Владимир Васильев - Техник Большого Киева
Впрочем, бульдозеры, в принципе, приручались. Только вот использовать их было трудно – они мало на что годились, были тихоходными и неповоротливыми. Разве что дома ломать – но кому из живых могло придти в голову ломать дома? А вот в местах, где дома растут, бульдозеров, говорят, встречалось много, но что они там делали оставалось загадкой, потому что машины в таких местах двигались только ночью и в полной темноте. Да еще ревниво следили, чтоб никто из живых рядом не шастал. Да и к тому же растущие дома – большая в городах редкость. Один-два раза лет в сто встречаются. Пард, например, ни одного пока не встречал. А Гонза рассказывал, что видел как росла шпиль-многоэтажка на Соборной сорок семь лет назад. Еще не небоскреб, но уже весьма высокое здание. Говорил, ночь машины пошумят-пошумят, а наутро глядь – этаж-другой вырос. За три недели, говорит, и отросла. А машины потом сбились в колонну и куда-то уползли. Даже забор с собой прихватили, что место роста огораживал.
Пард хлебнул и вновь обратился к Кэпу:
– Так что получается… Вот, если на «Корсар» торпедник кинется, то все? Буль-буль?
Кэп пожал плечами:
– Ну, не факт, вообще-то. Во-первых, они только кажутся грозными – далеко не всегда они пускают торпеды. Во-вторых, далеко не у всех торпеды есть. Так, попалит из пулеметов и, глядишь, отстанет. Но это в том случае, если сопротивляться. Пулевой стрельбы они не шибко боятся, они ж бронированные. А вот гранат и ракет – опасаются. В общем, можно их отогнать, как и любую дикую машину. Если с умом. Если знать их нравы и повадки. Я – знаю, если это тебя интересует.
Кэп тоже отхлебнул.
– Ну, доволен? – спросил он.
Пард поспешно кивнул.
– Надо же будет шефа успокаивать, – правый глаз сам собой подмигнул яхтсменам. – Он же меня великим мореплавателем считает…
Кэп фыркнул.
– Мореплаватель… Что ж ты в прошлый поход к Крыму про торпедники не спрашивал? Или когда чуть в Бухарест не ушли?
– Не спрашивал? А ты вспомни на каких бровях мы шли! Я только за Кинбурном протрезвел, да и то ненадолго. А после Бухареста меня вообще на берег сгружали, вспомни…
– Что было, то было… – вздохнул капитан. – Кутняк тогда «Пьяную лодку» по десять раз на дню крутил да слушал, затрахал нас по самое не могу.
– А чего? – Кутняк пожал плечами. – Хорошая песня. Мне нравится. И, главное, название подходящее. Кстати, а где там рыбка была?
– А вот! – Пард вытащил пакет с таранью. Некоторое время народ блаженно потягивал пиво под рыбу, а разговор тек в общем-то ни о чем.
Мало-помалу опростали и канистру, и вторую «Гайдабуровки». Остались только бутылки из-под «Кола-копты». Решили сниматься и идти к Родникам, перехватывать «Рихтер».
– Давай, шевелись, макрель его через пролив! – Кэп подпустил в голос капитанских ноток. – Пард, уберешь тут со столика, ладно?
– Ага, – Пард послушно сгреб шелуху и кости в опустевший пакет из-под рыбы и стал сосредоточенно протирать стол.
– Чего ты там трешь? – подозрительно спросил Кутняк с палубы, пригнувшись и заглядывая в каюту.
– Ну, – растерялся Пард. – Крошки всякие…
– А что, остались крошки? – несказанно удивился Кутняк и вздохнул: – Стареем, братец… Теряем форму.
Пард в ответ только хмыкнул: уж больно сокрушенный у Кутняка был тон.
«Корсар» разворачивался к ветру. Казалось, палуба теперь шатается куда сильнее, чем когда отходили. Но Кутняку и Кэпу было равнобедренно: эти в любом состоянии на ногах держались крепко, если находились не на суше. Да и Xor с Гайдабурой тоже. Вот Парду – Парду, да, стало сложнее сохранять равновесие. Но он старался.
– Хватит сачковать, – скомандовал ему Кэп. – Садись на стаксель.
– Я? – удивился Пард. – Я не умею.
– Так учись!
На плечо Парду легла смуглая рука полуорка и он послушно сел на банку. В ладонях оказался шершавый шкот.
– Держи! Да крепче, крепче!
Пард уперся ногами и что есть мочи потянул шкот на себя. Парус отозвался упругим усилием, и «Корсар» слегка накренился, но и пошел быстрее.
Минут через пять Кэп скомандовал:
– Поворот!
Пард уже знал что делать: сперва пригнуться, чтобы гиком по башке не звездануло, потом пересесть на банку по другому борту и снова держать шкот. Все то же, но зеркально. Яхта то кренилась, сильно заваливаясь набок, так, что к борту близко-близко подступала беспокойная вода, то снова выпрямлялась, целясь мачтой в низкое облачное небо.
– Не боись! – подмигнул ему Кутняк. Не ляжем. – Формулы яхтинга знаешь? Чем сильнее крен, тем больше сила, которая заставляет яхту выпрямиться. А иначе бы уже все валялись парусами по волнам…
Пард не то чтобы боялся – понимал, что раз ходят на яхтах, значит те для этого и приспособлены. Просто близкая вода внушала уважительный и смутный восторг.
«Корсар» шел галсами, пока на траверзе не замаячила Матвеевка. Река здесь делала широкую излучину; ветер дул теперь точно в корму и колдунчики вытянулись вперед по ходу яхты.
– Бабочку! – скомандовал Кэп и, взглянув на Парда, смилостивился: – Ксор, сядь на шкот, пусть это отдохнет…
«Это», то есть Пард, обрадовался: кисти уже заметно ныли от напряжения.
Грот и стаксель теперь были раскинуты в разные стороны от мачты, действительно напоминая крылья огромной бабочки. «Корсар» пошел бойчее. Но даже Пард знал, что бакштаг в смысле хода все равно лучше ветра в корму.
Сначала закончилась пиво в первой бутылке из-под «Кола-копты», потом во второй, а у самого камышиного острова – в третьей. Камыши были совсем рядом – метров полста.
– Не сядем? – недоверчиво спросил Кутняк, глядя на непроглядный частокол зеленых стеблей.
Кэп лихо развернул яхту к левому берегу.
– Не. Не сядем, – уверенно сказал капитан.
Ветер наполнял паруса, но камыши почему-то оставались такими же близкими.
– Ага, – сообразил Кутняк. – Конечно, тля, не сядем. Мы, тля, уже сидим, макрель его через пролив!
– Да? – спросил капитан и внимательно поглядел за борт. Взгляд у него плыл – впрочем, как и у остальных. – А ну, давай на правый борт!
Все переместились. Яхта накренилась, но сидела так же прочно и надежно.
– Щаз я на на топенант влезу… – сказал Кутняк и пошел к мачте. Повозившись со снастями он вдруг повис на тонком конце, который тянулся к самой верхушке мачты. «Корсар» стал крениться все сильнее и сильнее.
Кэп проворно выбрался из-за руля, влез ногами на гик и лег на парус, сложив руки на груди. Яхта накренилась еще сильнее, так что Кутняка опустило к самой воде и макнуло чуть не по пояс.
– Мама! – сказал Кутняк чужим голосом и проворно полез вверх по топенанту, скрежеща мокрыми джинсами. – Вода-то холоднющая!
– Да и день не теплый, – проворчал Гайдабура, привалившись к мачте и задумчиво глядя в небо. По небу ползли назкие серые тучи, косматые, как бродячие псы.
Кутняка опускало в воду быстрее, чем он карабкался по неподатливой тонкой снасти, и Кутняк беспрерывно ругался.
– Ксор, греби! – скомандовал Кэп.
Xor заработал рулем, как веслом, и от первого же могучего гребка Кутняк с воплем сверзился с топенанта в воду. «Корсар» сразу выпрямился.
Пард кинулся к борту спасать Кутняка, но тот побарахтался всего миг и вдруг встал на ноги – глубина была еле-еле по пояс. Пард протянул ему руку.
– Толкать надо! – тоном знатока сказал Xor. И ушел вслед за Кутняком в каюту.
Кэп с Гайдабурой пока закурили и завели какой-то малопонятный Парду разговор о разборках в яхтклубе. И сильно увлеклись.
Тем временем Xor разделся донага и осторожно сполз в воду, сразу покрывшись гусиной кожей – вода была и впрямь холодная. Кутняк, сменив куртку и отжав джинсы, снова полез на топенант. Кэп вместе с Гайдабурой легли на грот, а греб теперь Пард. Яхта до предела завалилась на борт, но сидела прочно. Xor изо всех сил толкал в нос, но она и не думала разворачиваться.
– Грот убрать надо! – сказал Xor с досадой. – Ветер же, я его не перетолкаю.
Кэп с Гайдабурой продолжали беспечно лежать на парусе и болтать, не обращая внимания на призывы Xora. Орк в перерывах между усилиями повторял, что нужно убрать грот, все безрезультатно. Наконец ему надоело, он выбрался из воды, подошел к мачте и что-то там отвязал. Парус с хлопком ослаб, и такого подвоха не ожидавшие Кэп с Гайдабурой со сдвоенным воплем бултыхнулись в реку. От рывка сбросило и Кутняка с топенанта – на яхте остался один Пард.
– Ну, Ксор! – оскалился капитан. – Ну урод!
– Е-мое! – сказал Гайдабура грустно. – А у нас все питье кончилось, и отогреться нечем…
Минут десять народ злобно отжимал одежду; у Кэпа-то с Кутняком было во что переодеться, а вот Гайдабуре приходилось похуже. Единственно сухим оставался Пард. Впрочем, у предусмотрительно раздевшегося Xor'а одежда тоже сохранилась в порядке.
«Вот что значит жизненный опыт», – мимоходом подумал Пард.
Они пробовали сняться и так, и сяк, сумели даже развернуть яхту, но сидеть она продолжала как вросшая.
