Джо Аберкромби - Красная страна
– То, что вы выбросили, – проворчал Темпл достаточно тихо, чтобы его не расслышали в кутерьме.
– Да, – рассуждал Коска. – Скоро освободится место для нового капитан-генерала. – Он обвел широким жестом переполненную душную комнату. – Все это станет твоим.
Изнутри лачуга представляла собой один сплошной кавардак. Свет единственной лампы с трудом пробивался сквозь завесу трубочного дыма. Слышались выкрики на нескольких языках и смех. Два крепких северянина боролись, может, понарошку, а может, намереваясь убить друг друга, люди то и дело отскакивали от них. Два уроженца союза и имперец негодовали, что стол, за которым они резались в карты, толкнули и бутылки их едва не свалились. Трое стирийцев, развалившись на тюфяке в углу, передавали друг другу трубку с «дурью», находясь на тонкой грани между сном и явью. Балагур сидел, скрестив ноги, и раз за разом выбрасывал кости, наблюдая с выпавшими очками с такой сосредоточенностью, будто на гранях вот-вот появятся ответы на все вопросы мира.
– Постойте… – пробормотал Темпл, запоздало осознав слова Коски. – Моим?
– А кто из них больше подготовлен? У кого самое лучшее образование, мальчик мой? Ты очень похож на меня, Темпл, я всегда это говорил. Великие люди часто движутся в одном и том же направлении. Это Столикус сказал?..
– А вы?
– Мозги, мальчик мой, мозги. – Коска пригладил засаленные седые волосы. – Твои моральные препоны иногда бывают излишне жесткими, но они, как правило, смягчаются, когда приходится делать нелегкий выбор. Ты можешь красноречиво говорить, умеешь выявлять слабости людей, и, самое главное, ты разбираешься в законах. Решение вопросов силой выходит из моды. Я имею в виду – для него всегда найдется место, но законы, Темпл, всегда обеспечат тебя деньгами.
– А как насчет Брачио?
– Семья в Пуранти.
– Правда? – Темпл глянул на Брачио, который усиленно тискал толстуху из народа кантиков. – Он никогда не упоминал…
– Жена и две дочери. Кто станет говорить о семье с отребьем вроде нас?
– А Димбик?
– Тьфу! Он же напрочь лишен чувства юмора.
– Джубаир?
– Разума, как у сливового желе.
– Но я не боец! Я – сраный трус!
– Замечательное качество для наемника. – Коска задрал подбородок и поскреб шею желтыми ногтями. – Я достиг бы большего, если бы уважительно относился к опасностям. Не думай, что тебе придется лично размахивать сталью. Главная работа – разговоры. Бла-бла-бла и широкополые шляпы. Важно знание, когда можно не держать слово. – Он погрозил кривым пальцем. – Я всегда был чертовски порывист. Чертовски мягок. Но ты… Ты подлый ублюдок, Темпл.
– Я?
– Ты бросил меня при удобном случае и нашел новых друзей. Потом, когда почуял выгоду, бросил их и вернулся без каких-либо объяснений!
– У меня было ощущение, что в противном случае вы бы меня убили, – попытался оправдаться Темпл.
– Это мелочи! – отмахнулся Коска. – Я решил, что через какое-то время ты станешь моим преемником.
– Но… меня никто не уважает.
– Потому, что ты сам себя не уважаешь, Темпл. Сомнения и нерешительность. Ты слишком много переживаешь. Но в конце концов тебе придется что-то решать, иначе ты не решишься никогда. Преодолей это, и ты станешь прекрасным генералом. Одним из великих людей. Лучше меня. Лучше Сазайна. Даже лучше, чем Муркатто. Но тебе следовало бы поменьше пьянствовать. – Коска отбросил пустую бутылку и зубами вытащил пробку из следующей. – Дурная привычка.
– Я не хочу так жить дальше, – прошептал Темпл.
– Ты все время так говоришь. А все равно ты здесь.
– Надо отлить, – пошатываясь, поднялся Темпл.
Ледяной воздух толкнул его с такой силой, что он едва не упал на одного из охранников, стоящего с кислым лицом из-за необходимости оставаться трезвым. Темпл прошел вдоль деревянного борта чудовищного фургона Наставника Пайка, размышляя, насколько он близок сейчас к несметным сокровищам, мимо бодрствующих лошадей, из ноздрей которых валил пар, сделал несколько нетвердых шагов к деревьям, чтобы смолкли звуки попойки, сунул бутылку в снег и расстегнул штаны непослушными пальцами. Было дьявольски холодно. Запрокинув голову, он смотрел на небо, где сияли яркие звезды поверх черных очертаний веток.
Капитан-генерал Темпл. Как мог бы оценить это Хаддиш Кадия? Как мог оценить это Бог? Ведь он всегда хотел как лучше.
Только лучшее всегда оказывалось полным дерьмом.
– Бог! – выкрикнул он в небо. – Ты там, ублюдок? – Вполне возможно, Он был тем самым скаредным убийцей, о котором толковал Джубаир. – Тогда… дай мне знак, что ли? Маленький такой знак. Настав меня на путь истинный. Толкни меня тихонько локтем.
– Сейчас я тебя как толкну локтем.
Он застыл на миг, продолжая отливать.
– Бог? Это ты?
– Нет, дурень.
Послышался скрип – кто-то вытащил его бутылку из снега.
Темпл обернулся.
– Я думал, ты уехала.
– Вернулась. – Шай подняла бутылку и отхлебнула из горлышка. Половина ее лица пряталась в темноте, а вторая освещалась пламенем костров. – Думала, ты оттуда никогда не выйдешь, – сказала она, вытирая губы рукавом.
– Ты ждала?
– Немножко. Ты напился?
– Немножко.
– Это хорошо для нас.
– Это хорошо для меня.
– Я вижу. – Она быстро оглядела его с ног до головы.
Темпл понял, что стоит с расстегнутыми штанами, и принялся возиться с завязками.
– Если хотела взглянуть на мой конец, могла бы просто попросить.
– Несомненно, эта штука надолго западает в память, но я приехала не за ней.
– Нашлось окно, через которое можно выпрыгнуть?
– Нет. Но мне может понадобиться твоя помощь.
– Может?
– Если все пройдет гладко, ты вернешься и будешь заливать свое горе.
– У тебя часто все идет гладко?
– Нечасто.
– Это, наверное, будет опасно?
– Немного.
– Правда, немного?
Она отпила из бутылки.
– Неправда. Много.
– О, Боже… – пробормотал он, потирая переносицу и желая, чтобы темный мир перестал вертеться. Вечные сомнения – вот главная его беда. Нерешительность. Излишнее волнение. Он пожалел, что много выпил. Тут же пожалел, что мало выпил. Он ведь просил знак свыше, верно? А почему он просил знак свыше? Да просто был уверен, что никогда его не получит.
– Что ты задумала? – спросил он очень тихо.
Острые осколки
Экзекутор Вайл просунул палец под маску, чтобы почесать мелкие потертости. Не худшая часть работы, и все же не очень…
– Э, это, того вот… – Он перетасовал карты, как будто это могло сделать его руку более удачливой. – Я осмелюсь предположить, что она уже кого-то нашла к этому времени.
– Если у нее есть здравый смысл, – согласился Пот.
Вайл хотел стукнуть кулаком по столу, но испугался, что ушибется, и отдернул руку.
– Вот это я называю предательством! Мы, как предполагалось, должны присматривать друг за другом, а ты все время достаешь меня!
– Я никогда не обещал, что не буду доставать тебя, – сказал Пот, сбрасывая карты и вытаскивая две новые из колоды.
– Уважение к его величеству, – отчеканил Болдер. – Повиновение его высокопреосвященству, безжалостное искоренение всякого рода мятежей, но ни слова о том, чтобы за кем-то присматривать.
– Но согласитесь, это неплохая идея, – проворчал Вайл, снова поднимая неудачливую руку.
– Ты путаешь выдуманный тобой мир с тем, чем он является на самом деле, – заметил Болдер. – В который раз.
– Немного дружбы – все, о чем я прошу. Мы все в одной лодке, причем дырявой.
– Тогда черпай воду и прекрати ныть. – У Пота под маской тоже пряталась ссадина. – До сих пор ты только хныкаешь. Еда. Холод. Болячки под маской. Твоя невеста. Мой храп. Привычки Болдера. Суровость Лорсена. Этого достаточно, чтобы любой человек рассвирепел.
– Даже если трудностей не больше, чем в самом начале, – поддержал его Ферринг, который, не принимая участия в игре, сидел большую часть времени, взгромоздив ноги на стол. Он мог предаваться ничегонеделанью просто противоестественно долго.
– Твои сапоги – самая гребаная трудность, – глянул на него Пот.
– Сапоги как сапоги, – Ферринг ответил пронзительно-синим взглядом.
– Сапоги как сапоги? К чему это ты? Сапоги как сапоги!
– Если вам не о чем поговорить, то могли бы задуматься – не лучше ли помолчать, как он, – Болдер мотнул крупной головой в сторону пленника. – Вырвите страницу из его книги. – В ответ на вопросы Лорсена старик не издал ни звука. Ну, разве что рычал, когда его прижигали. И смотрел, прищурившись, а среди татуировок блестела вспотевшая кожа.
– Думаешь, ты вытерпел бы прижигание? – Взгляд Ферринга уперся в Вайла.
Тот не ответил. Он не любил размышлять о прижиганиях. Он не любил жечь людей, не важно какие клятвы он давал, в каких там мятежах, убийствах или резне пленный принимал участие. Одно дело, рассуждать о правосудии, находясь отсюда за тысячу миль, и совсем другое – прижимать раскаленный металл к коже. Он вообще не любил об этом размышлять.
