Александр Тюрин - Меч космонавта

Александр Тюрин

Меч космонавта

Посвящается встречающим меня

ЧАСТЬ I

Возлюби самого себя, насколько сможешь.

Ясень я знаю

По имени Игдрассиль,

Древо жизни, омытое

Влагою мутной,

Росы с него,

На долы нисходят,

Над источником судьбы Урд

зеленеет он вечно.

1. “О пользе чтения”

Четкий прием. Симплекс.

“…Земля наша Темения велика, и рожь с пшеницей на ней колосятся обильно, скотина умна да послушна, стоят два больших городища, Теменск и Березов-на-Туре, а в Теменском море полно красной рыбы и тучных китов, бабы у нас обильны телом и плодовиты, войско бравое, лихое, посему с успехом отражает набеги тюрков и прочих азиатцев. Даже безбожный властитель Ван Шэнь, насылающий лютые орды морских разбойников, не насытился победой над нами. Уже десять лет тому, как положен предел языческому поганству и земля наша стала обителью второевангельской веры. Божественным произволением был явлен Пророк и Святой Учитель по имени Ботаник. Он научил, как возлюбить самого себя на радость людям и Богу. Лютые бесы из Храма Нечистоты изорвали его чистую плоть на тьму мельчайших кусочков, инда ничего крупнее пылинки и не сохранилось, однакоже воскрес он в виде Крестного Древа Жизни, каковое проросло к престолу Господа. Так открылась нам, рабам Божьим, дорога в цветущий вертоград Вечности…”

“Книга для отроков и отроковиц”. Словопечатная мастерская при дворе Его Царского Величества Макария Второго. 10 год от Святого Одервенения Учителя нашего Ботаника.

2. “Проигрыш победителя”, АВГУСТ 2075 г. (месяц сытень 10 года от Св.Одервенения.)

Помехи. Настройка канала. Четкий прием. Симплекс.

Яреющий ветер сбирал морщины на лице моря и подгонял крутобокие джонки к берегу. Тот имел облик пустынный, лишь коло кромки воды, в обширных лужах копошились пернатые, выискивая мелкую морскую живность, хиреющую на суше после отлива. Чуть поодаль, над невысокими скалами иные птицы хороводили в воздухе, но, в основном, важно стояли на часах подле своих гнезд. Чайки и гагары уже не суматошились, ибо свыклись с непрошенными, но смирными гостями. Те стыли на скалах почти не шевелясь, стараясь не громыхать доспехами и оружием. Лишь изредка доносился смущенный чих или виноватый кашель. Однако птицы относились к этим нездешним звукам как будто с пониманием.

Участок берега, к коему стремились корабли, образовывал вместительную бухту, защищенную от волн, с довольно узким проходом меж двух отмелей. Саженях двадцати от берега первая джонка бросила якорь, и прямо в воду с ее бака посыпались нездешние люди. Одновременно с бортов спускались ялики, протягивались длинные сходни, слетали бревна, из которых умелые руки вязали хлипкую пристань. И вот уже крепкие немало кривые ноги моряков стали месить прибрежную грязь. И щебечущие звуки голосов, и халаты, и круглые шапки, и сапоги с загнутыми носами выдавали в них воинов владыки китаев Ван Шэня.

Корабли приставали к берегу один за другим. Под скудными утренними лучами двух солнц носились и заполошно кричали птицы, пара грязных песцов, злобно кашлянув, почесала в болотистую даль. Никогда еще сей брег не знал столь кипучего движения двуногих. Здесь были и ратники в узорчатых шипастых панцирях, с мечами-секирами “квандо” в руках, и стрелки с большими щитами и длинноствольными ружьями на сошках, и легкая пехота с пиками-многозубцами, в когтистых перчатках и остриями на сапогах. На древках трепыхались красные стяги с иероглифами Шэнь — жизненного духа, каковой наполняет недолговечные сосуды человеческих тел. На те же древки насажены были высохшие головы могучих врагов, чья сила Ци вечно теперь служит победителям. По чертам сморщившихся мертвых лиц, по обрывкам головных уборов угадывались и обезьяновидные жители южных островов, и эбеновокожие гиганты Африки, и неукротимые туркийские воины, и даже ландскнехты верхнегерманского кайзера.

Погонщики выводили из воды на песок приземистых волосатых слонов; выплывали к берегу на мохнатых носорогах, чьи схожие с глыбами головы были защищены щитками, а рога окованы железом; по шатким мосткам силачи-звероводы направляли своими твердыми руками рыкающих саблезубых тигров, облаченных в кольчуги.

И вот уже на прибрежной полосе скопилось не менее трехсот воинов, вглубь суши двинулись следопыты на быстрых конях-единорогах, на скалы стали карабкаться разведчики, используя для камнелазанья “кошачьи когти” и цепы с якорьками.

Егда некоторые из скалолазов должны были наткнуться на тех воинов, что смирно стыли на камнях, загаженных птицами, грохнул залп из ружей и картечниц. Он смел разведчиков, следопытов и проредил толпу моряков. Следующий залп, к коему добавились ядра легких мортир и пороховые ракеты, затянул дымовой пеленой и прибрежные камни, и высадившихся шэньцев. Засим грянуло еще несколько залпов, отчего моряки частью ринулись вместе с обезумевшими носорогами в узилище между скал (каковое вело далее вглубь суши), другие стали карабкаться вверх по камням, гоня перед собой тигров, третьи суматошно бросились обратно к своим джонкам.

А со скал посыпались люди совсем иной наружности, коих было бы легко пересчитать — однако не гнездилось трусливое томление в их сердцах, не текло безволие в жилах. Окромя того, сверху им шэньские мореходы видны были как на ладони инда напоминали стаю ос, растревоженных громом и огнем. Воины, ринувшиеся из засады, облачены были в высокие меховые шапки и красные сапоги, серые кафтаны или чекмени — одежда выдавала в них подданных теменского царя Макария Второго. Теменцы стреляли из широкоствольных пистолетов, а засим рубили неприятеля длинными слегка изогнутыми мечами. Те, воины, что помощнее, искусно орудовали бердышами. Одни шли вперед молча, стиснув горячие зубы, другие возносили истошные крики: “Конец сукам долбанным во славу царства Теменского!” Теменцев сопровождали крепколапые боевые псы и медведи в кожаных нагрудниках с пришпандоренными металлическими бляхами и шипами.

Тем временем мортиры ударяли по кораблям, по мосткам временной пристани, по яликам. Ужо щепья, доски и разбитые снасти усеяли воду, там и сям мелькали головы шэньских моряков, пытающихся удержаться на поверхности и призывающих помощь жалкими словно бы птичьими криками. Некоторые джонки быстро подняли якоря и, преодолевая встречный ветер, направились к горловине бухты. Однако же к переднему из кораблей устремилось на веслах несколько теменских лодок, мгновенно выскользнувших из-за мыска. Моряки-китаи наслали на них облака пуль и ядер, но половина из утлых суденышек достигла бортов джонки. Лодки уже горели, когда находившиеся в них теменцы вонзили крючья в обшивку шэньского корабля — дабы сцепить борта намертво. После того теменские воины попрыгали в воду и резво поплыли обратно, а брандеры взорвались. Получив зияющие пробоины, джонка с треском и скрипом ломающихся снастей осела в воду, затем легла на дно. Однако над поверхностью осталась высокая корма, превратившаяся в громадное кострище, и мачты с тающими в огне парусами. Другое судно, тщившееся проскользнуть между горящим остовом и отмелью, застряло в узости из-за сильного порыва бокового ветра и тоже заполыхало. Шэньские моряки с гибнущих судов кидались в воду, чая вплавь добраться до берега. Из-за их белых шапок казалось, что море покрылось пеной. Впрочем “пена” сия вскоре окрасилась красным. Головы несчастных резко уходили в пучину, а над поверхностью воды появлялись тугие животы бултыхающихся людоедов, привлеченных запахами крови и страха — касаток-убийц, морских медведей, коих еще прозывают белыми, спинорогих морских змеев.

После того всем шэньским мореходам, еще остававшимся на своих кораблях, ничего лучшего не придумалось, как устремиться на берег. Однако они высаживались на сушу не скопом, а волнами — по мере того, как сокрушались их товарищи, пытавшиеся вырваться из “котла”. Впрочем, теменцам такоже приходилось не сладко. Многие китаи давно опамятовались и теперь, обретя небесное спокойствие, применяли заученные с младенчества правила ратоборства, посылая свою жизненную силу на разрушение телесности противника. Шэньские воины стелились по земле, коля и подрубая снизу, взмывали в воздух, нанося удары сверху, скакали и прыгали, вращая мечами-секирами и исторгая из глоток жуткие рыки, с которыми могло соперничать толико рычание рассвирепевших тигров.

Усмирить секирного бойца сумела бы разве что пуля или цеп, захлестнувший его руки и ноги. А лютого саблезубого тигра удавалось остановить лишь стаей презлобных псов. Они остервенело терзали его бока зубами и шипами, а он расшвыривал их сокрушительными шлепками или мгновенно умерщвлял своими клыками длиной в локоть — но тут поспевала к нему пуля или кроящий удар бердыша. Толстую волосатую шкуру носорогов все же пробивали колья, загодя врытые в землю, прикрытые кустарником или притопленные в ямках.