокрылого ангела.
Поздно вечером Лейза отправила Рэна спать в соседние покои. Дождалась, когда по комнатам разойдутся слуги и лекари, и попросила Миулу проследить, чтобы никто не вошёл в опочивальню королевы.
Сжимая в кулаке фигурку ангела, легла рядом с Янарой:
— Милое дитя, покажи мне, где ты. — Закрыла глаза и принялась монотонно повторять про себя: «Спать… спать… спать…»
Тишину разорвал детский плач. Лейза подняла голову. На столбе болталось тело юноши. Две монахини тащили девочку к телеге, а она тянула руки к висельнику и рыдала.
— Болха! Прекрати! — прозвучал суровый голос. Из туманной дымки возник пожилой человек в шерстяном плаще и с коротким мечом на поясе. — Отмолишь его грехи, и я тебя заберу.
Не забрал, уныло подумала Лейза и скользнула взглядом по тесной комнате с крошечным окошком под потолком. Келья. Посмотрела на ушаты с замоченным бельём и девочек-послушниц, колотящих кого-то в углу. Прачечная при монастыре…
